Мода как тенденция массовой культуры и ее влияние на человеческую субъектность

В статье анализируется феномен моды как одна из тенденций массовой культуры. Рассматривается характер влияния моды на субъектные качества личности (потребителя масскульта). Делается вывод о том, что это влияние может быть как конструктивным, так и деструктивным. Но вместе с тем автор доказывает большую выраженность именно отрицательного воздействия моды на субъектность.

Ключевые слова: мода, реклама, массовая культура, субъектность, деструктивное влияние моды.

Мода и реклама — явления, давно известные человечеству. Они существовали всегда, на разных этапах развития общества, просто раньше, несмотря на их существование внутри культурных традиций, им практически не уделяли никакого внимания. Однако само отсутст­вие понятий «мода» и «реклама» в научном языке совсем не указывало на отсутствие таковых явлений внутри человеческой культуры.

Справедливо может возникнуть вопрос: а как вообще связаны между собой эти понятия и массовая культура? Например, Н.В. Филичева, повествуя о художественном стиле Арт Деко, говорит о его влия­нии на массовую культуру, а именно на дизайн, рекламу, моду и архи­тектуру [1], т. е. включает моду и рекламу внутрь массовой культуры как ее компоненты. Г. Лебон напрямую связывал моду с поведением толпы, которое отличается бессознательностью и заразительностью; мода скорее руководствуется не логическими аргументами, а образ­цами [2]. А.В. Аврамов вообще называет рекламу институтом массо­вой культуры [3], хотя более целесообразно таковыми было бы назвать средства массовой коммуникации (далее — СМК), а рекламу — его от­дельным элементом. В общем, мы видим, что мода и реклама право­мерно помещены в контекст массы и массовой культуры и правомер­но их изучение внутри данных явлений.

Человек всегда ищет свою принадлежность, пытается идентифици­ровать себя с социальной группой, референтной для него. Привычка, следование образцу и подражание — это основа самоопределения, кото­рая обеспечивает ритуальность культуры и механизмы ее развития и воспроизводства [4]. Мода способствует сохранению культурной тради­ции, является символом социального статуса, направляет поведение и устанавливает границы дозволенного и желаемого, выступает средством достижения общественного признания. А.В. Конева отмечает сверхинди­видуальную сущность моды: по нашему мнению, эту сверхиндивидуальность можно поставить в один ряд с политикой (особенно авторитарной), рекламой и так далее — со всем, что благодаря своей возвышенности над инди­видуальностью человека лишает послед­него свободы выбора, волепроявления и других субъектных качеств.

Посредством моды и рекламы инди­вид идентифицируется с референтной группой и обществом в целом. По мнению Г. Маркузе, эта идентификация свойст­венна как примитивным формам ассо­циирования, так и более современному индустриальному обществу, а ее отсутст­вие, отказ следовать за всеми оценивает­ся как невроз [5]. Так что же невротично — конформизм или нонконформизм? Здесь уместна так называемая игра по­люсами.

Китч-культура — это воплощение соз­нания не народа, а индустрии, коммер­ции. Это контркультура, это антикульту­ра, которую можно смело противопостав­лять собственно Культуре с большой бук­вы, поскольку она враждебна по отноше­нию к последней. Ее продукты меняются с очень высокой скоростью, но в этих из­менениях нет качественных различий. Этот постоянный, замкнутый на себя процесс нельзя назвать развитием, так как бесконечные перемены не несут в се­бе ничего нового; это просто мода. У нее нет истории, поскольку она не способна быть  непрерывной,   развивающейся, движущейся вперед (здесь мы используем фразу М. Фуко, нацеленную на развитие природы: «Природа имеет историю лишь в той мере, в какой она способна быть непрерывной» [6, с. 184]), у того, что все­гда стоит на месте, не может быть исто­рии. Это утверждение имеет прямое от­ношение к моде как к одной из тенден­ций преимущественно низших уровней массовой культуры.

Мода — это «обычно непродолжитель­ное господство определенного типа стан­дартизированного массового поведения, в основе которого лежит относительно бы­строе и масштабное изменение внешнего (прежде всего предметного) окружения людей», «внешнее оформление внутренне­го содержания общественной жизни, вы­ражающее уровень и особенности массо­вого вкуса данного общества в данное время» [7, с. 474]. Ей свойственны реля­тивизм (быстрая смена форм), циклич­ность (периодическая обращенность к традициям прошлого), иррациональность (ее «эмоциональная» обращенность не все­гда сообразуется с логикой или здравым смыслом), универсальность (мода обраще­на ко всем сразу и к каждому отдельно). Мода формирует вкусы, внедряет опреде­ленные ценности и образцы поведения и управляет ими. Мода — одно из средств социализации.

