Мифотворчество дискурса новостей как социальная реальность

Исследуются новости как феномен социальной реальности. В современном информацион­ном обществе новости, факты теряют свое первоначальное значение. Они заменяются на по­литически или идеологически ангажированные метанаррации, легитимация которых ставит­ся под вопрос. Истин много, но ни одна не имеет преференций на статус абсолютной истины. Истины формирует субъективность, которая утопает в океане альтернативных реальностей. Информационная многомерность соотносится не с реальностью, а с нашим восприятием ре­альности, она создает это восприятие — расколотое, плавающее и одновременно уставшее от состояния этой расколотости и дрейфа.

Ключевые слова: информационное общество, новости, информация, субъект, средства мас­совой информации, миф.

В эпоху всеобщей информатизации происходит нарастание потока информа­ции, но переизбыток информации ведет к ее исчезновению в реальности, к пере­дозировке, дезинформации и энтропии. Вся реальность превращается в текст, в совокупность составляющих сообщения кодов, знаков и символов, которые обо­значают модель реальности. Реальность в информационную эпоху трансформиру­ется в собственную модель, территория становится картой, где истинные и ложные суждения переплетаются. С ростом влияния СМИ и скоростных интернет-потоков информации становится много, человек теряется в ней, утопая в массмедийном море сообщений. В этом ареале повышенного шума исчезает и real бытие. Техно­логии информатизации действуют настолько быстро, что культура и человеческое мышление не успевают их подчинить себе. Хаос СМИ рождает ментальный хаос, хаос в персональных и коллективных представлениях и идентичностях. Именно это мы наблюдаем, обращаясь к такому феномену, как новости, и понимая, что в мире СМК невозможно разобраться, что является отражением действительности, собы­тия, а что — его полной фабрикацией. Поэтому возникает вопрос: а оправдывает ли свое название информационное общество? Может быть, его онтологическую суть раскрывает именование «псевдоинформационное»?

В течение долгого времени культурные ценности не менялись и регулировали жизнь ряда поколений. Сейчас социальный и культурный циклы разорваны, и этот разрыв проявляет себя в быстрой смене культурных традиций и ценностей; время одной человеческой жизни «вмещает» в себя чередование нескольких культурных эпох. В потоке общественно-культурных изменений время сжимается, а человек и общество утрачивают почву под ногами. Для именования этого процесса подходит неологизм «^локализация», обозначающий пространственно-временное сжатие, посредством которого в одном пространстве и времени происходит столкнове­ние разных культур. Вследствие сжатия «информационного времени» дискуссии о научно-технических революциях утратили актуальность. Собственно, в поле ви­димости нет ничего, кроме этой революции, она стала повседневной. Усложнение социокультурной динамики приводит к еще большему социальному расслоению — далеко не все готовы анализировать происходящее и адаптироваться к меняющимся условиям социальной реальности, появляются новые группы маргиналов.

Примечательно то, что слово «новости» перестало быть тождественным самому себе. Это выражается в стирании демаркации между: 1) важными и второстепен­ными новостями, 2) новостями и домыслами, 3) новостями и рекламными сообще­ниями. Вместе с тем не существует четкого разграничения между этими тремя «но­востными» дискурсами, и разделение, которое мы позволили себе, носит условный характер.

«Фактически средства массовой коммуникации сами и определяют “значитель­ность” фактов, причем делают это почти произвольным образом: ведь именно они подают факты в таком свете, что в сознании миллионов людей весть о замужестве иранской принцессы предстает как не менее важное событие, чем последнее круп­ное открытие в области атомной энергии» (Моль, 1973: 120—121). Действитель­но ценные факты, затрагивающие всю общественную жизнь, замалчиваются или фальсифицируются. Срочность информации, ее постоянное обновление сводится к постоянному вытеснению одной информации другой, и все события обладают примерно одним и тем же статусом важности. Новость дня, новость часа, новость минуты, новость секунды… — все это приводит к перегрузке сознания.

СМИ манипулируют не только сознанием масс, но и фактами. В этом и заклю­чается мифологичность СМИ; миф — система знаков, которая претендует пере­расти в систему фактов (Барт, 1994). На протяжении всей истории существования СМИ потребителя «кормили» ложью и фальшью. Сколько в информационном поле обитает так называемой конспирологической информации, цель существования которой — компрометация, недопущение серьезного отношения к исследованиям в нежелательном для кого-то направлении? Где здесь истина? Домыслов может быть сколько угодно.