Мода обращается к широкому кругу, она апеллирует к низменным и прими­тивным вкусам, удовлетворяет низшие потребности. Мода — это некая стандар­тизация духовности, а духовность не мо­жет быть стандартизированной, ибо в та­ком случае она просто перестает быть со­бой. Мода уничтожает человеческую уни­кальность, индивидуальность вкуса, она говорит: «Посмотри на меня и на всех нас и уважай и люби то, что мы все любим». Это апелляция к большинству, к массе, не отличающаяся интеллектуализмом, куль­турным развитием и широтой вкусов. Сама стандартизация стала модной. Мода — это антоним индивидуального стиля, это навязываемое формирование образа жиз­ни «быть как все». А стиль, в свою оче­редь, подчеркивает человеческую уни­кальность, уникальность его вкусов и от­ношений, его субъектную позицию. В психологии есть понятие индивидуально­го стиля деятельности, который рассмат­ривается как целостное образование, ха­рактеризующееся индивидуальными осо­бенностями. Внутренние условия высту­пают определяющей стороной стиля, обеспечивают индивидуальное своеобра­зие [8]. Когда человек творчески проявля­ет свою индивидуальность, креативные потенции своего индивидуального стиля, он, выходя за границы дозволенного, за­нимает место над культурой и перестает быть ее пассивным потребителем; пере­растая культуру, он сам начинает ее раз­вивать.

Китч, дешевая масс-медийность, по­пса находятся вне стиля. Они просто с ним несовместимы и взаимоисключаемы. Мода требует конформности, а не инди­видуальности, она стремится к массово­сти, а не уникальности. «Если сегодня все слушают “Руки вверх’, то и я буду это слушать, и неважно, нравится мне или нет». А если завтра все забудут эту без­дарную группу и станут превозносить но­вых (только что появившихся) деятелей, то первые потеряют свою ценность в гла­зах «модной» толпы. Несмотря на такую абсурдность, это действительно так. По­лучается, у человека нет четкой и устой­чивой системы отношений к тому, что потреблять. С.В. Борзых называет моду свойством консьюмеризма (фанатичного потребления вещественного, а не духов­ного), «которая быстро сменяется, застав­ляя человека постоянно быть в курсе со­бытий в мире моды и обостряя его жела­ние соответствовать ей» [9, с. 15]. Един­ственная четкость и устойчивость, кото­рую он проявляет, — это конформное сле­дование за толпой. А где же индивиду­альность, где субъектность? Их нет. А если нет этих необходимых для зрелой лично­сти образований, то и здоровой личности тоже нет. М. Фуко так говорил о человеке классической эпохи: «Впадая в безумие, человек отделяется от собственной исти­ны, изгоняется в окружающий его, непо­средственно присутствующий рядом мир — и растворяется в нем» [10, с. 377]. В этом утверждении лишение собственной истины равнозначно лишению своей по­зиции, своего мировоззрения. Согласно Фуко, безумец — это утративший твердую почву своей истины и утративший самого себя. По нашему мнению, безумие заклю­чено в тотальной конформизации, в рас­творении себя, своей позиции, своей сущности в мнении масс.

Э. Фромм разделяет присущую каж­дому человеку потребность в идентично­сти на два полюса: индивидуальность и стадный конформизм. По его убеждению, первое — это нормальное развитие челове­ческой идентичности, а второе — иллю­зорное [11]. Однако существует мнение, согласно которому конформность — нор­мальное для человеческой психики явле­ние, а конформное поведение — здоровое и естественное, в отличие от нонкорформизма [12]. Конечно, любой человек про­являет конформность к какому-то эле­менту окружения: к друзьям, к трудовому коллективу, к семье, к государственной политике, и это нормально. Абсолютный нонконформизм присущ только психиче­ски нездоровым и асоциальным индиви­дам (равно как и абсолютный конфор­мизм). Но мы в настоящей статье крити­куем не этот нормальный вариант пове­дения, а его гипертрофированную форму, и под термином «конформизм» подразу­меваем абсолютно неосознанное следова­ние за толпой, за массой, за многообрази­ем сообщений и призывов СМК, за ха­ризматическими лидерами и т. д.

Казалось бы, посредством приобще­ния к массовой культуре человек адапти­руется к большинству, что в какой-то степени можно назвать социализацией. Здесь уместно вспомнить фразу З. Фрей­да, которая на первый взгляд может по­казаться парадоксальной:         «Чем больше

человек адаптирован, тем менее зрелым он является, он закрыт для саморазвития» (цит. по: [13, с. 93]). Адаптация в данном случае (к массе) ведет только к растворе­нию индивидуальности внутри того объ­екта, к которому человек адаптируется. Этот процесс в некотором роде можно назвать деиндивидуализацией. Чем боль­ше индивид адаптирован к некоей куль­туре, тем менее свободно он может про­являть свои субъектные интенции, и по мере все большего погружения в культуру эти интенции начинают атрофироваться и, наконец, умирают. Именно с этого мо­мента человек принимает за свое априори все то, что ему было навязано извне, не понимая механизма данной интериоризации.

Часто мы бессознательно боимся быть отличными от массы. Когда человек чем- то отличается от большинства, последнее начинает смотреть на него как на чуже­родный элемент. Общественное мнение — это, пожалуй, самый сильный фактор воздействия на психику отдельного чело­века. В современном обществе потребле­ния «манипулирование товарами как культурными знаками подразумевает не столько способность товара удовлетворять человеческую потребность, сколько соци­альное значение, придаваемое обладателю товара в данной культуре» [14, с. 54]. То есть показатель статусности и ценности в глазах других людей — это то, что человек потребляет. И, естественно, чтобы заслу­жить уважение со стороны массы, нужно потреблять те же товары, что и она: смот­реть такие же фильмы, читать такую же литературу, слушать такую же музыку. И как раз мода и реклама указывают на те предметы, которые стоит потреблять.

Если человек стремится получить признание и уважение, ему представляет­ся неважным культурный и интеллекту­альный уровень массы, он становится го­товым занять этот же уровень, уподо­биться ей. С таким же успехом он пере­стает обращать внимание на то, что мас­совый вкус может ему не нравиться, не удовлетворять эстетическую потребность, но удовлетворять потребности другого уровня. Ему могут претить массовые предпочтения — фильмы, музыка, образ жизни, но ради получения массового при­знания он будет все это слушать и смот­реть, насильно приобщать себя к данной культуре. И разве это не модная тенден­ция — идти за массовыми вкусами? Как говорил А. Швейцер, «когда общество воз­действует на индивида сильнее, чем ин­дивид на общество, начинается деграда­ция культуры, ибо в этом случае с необхо­димостью умаляется решающая величина — духовные и нравственные задатки чело­века» (цит. по: [15, с. 71]). Может быть, если соглашаться с этим высказыванием, на упадок культуры в наибольшей степе­ни повлияло общественное мнение, вы­ступающее с позиции сверху, говоря язы­ком трансактного анализа, с позиции до­минирующего и грозного родителя по от­ношению к отдельному человеку, «ребен­ку»; в таком случае авторитарный харак­тер воздействия социальных норм и предпочтений ведет к смерти духовности у реципиента, а вместе с ней и творче­ских интенций, превращая его в безволь­ного конформиста. В. Франкл определяет конформизм одним из следствий экзи­стенциального вакуума; для того чтобы не утонуть в потоке средств массовой стиму­ляции, необходимо отделять существенное от несущественного, смысл от бессмысли­цы. Само же современное общество Франкл называет обществом изобилия, порождающим избыток свободного вре­мени, которое формирует экзистенциаль­ный вакуум вместо предоставления воз­можности для осмысления организации жизни [16].

Конформизм — путь следования за мо­дой. Д.А. Леонтьев называет конформизм противоположностью свободы [17]. Мы добавим к этому противопоставлению еще одно: конформизм — это антоним не только свободы и стиля, но и вкуса. Чело­век, следующий за веяниями моды, пока­зывает в первую очередь свое безвкусие и отсутствие свободы. Он не имеет свободы выбора: выбирает не он, а время, для ко­торого характерна определенная «модная» тенденция. Массовый потребитель — это пассивный материал, «который подверга­ется обработке и не озадачивается ее по­следствиями, хотя ему настойчиво вну­шается, что он свободен и волен совер­шать тот или иной выбор» [18, с. 101]. «Выбор без выбора» — термин нейролин­гвистического программирования, озна­чающий всего лишь видимость возмож­ности выбирать. Человек выбирает между большим количеством продуктов, что соз­дает иллюзию выбора, однако все эти продукты имеют свое происхождение в китч-культуре и по своим качественным характеристикам не выходят за ее рамки, т. е. практически все они одинаковы.