Если власть, у которой СМИ «под каблуком», будет постоянно питать обществен­ность фальшью, рано или поздно кто-то докопается до истины; но если создать два рода лжи, противоположные по отношению друг к другу, и поместить фокус внимания общественности, то найти истину будет намного сложнее. Заинтересованные группы распространяют сбивающую с толку информацию для обеспечения секретности су­щественного знания, и, быть может, убеждение в существовании такой политмахина­ции — тоже очередной домысел. Поэтому в наше время стало неизвестно, чему верить и верить ли вообще чему-нибудь, «ибо чистая истина не обладает никаким преиму­ществом перед искажением ее…» (Хоркхаймер, Адорно, 1997: 118). За правду можно принять правду, но и за правду можно принять ложь. Каждая мысль наталкивается на своего противника, но не нейтрализуется антиподом, любое обвинение встречает оправдание в агональном коммуникационном пространстве, создающем включен­ность в интерпретационную активность.

В массовой литературе, часть которой претендует на научность, муссируется идея грядущего глобального потепления. Казалось бы, в ней приводятся хорошо аргументированные доводы в защиту данной концепции, однако многие ученые с ней категорически не согласны, считая, что потепление — это миф, придуманный специально какими-то структурами, которым он выгоден. Искать здесь истину — в пользу одной или другой концепции — дело неблагодарное. Можно просто не со­глашаться с выводами ученых хотя бы потому, что сами ученые по ряду вопросов не могут прийти к единому мнению. А когда научные сведения противоречивы или когда наука сливается с властными инстанциями и работает на них, она утрачивает объективность и собственно научность.

Многие факты указывают на то, что не только интерпретации событий и новост­ные мифы бывают вовлечены в целенаправленную технологию, благодаря которой они создаются кем-то ради определенной выгоды, но зачастую эта технология за­трагивает также сферу искусства, к которой относятся кино и музыка. Может быть, следует согласиться с тем, что некоторые продукты массовой культуры создаются «не просто так», а в том числе ради идеологической или экономической выгоды. Так что эти культурные продукты вполне могут быть политически, идеологически или экономически ангажированными. Причем может иметь место разноуровневое запутывание — как на глобальном уровне, так и на локальном. Примером запуты­вания на локальном уровне служит любая новостная сводка о текущих событиях, которые затрагивают общественность лишь на короткое время и быстро забывают­ся, так как в скором времени на их место приходят другие события, того же уровня. Когда нам долгое время говорят одно, потом начинают активно убеждать в противо­положном, затем придумывают что-то третье, то мы оказываемся настолько запу­таны этими «истинами», что не можем оставаться убежденными ни в чем. Или же когда нас просто «кормят» одним и тем же долгое время, и это одно и то же исходит с экранов телевизора, газетных страниц, Интернета, не давая возможности фигу­рировать в массмедийной среде альтернативным точкам зрения, благодаря такому постоянному повторению у нас утрачивается способность критически оценивать поступающую информацию.

Наша мысль созвучна идее С. Л. Бурмистрова о том, что нам известна не реаль­ная картина общественных событий, а только то, что транслируется через газеты и телевидение, а это далеко не одно и то же (Бурмистров, 2003). Массмедиа не только отображают реальный мир, но и создают альтернативную реальность, которая необя­зательно копирует действительность, зачастую противоречит ей. Этот виртуальный мир подменяет реальный, выдается за него. Многочисленные потоки противоречивой информации создают основную ценность — доверие ко всему, а значит, недоверие ни к чему. Каждая монументальная истина с неизбежностью сменяется следующей — более «монументальной» и более «истинной». А если они существуют одновремен­но, в сознании реципиента создается настоящий хаос, когнитивный диссонанс. С. А. Батчиков обвиняет в создании такого ментального хаоса тех, кто движет мир к диктату мирового правительства, представленного в транснациональных кор­порациях, глобализаторов, одержимых идеей «золотого миллиарда», навеянной радикальным мальтузианством (Батчиков, 2010). В качестве инициаторов этой идеи можно назвать не только какое-то далекое мировое правительство, но и непосред­ственных создателей новостей, репортажей, рекламы и т. д. У каждого из них в от­дельности нет цели конституировать противоречивый ментальный образ в сознании реципиента, но он генерируется благодаря не персональной (локальной) воле, а со­существованию различных персональных воль, каждая из которых конструирует свой репортаж, отличный от других.

«Сам рынок конспирологической литературы во многом призван дезориенти­ровать людей, топить их в потоке информации, в котором они не способны разо­браться, отвлекать внимание от реальных секретов, от тех мест, где их действи­тельно прячут» (Фурсов, 2010b). И на помощь этому рынку, а точнее, некоторым персональным волям (или очагам власти) приходит наука или некое «знание», всего лишь обернутое в наукоемкую оболочку. Перед этим «знанием» ставится задача — не поиск истины (основная цель науки), а оправдание в глазах общественности дей­ствий заказавшей данное «знание» группы лиц. Таким образом реализуется связь «власть—знание». Например, тоталитарные режимы ради оправдания политики террора склонны апеллировать к авторитетному мнению. Нынешняя власть просто апеллирует к [безличному] авторитету современников: «По мнению экономистов, принятые нами решения относительно дальнейшего развития страны наиболее оптимальны…». Но отсылка к некоему известному и общепризнанному источнику необязательно легитимирует фразу, содержащую эту отсылку; в некоторых случаях скорее наоборот — отсылка призвана скрывать нелегитимность фразы.

Интерес властвующих верхов способен встраиваться в научный дискурс, зада­вать тот или иной вектор этого дискурса, классифицировать проблемы как научные и ненаучные, актуальные и неактуальные. Однако такая политическая интервен­ция отчуждает науку от самой себя. Конечно, согласно М. Фуко, власть и знания не могут существовать одно без другого. Но как отношения власти определяют отно­шения знания, так и наоборот (Делез, 1998). Нечто подобное находим у Ж. Лиота­ра, который, считая знание и власть двумя сторонами одной проблемы, поднимает вопрос о том, кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? (Лиотар, 1998). Таким образом, оба компонента образуют единую нерасчлененную связку. Но степень подконтрольности науки властным структурам (в прямом понимании термина «власть») может быть различной, и чем она меньше, тем больше шансов у науки оставаться самой собой. Вместе с тем наука не всегда может дать ответ на какой-либо вопрос не столько потому, что она зависима от транснациональных корпораций или иных очагов власти, а потому что она сама далека от совершен­ства. Эта мысль кому-то покажется тривиальной, но это очевидно далеко не всем, поскольку общественное мнение продолжает уповать на науку и воспринимать ученых как неких гуру, хранителей сакральных знаний, периодически открываю­щих завесу таинственности и просвещающих людей. «С точки зрения ученых.», — декларирует реклама. «Наукой было доказано…», — говорится на телевидении. Но бывает, что позиции ученых, объясняющих какое-либо явление, кардинально расходятся. Когда мы сталкиваемся с различными мнениями, этот информацион­ный конфликт рождает сомнения в истинности представленных нашему внима­нию теорий. Как отмечал Х. Ортега-и-Гассет, «со-существование двух противопо­ложных верований естественно переходит в «со-мнение» (Ортега-и-Гассет, 2000: 417). И сила сомнения в таком случае будет обратно пропорциональна серьезности и убедительности фактов, защищающих данные концепции. Но если ни у той, ни у другой теории нет фактуальных оснований, возникает сомнение. Многие так на­зываемые новости звучат именно как домыслы, ничем не подтвержденные. И эти домыслы создают в конце концов как перенасыщение сведениями, так и настоя­щий информационный вакуум. В результате человек теряет почву под ногами, и он: а) начинает верить во все подряд, не желая тратить умственные силы и время на сомнения; пассивно окунуться в информационные потоки значительно легче, чем критически подходить к каждому сообщению; при этом его субъектность растворя­ется, лишается целостности, шизофренируется; б) перестает верить чему бы то ни было, превращаясь в отъявленного скептика; в) выбирает наиболее близкую своей системе ценностей идею и верит только в нее; верит не потому, что она более осно­вательно преподнесена по сравнению с другими, а потому, что она ближе его «Я».

В последней стратегии заключен распространенный социальный стереотип, со­гласно которому люди стремятся воспринимать ту или иную информацию потому, что она подтверждает уже существующую картину мира, и пытаются игнорировать ту информацию, которая разрушает сформировавшееся мировоззрение. Инфор­мация приходит на смену знанию и становится мощным оружием в руках ее рас­пространителей. Информация, формирующая необходимое общественное мнение, сильнее бомбы.

Пожалуй, единственный верный способ выхода из такого положения — дистан­цирование от догм, полное неверие. Правда, эта фраза тоже является своеобразной догмой, которая также не защищена от нападок и сомнений. Представляется, что сама постановка вопроса «где истина, а где ложь?» неверна. Чем больше мы пытаем­ся их отграничить, тем более запутанный клубок создаем. Нужно не просто искать истину, а искать адекватную методологию для поиска истины.