Такого явления, как мода, не может существовать без другого явления — без­ликой массы. Именно масса создает моду, а мода — массу, и это взаимообратный процесс, замкнутый круг. К.С. Шаров считает, что мода скорее порождает куль­турное и психологическое состояние об­щества, чем отражает [19]. По нашему мнению, она одновременно как это со­стояние конституирует, так и отражает его. По крайней мере, наблюдая за тен­денциями моды, мы можем сделать за­ключение о мере культурного развития общества. Эти два явления — мода и мас­са — образуют неразрывную связку, и они не могут рассматриваться и, тем более, существовать в отрыве друг от друга. А значит, «модный» человек полностью под­властен массам с их низменными потреб­ностями и отсутствием вкуса, которые выбирают за него, но вряд ли этот выбор можно назвать действительным выбором; это его симулякр, иллюзия, равно как китч — симулякр искусства, симулякр культуры. Но мода выступает еще и сино­нимом безответственности; человек не берет ответственности за свой вкус и действует по принципу «все так думают, и я тоже». Как писал Карл Поппер, раз­мышляя о моде и ответственности, «те­перь… в моду вошло такое понимание свободы, которое позволяет делать все, что угодно, даже вещи. отвратитель­ные. Посмей презирать моду и каждый день будь немного ответственнее» (цит. по: [20, с. 123]). Б.А. Вяткин связывает возникновение моды, массового вкуса, подражания и контагиозности (зарази­тельности) с процессом отождествления себя с другими представителями своей этнической общности — самоидентифика­ции по принципу «Я такой же, как все».

Конечно, феномен моды может прояв­ляться не только в контексте этнической самоидентификации, другими словами, растворении в генерализованном пред­ставлении о вкусе своей общности, но и в контексте просто значимой для человека группы. Но, тем не менее, стоит согла­ситься с Вяткиным в том, что этот фено­мен выступает результатом мышления по конформному принципу «быть как все», который не оставляет никакого места для индивидуальности субъекта. «Теряя свою персональность, человек отдает себя со­циальному «мы» и превращается в пас­сивную личность» [21, с. 30]. В сущности, следуя за тенденциями моды, он надевает на себя маску, позволяя себе вовлечься в массовый маскарад.

Некоторые исследователи проявляют положительное отношение к моде. Так, мода именуется «одним из механизмов перехода внешнего во внутреннее, что является, по С.Л. Выготскому, основой формирования психических функций», «тиражом», связанным с желанием «быть, как все» [22]. Возможно, к этому явлению имеет смысл относиться положительно, но в первую очередь в условиях детского развития, поскольку ребенку необходимо подобным способом интериоризировать паттерны поведения сверстников для адаптации в коллективе и для дальнейше­го личностного становления. Но такое от­ношение имеет место в основном при рассмотрении развития ребенка, у кото­рого еще нет достаточно сформированной собственной субъектности. На более позд­них возрастных этапах стремление к под­ражанию «всем» становится камнем, ле­жащим на пути дальнейшего личностного становления, тем самым из средства раз­вития превращаясь в барьер.

Также имеет значение вопрос — кому подражать, поскольку «слепое следование моде может привести в мир мнимых, фальшивых ценностей, способствовать возникновению негативных явлений» [22, с. 100]. Ученые говорят о том, что стрем­ление к подражанию является более низ­ким этапом, чем индивидуализация, и уж тем более, чем интеграция, и с этим труд­но не согласиться. Если при первой ста­дии (адаптация) ребенок следует принци­пу «быть, как все» и стандартизируется, при второй (индивидуализация) он дейст­вует по принципу отличия, причем ино­гда жертвуя своими настоящими жела­ниями и потребностями, т. е. на второй стадии есть только мнимая личностная позиция — позиция «отличаться от всех», которая также зависит от мнения боль­шинства (если все носят джинсы, я буду носить обычные брюки, несмотря на то, что джинсы мне нравятся больше). Сино­нимом адаптации в данном контексте выступает конформность, а синонимом индивидуализации — негативизм. Кон­формность — это специфический способ «разрешения конфликта между личным и доминирующим в группе мнением в поль­зу последнего: зависимость человека от группы вынуждает искать подлинного или мнимого согласия с ней, подстраи­вать поведение под кажущиеся непри­вычными или ложными эталоны». «Нега­тивизм — стремление во что бы то ни ста­ло поступать вопреки господствующему большинству, любой ценой утверждая противоположную точку зрения» [23, с. 50]. А вот третья стадия (интеграция) ха­рактеризует сложившуюся личность, об­ладающую твердой субъектной позицией, не зависящей ни от кого (не важно, что делают все, я буду делать то, что нравит­ся мне). Но снова обращая свой взор на современную массу, замечаем, что она независимо от возраста входящих в нее людей остается на низком (доиндивидуа­лизированном) этапе личностного разви­тия. «В пространстве общественных свя­зей человек может утратить свое подлин­ное лицо, полностью заменить его соци­альной маской, которая и будет воспри­ниматься им как истинное существова­ние» [24, с. 13].

В научной литературе также имеет место понятие «высокая мода», которую можно свободно отнести к высокому уровню массовой культуры. К высокой моде в основном относят классические литературные, музыкальные произведе­ния и тому подобное. Но мы в нашем ис­следовании практически не уделяем ей особого внимания, так как в современном мире явления арт-потока массовой куль­туры получили недостаточное развитие, и высокая мода существует лишь в доволь­но узких интеллектуальных кругах, не оказывая широкого влияния на массы. Следовательно, высокую моду нельзя на­звать модой в подлинном смысле этого слова.

Несмотря на распространенное ут­верждение о субъективном характере вкусов и ценностей, мы все-таки можем давать объективную оценку этим вкусам. Так, Н.М. Борытко и О.А. Мацкайлова выделяют ценности культуры (внешние по отношению к человеку) и личностные смыслы (внутренние) [25]. Однако в со­временном мире китч-культуры фальши­вые внешние ценностные значения в ос­новном приобретают характер псевдо­ценностей, а когда они переходят во внутренние, вообще не стоит говорить о развитии личности, их присваивающей. Но существуют еще ценности настоящей культуры, присвоение которых делает личность более «возвышенной». Если мы гонимся за модой, за слепым большинст­вом, то присваиваем преимущественно фальшь. Но если мы предпочитаем вместо китчевого ширпотреба наслаждаться по- настоящему качественными произведе­ниями искусства, наша система ценно­стей здорова и сохранна (к тому же она именно наша, а не навязанная извне).

Феномен моды, пожалуй, может иметь распространение только в обществе по­требления, которое, по словам Е.И. Са­пожникова, не ориентировано на челове­ческое саморазвитие и совершенствова­ние его творческих и познавательных ка­честв, потребительский образ жизни без­духовен [26]. Модная потребительская культура — это бесконечная цепь товаров и услуг, постоянно предлагаемых массе. А масса, преимущественно молодежная, — порабощенный потребитель этих псевдо­ценностей [27; 28]. В этом и заключается изменчивость моды: чтобы обеспечить ее постоянный коммерческий успех, требу­ется периодически (с каждым годом, на­пример) изменять характер «наиболее продаваемых» вещей. Но эти изменения не должны быть кардинальными, чтобы не выходить за рамки «вкусов» большин­ства. Так, если раньше было принято слушать группу «На-На», то потом верши­ну покорили «Иванушки-International», ну а после них на Эверест взберется кто-то другой, и эта цепь уходит в бесконеч­ность, являя собой феномен вечного воз­вращения (не в ницшеанском смысле сло­ва, а в более прямом — как бесконечное возвращение того же самого). Все более частую смену кумиров И.М. Мартынов называет признаком традиций музыкаль­ной попсы [29], и мы полностью с ним со­гласны. Как бы не менялись «модные» вкусы толпы, какой быстрой не была бы динамика их предпочтений к новым ку­мирам, от этого данные вкусы не разви­ваются, не прогрессируют. Они по- прежнему остаются безвкусицей, а все многообразие кумиров — единообразием в своей серости, тривиальности и бездарно­сти.