Субъект воспринимает не структурную модель мира, где все элементы взаимо­связаны, а калейдоскопическую, внутри которой не наблюдается никаких иерархий и взаимосвязей. Ее можно повернуть одним боком, и с ее содержанием вследствие такого переворачивания произойдет трансформация, а можно — другим, что заставит содержание измениться. Из множества противоречащих друг другу истин, идеологий и позиций можно выбирать какую-то, но нельзя быть уверенным в непогрешимо­сти своего выбора. «Никто не может опереться на истину, потому что она сама есть ценность, находящаяся в отношении конкуренции с другими ценностями» (Декомб, 2000: 159). Информация и знание — не одно и то же. Согласно Ж. Бодрийяру, ин­формация — это «не знание, а то, что заставляет знать» (Бодрийяр, 2000a: 68). Как за­мечают А. Бард и Я. Зондерквист, когда мир тонет в океане хаотических информаци­онных сигналов, возрастает ценность существенного и эксклюзивного знания (Бард, Зондерквист, 2004). Информация должна быть источником знаний, но не заблужде­ний. А дискурс фрагментаризации, запутывающий человека, уничтожает не только подлинное знание, но и интеллектуала, обладающего этим знанием, вместо которого появляется человек с узким и хаотично-осколочным мировосприятием, лишенный цельной картины реальности. Множество противоречивых теорий, игра переменчи­вой взаимосвязи причин и следствий — все это провоцирует ментальную эксплозию, взрывная волна от которой идет во все стороны, и рождает еще больший псевдоин­формационный профицит и неизбежную энтропию знания. Невольно вспоминается бодрийяровский диагноз современности, которую он именует алеаторной, то есть не­предсказуемой и неопределенной, утратившей соразмерность субъекта и объекта по­знания, делающей наше мышление таким же алеаторным, формирующим только ги­потезы, не способные претендовать на истинность; коммуникационное пространство усеяно вирусами, которые одновременно являются самой информацией и тем, что ее уничтожает (Бодрийяр, 2006). Когда нет полной информационной картины, когда ее место занимает противоречивый эклектичный псевдоинформационный коллаж, не­возможно сделать рациональный выбор.

Аудиовизуальная интернет-культура сокращает чтение за счет увеличения смо­трения. Если символами «галактики Гуттенберга» были печатное слово и текст, то символами нынешней эпохи стали звук и видео. То, что следует за эпохой книгопе­чатания, снижает способность к интеллектуальной мобилизации и пониманию, так как дает человеку возможность привыкнуть к легкому, не требующему волевых уси­лий способу восприятия информации. Само по себе упрощение восприятия инфор­мации следует считать благом, но негативная сторона прогресса проявляется в том, что сознание, интеллект и воля перестают напрягаться. Адекватно воспринимать информацию способен тот, кто имеет «книжный» опыт, развивающий волю, ин­теллект, абстрактно-логическое мышление, воображение и т. д. При столкновении с когнитивным барьером «неначитанное» потребительское медиасознание впадает в ступор или бросается в поиски готового рецепта.

В мегаинформационности нет скрытности и таинства; наоборот, вместо пота- енности мы видим слишком выпяченное — то, что не увидеть становится сложно. Но это не эксклюзив, это его эрзац — то, что растворяется в мегамножественности информационного «эксклюзива», обрекая себя на обесцененность. Ценен тот про­дукт, которого мало, которого не хватает; информации много — она не ценна. Как пишет Ж. Бодрийяр, пространство радиостанций настолько перенасыщено, что станции перекрывают друг друга и смешиваются до точки невозможности комму­никации (Baudrillard, 1983).

Многие новости звучат как реклама, и, соответственно, наоборот. Чаще всего они начинаются со слов «а знаете ли вы, что…», после которых идет откровенная пропаганда того или иного товара, разворачивающая пред взором потенциального покупателя товар «во всей его красе» и описывающая его функциональные особен­ности в информативно-новостной форме. Реклама «любит» мимикрировать под но­востное сообщение. Когда она связывается в единый комплекс с информационным сообщением, ее действие усиливается. Бесстрастный репортаж создает рекламе еще большую рекламу; если человек верит ему, он в силу инерционности мышле­ния проявит доверительное отношение к рекламе. Это манипулятивная техноло­гия, которая выражает себя в простой спекуляции на реальной информационности. Государственно ангажированные СМИ под видом просвещенческих программ по­пуляризируют правительственные проекты, куда вкладываются огромные средства. При этом те научные сферы, которые не интересуют власть, если не критикуются, то и не освещаются настолько широко.