Мода — это индустрия производства образов, навязываемых человеку в про­странстве массовой культуры в виде не­коей референтности, за которой человек должен идти. Однако человек с четкой внутренней позицией, со сформирован­ной системой ценностей и вкусов не пой­дет за модой; он находится над ней, по ту сторону добра и зла. Однако «характерная для современного человека «плавающая» идентичность приводит к рождению в разных сферах социальной реальности — в политике, искусстве, бизнесе — индустрии производства образов, имиджей, при­званных оперативно откликаться на не­престанно меняющиеся запросы общест­ва» [24]. Да, запросы общества меняются постоянно, но это не ведет к повышению культурного уровня социума, что дает нам право назвать эти изменения псев­доизменениями и придать моде качество псевдоизменяемости.

Мода изменчива, но настоящие про­изведения искусства остаются вечными в своей ценности и значимости. «Каждая эпоха в искусстве создает свои ценности, которые существуют объективно и неза­висимо от быстротечной моды», — пишет Н.В. Филичева [1]. Стиль же неизменен, он остается, но может усовершенство­ваться, как и само искусство способно развиваться и следовать по пути все большего самосовершенствования. А вот мода, несмотря на свою постоянную из­менчивость, ни к какому совершенству не стремится, а в сущности, если использо­вать здесь термин развития, она стоит на месте, топчется, создавая видимость движения, но не более того. Мода измен­чива в своей неизменчивости. Выражаясь словами К.С. Шарова, «мода и стара, и нова» [19]. В такой же мере она и рацио­нальна, и абсурдна: рациональна для тех, кому приносит доход, абсурдна для тех, кто потребляет ее продукты. А.М. Желно- ва, вслед за Ж. Бодрийяром, замечает, что мода подменяет собой время и ведет к отсрочке старения, к зависанию между жизнью и смертью [30]. По нашему мне­ние, такое стремление к бессмертию — не более чем симулякр, уловка, так как ввиду деиндивидуализированности потребителя моды и умирать-то становится некому.

Кроме того, так как китч-культуру, благодаря ее низменности, нельзя поста­вить рядом с духовностью, мы склонны связывать продукты китча с веществен­ностью и телесностью как антонимом ду­ховности. А значит, ее потребители — кон- сьюмеры, люди, чья главная особенность — преобладание вещественного потребле­ния. Одномерность и ограниченность их потребностей ведет к разрыву между по­требительской и другими культурными ориентациями человека, который, в свою очередь, приводит к деградации самого человека и социальной среды, внутри ко­торой человек живет [9].

Ролан Барт говорит о том, что мода как гомеостатическая система не переда­ет какое-то объективное означаемое. Она вырабатывает значение, но это значение «никакое»,            симулякризованное; здесь главное — наличие процесса значения, а не конкретного означаемого. «В моде нет ничего кроме того, что о ней говорится» [31, с. 234]. По Барту, мода не приемлет содержания, но приемлет формы; собст­венно, это круговорот форм (годовой, ве­ковой и т. д.). А круговорот, замкнутость, как известно, не ведет ни к чему, кроме замыкания на самом себе. Что же касает­ся форм и содержания, то бартовский формализм моды более чем оправдан: за­чем «модному» человеку, т. е. самостоя­тельно немыслящему, нужно содержание, если есть форма? Если есть красивая об­ложка, манящая своей красочностью, внутри которой нет содержания. А оно и не нужно человеку моды — ну и пусть бес­содержательно, зато красиво. По сущест­ву, бессодержательность моды не несет в себе никакой информации, никакого со­общения. Единственное, что она может означать — это безвкусие, и мы снова убеждаемся в том, что сама по себе мода означает отсутствие вкуса, отсутствие субъектности. «Модная» масса не видит означаемого у того вихревого круговоро­та, которому она сама отдалась. Но этого следовало ожидать: как можно заметить означаемое, если не питать никакого ин­тереса к содержанию? Как можно коп­нуть к чуть более глубокому уровню ос­мысленности и понимания, если познава- тельность не является ценностью? Мода, можно сказать, — это также проявление антикогниции.

Мода несет в себе некую конвенцио- нальность, предписанность. Говоря о са- моактуализированной личности, А. Мас- лоу наделяет ее внутренними нормами и убеждениями, не обязательно тождест­венными общепринятым, независимо­стью в суждениях, самодетерминацией и ответственностью. Кроме того, для нее не имеет значения то, как она выглядит в глазах других людей, она автономна. Также стоит подчеркнуть, что такая лич­ность независима от всего внешнего и от культуры в том числе: для нее главное — мотив роста и развития, устойчивость от воздействий [32]. В сущности, автор под­разумевает именно субъектную позицию. Он также упоминает людей, формирую­щих свои суждения на основе газет, рек­ламы, телевидения, пропаганды, которым отказывает в самоактуализированности. В общем, Маслоу противопоставляет са- моактуализированного человека и челове­ка моды (масс-медиа). Внимание, уделен­ное нами этому автору, объясняется тем, что самоактуализация как таковая пред­ставляется нам очень близкой к субъектности смысловой структуры; скорее даже, самоактуализация — это высшая стадия развития субъектных качеств. В общем, СМК в своем большинстве рождают «од­номерного» человека, культивируют ло­яльные взгляды и подавляют оппозици­онные помыслы, препятствуют развитию критического мировоззрения.

Стоит также отметить причинно­следственную двойственность, прояв­ляющуюся в общении между реципиен­том и отправителем в контексте массме- дийности. С одной стороны, содержание СМК зависит от вкусов, предпочтений и вообще культурного уровня реципиентов (отправитель сообщений должен под­страиваться к получателю, чтобы послед­нему данные сообщения были доступны). С другой стороны, СМК задают культур­ный уровень реципиентов, постоянно «бомбардируя» их примитивными в со­держательном смысле сообщениями.

Но как бы критически мы ни относи­лись к таким тенденциям культуры, как мода и реклама, мы не способны полно­стью дистанцироваться от них. Их воз­действие — хотим мы того или нет — в лю­бом случае «давит» на нас. Оно распро­страняется по каналам СМИ, оставляет свой след в психике каждого члена обще­ства и интегрирует его в социум, в чем прослеживается адаптирующая функция этих тенденций. Человек, находящийся вне массы, демонстрирующий свою ина- ковость, массой отвергается и обрекается на одиночество. Собственно, по Ницше, масса, стадо боится именно одиночества. А мода и реклама открывают ему путь в пространство массовой культуры и оберегают его от многих экзистенциаль­ных проблем, с одной стороны, но и пре­пятствуют проявлению подлинной субъ- ектности — с другой. Другое дело — на­сколько современный человек способен не избегать этих тенденций, не проявлять эскапизм, а противостоять им, сортиро­вать воздействия, исходящие из недр массовой культуры, как полезные и бес­полезные для саморазвития и развития своих субъектных качеств. Считается, что информация, предлагаемая коммуника­тором реципиенту, может глубоко про­никнуть в сознание последнего только в том случае, если она соответствует его це­лостному представлению о реальности. Многие представители школы совре­менного гипноза, будучи согласными с данным мнением, утверждают невозмож­ность манипуляций над сознанием, кото­рое не пропускает ничего, что противоре­чит ценностным ориентациям и мировоз­зрению субъекта. Но правомерно будет поставить вопрос: а если субъект не обла­дает мировоззренческой целостностью? В таком случае нечем фильтровать посту­пающую извне информацию. В общем, эффективность воздействия манипуля­ций обратно пропорциональна устойчиво­сти взглядов реципиента.

Но, тем не менее, далеко не все поле тенденций моды мы имеем право обви­нять в деструктивном воздействии на субъекта. К примеру, мода на здоровый образ жизни, постоянно подкрепляемая рекламными образами внешне привлека­тельных и сильных молодых людей, спо­собна оказывать положительное влияние на субъектную активность. У реципиента после просмотра может возникнуть жела­ние стать таким же обладателем нака­чанных мускулов, и это желание реализу­ется в активной деятельности. В данном случае моду можно отнести не только к уровню китча, но и «поднять» выше. Та­ким же образом «работают» некоторые телевизионные и радиопередачи, в кото­рых культивируются такие ценности, как здоровый образ жизни, уважение к близ­ким, любовь и т. д. Только, к сожалению, духовные ценности пока не в состоянии в достаточной мере заменять бессубъект- ность и бездуховность современной моды, рекламы и многого содержания сообще­ний СМИ.

ЛИТЕРАТУРА

1. Филичева Н.В. Арт Деко — стиль времени // Рос­ сийская массовая культура конца ХХ века: ма­териалы круглого стола. 4 декабря 2001 г. СПб.: Санкт-Петербургское философское об­щество, 2001. С. 177-186.
2. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Ма­кет, 1995.
3. Аврамов А.В. Смена научных парадигм в кон­цептуализации феномена «массовая культу­ра»: автореф. дис. … канд. филос. наук. Вели­кий Новгород, 2007. 21 с.
4. Конева А.В. Мода как иное // Российская массо­вая культура конца ХХ века. С. 82-87.
5. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: Ермак, 2003. 342 с.
6. Фуко М. Слова и вещи: археология гуманитар­ных наук. СПб.: A-cad, 1994. 408 с.
7. Безнюк Д.К. Мода // Постмодернизм: энцикло­педия. Мн.: Интерпрессервис: Книжный Дом, 2001. С. 474-475.
8. Вяткин Б.А. Лекции по психологии интеграль­ной индивидуальности человека. Пермь, 2000. 179 с.
9. Борзых С.В. Человек-потребитель в условиях глобализации: автореф. дис. . канд. филос. наук. Томск, 2005. 22 с.
10. Фуко М. История безумия в классическую эпо­ху. СПб., 1997. 576 с.
11. Фромм Э. Человеческая ситуация — ключ к гуманистическому психоанализу // Фромм Э. Искусство любить. СПб.: Азбука, 2002. С. 11­-66.
12. Гуревич П. Массовая буржуазная пропаганда и злоключения американской социологической теории // «Массовая культура» — иллюзии и действительность: сб. ст. М.: Искусство, 1975. С. 233-254.
13. Фонарев АР. Формы становления личности в процессе ее профессионализации // Вопросы психологии. 1997. № 2. С. 88-93.
14. Сапожников Е.И. Общество потребления в странах Запада // Вопросы философии. 2007. № 10. С. 53-63.
15. Пряжников Н.С. Профессиональное самооп­ределение в культурно-исторической перспек­тиве // Вопросы психологии. 1996. № 1. С. 62-72.
16. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Про­гресс, 1990. 368 с.
17. Леонтьев ДА. Психология свободы: к поста­новке проблемы самодетерминации личности // Психологический журнал. 2000. Т. 21. № 1. 15-25.
18. Гопко В.В. Воля в массовой культуре: дис. … канд. филос. наук. Омск, 2006. 148 с.
19. Шаров К.С. Гендерные аспекты семиотики мо­ды // Вопросы философии. 2007. № 12. С. 50-64.
20. Тихомиров О.К. К. Поппер и психология // Во­просы психологии. 1995. № 4. 116-129.
21. Довгань О.В., Трофимов М.Ю. «Казаться» или «быть»: проблема социализации личности в современном обществе // Гуманитарные ис­следования: ежегодник. Вып. 12. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2007. 28-32.
22. Новикова Е.Ю., Петровский В.А. Использова­ние механизмов моды в педагогической прак­тике // Вопросы психологии. 1990. № 3. С. 100­-106.
23. Токарева М.Ю., Донцов А.И. Меньшинство как источник социального влияния // Вопросы пси­хологии. 1996. № 1. С. 50-62.
24. Гоебенникова О.М. Маска в социокультурном пространстве: генезис, функции, сущность: ав- тореф. дис. . канд. филос. наук. Омск, 2006. 18 с.
25. Борытко Н.М, Мацкайлова О.А. Становление субъектной позиции учащегося в гуманитарном пространстве урока. Волгоград, 2002. 132 с.
26. Сапожников Е.И. Общество потребления в странах Запада // Вопросы философии. 2007. № 10. С. 53-63.
27. Филатова А.Ф. Этический взгляд психолога на проблемы воспитания и образования в совре­менном российском обществе // Гуманитарные исследования: ежегодник. Вып. 12. С. 107-112.
28. Гопко В.В. Негативная элитная селекция и качества личности // Гуманитарные исследо­вания: ежегодник. Вып. 12. С. 16-20.
29. Мартынов И.М. Музыкальная попса: из эпохи возрождения в будущее с промежуточной станцией «ХХ век» // Российская массовая культура конца ХХ века. С. 115-118.
30. Желнова А.М. Философский путь Жана Бод- рийяра: между эстетическим и эпистемиче- ским // Вопросы философии. 2007. № 10. С. 151-158.
31. Барт Р. Литература сегодня // Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М.: Издательская группа «Прогресс»: Универс, 1994. С. 234.
32. Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Питер, 2007. 351 с.
33. Ницше Ф. Танец Заратустры: философские произведения. Избранное. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2007. 224 с.
34. Терин В., Шихирев П. Массовая коммуникация как объект социологического анализа // Рос­сийская массовая культура конца ХХ века. С. 208-232.

 

Ильин А.Н. Мода как тенденция массовой культуры и ее влияние на человеческую субъектность // Вестник Омского университета №2, 2009. С. 21-29.