В общем, в современной информационной реальности такие понятия, как ново­сти, факты, истины, теряют свое первоначальное значение. Создаются политически ангажированные метарассказы, легитимация которых ставится под вопрос. Истин много, истиной может быть все, а значит, из этого обширного «всего» практически ничто не имеет привилегий на статус абсолютной истины. Истина, освобождаясь от абсолютности, обретает ситуативность и локальность, вследствие чего множится до невообразимого числа. Истины влияют на нашу субъективность, формируют миро­воззрение и ценностные ориентации; по сути, не мир, не объективная реальность исчезают, а исчезает субъективность, утопая в океане альтернативных реальностей. Создаваемые теории соотносятся не с реальностью, а с нашим восприятием реаль­ности. Вместе с тем они и формируют это восприятие — расколотое, расщепленное, плавающее, разбитое на части и одновременно уставшее от состояния этой расколо- тости. Эта медиареальность — нечто похожее на лабиринт Минотавра, и состояние потерянности человека говорит об отсутствии нити Ариадны, способной вывести уставшее сознание из медиамассивов разрастающейся текстуальности.

Парадоксально, но факт: прогресс информации приводит к снижению инфор­мированности. За счет увеличения количества информации падает качество, и рож­дается псевдоинформационный спам. Энтропия растет.

Литература

Агенты будущего или искусство перемен. Интервью с А. И. Фурсовым // Электрон­ный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4234/ (дата обращения: 30.06.2011).

Бард А., Зондерквист Я. №Шкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2004. 252 с.

Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 72—130.

Батчиков С. А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб». URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/ (дата обращения: 30.06.2011).

Бодрийяр Ж. Пароли. От фрагмента к фрагменту / пер. с фр. Н. Суслова. Екатеринбург: У-Фактория, 2006. 200 с. (Сер. Академический бестселлер).

Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000a. 258 с.

Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000b. 387 с.

Бодрийяр Ж. Соблазн. М.: Ad Marginem, 2000c. 318 с.

Боллин К. Необъяснимый обвал зданий всемирного торгового центра и «черные техно­логии» // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», . URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/3738/ (дата обращения: 30.06.2011).

Борщов Н. А. Информационное насилие в условиях кризиса и нестабильности // Средне­русский вестник общественных наук. 2009. № 4. С. 75—79.

Бурмистров С. Л. Сарвепалли Радхакришнан, протагонист глобализации // Рабочие те­тради по компаративистике. СПб., 2003. Вып. 8: Сравнительные исследования в политиче­ских и социальных науках. С. 96—104.

Декомб В. Тождественное и иное // Декомб В. Современная французская философия. М.: Весь Мир, 2000. С. 8-182.

Делез Ж. Фуко. М.: Гуманит. лит., 1998. 172 с.

Ильин А. Н. Корпорация власти: критический анализ // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб». URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4137 (дата обращения: 30.06.2011).

Ильин А. Н. Политическая ангажированность масс-медиа // Автономное действие? URL: https://avtonom.org/node/13083, https://avtonom.org/node/13319 (дата обращения: 30.06.2011).

Ильин А. Н. Политика и статус интеллектуала в современной России // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб». URL: http://www.rikmosgu.ru/publications/3559/4339/ (дата обращения: 30.06.2011).

Ильин А. Н. Угодные массы и бесчестность политической системы // Объективная газета, URL: http://www.og.com.ua/filosof.php (дата обращения: 30.06.2011).

Корытникова Н. В. Интернет-зависимость и депривация в результате виртуальных взаи­модействий // Социс. 2010. № 6. С. 70—79.

Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна / М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. 160 с.

Моль А. Социодинамика культуры. М.: Прогресс, 1973. 408 с.

Овчинский В. С. Противостояние США, Китая и России в условиях глобального кризи­са // Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб». URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4068/ (дата обращения: 30.06.2011).

Ортега-и-Гассет Х. Идеи и верования // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. М.: Весь Мир, 2000. С. 404-698.

Понукалина О. В. Развлечения в контексте современной массовой культуры // Вопросы культурологии. 2010. № 10. С. 84-87.

Фурсов А. И. Конспирология — веселая и строгая наука // Электронный информацион­ный портал «Русский интеллектуальный клуб». URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4210/ (дата обращения: 30.06.2011).

Хоркхаймер М., Адорно Т. Экскурс II. Жюльетта или просвещение и мораль // Хоркхай- мер М., Адорно Т. Диалектика просвещения / пер. с нем. М. Кузнецова. М.: Медиум, 1997. С. 104-149.

Jean Baudrillard. Ecstasy of Communication // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Cul­ture / еd. by H. Foster. Port Townsend: Bay Press, 1983. P. 126-133.

 

Ильин А.Н. Мифотворчество дискурса новостей как социальная реальность // Социология науки и технологий т. 2, №3, 2011. С. 88-95.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *