Потребительская культура является культурной доминантой, охватившей различные социальные слои, в том числе интеллигенцию. Консюмеризм продуцирует ценностные ориентации, которые следует считать, как социально, так и индивидуально вредными. К ним относятся вещизм, индивидуализм, эгоизм, центрированность на личном быте, гедонизм, отвлеченность от социально значимых проблем и т.д. [Ильин, 2012; Ильин, 2014; Ильин, 2016]. Учитывая мощное разрушительное воздействие потребительской культуры на общественное сознание и цивилизацию в целом, специально доказывать актуальность этой проблемы необязательно. Такая актуальность очевидна.
Конформизм нельзя считать явлением, обязательно связанным с потребительской культурой. Он проявлял себя и раньше, но сегодня, в условиях капиталистического социума, он принял несколько иную форму. Если в годы социализма конформность была связана с коллективизмом, с подчинением личных интересов общественно-государственным (в первую очередь государственным), со страхом быть осужденным коллективом, то теперь она имеет в качестве своей основы, наоборот, потребительский индивидуализм, примат личного над общественным. Гражданственность способна рассеиваться или в силу коллективистских обезличивающих тенденций или в силу индивидуалистических, но все также обезличивающих тенденций.
В советское время конформизм конституировался репрессивным аппаратом, выраженном в пристальном взгляде КГБ, НКВД и других призванных обеспечивать социальный порядок структур. Сегодня такого тотального контроля нет, но есть иная форма конформизма. Если ранее инстинкт жизни пересиливал нонконформистскую активность, теперь ее пересиливает «инстинкт потребительской жизни». В предыдущую эпоху люди боялись власти и руководствовались ценностью общественной пользы, которую способна принести их деятельность. Сегодня страх собственно власти как фактора утраты свободы проявляется не так сильно, но на его место встал страх потерять должность, статус, рабочее место и т.д., что заставляет человека превращаться в обывателя, рафинированного конъюнктурщика, заботящегося только о личном благе и забывшего о каких-либо общественно полезных ценностях. Сегодня забота об обществе в глазах консюмеров теряет актуальность, поскольку кажется пустой тратой жизненной энергии, которую представляется направлять вместо социальных целей в русло обустройства мещанского индивидуального быта.
Ранее конформизм обеспечивал социальную консолидацию и индустриализацию, необходимую для общества модерна, а теперь его результатом выступает деконсолидация. В этом заключено отличие «общества потребления» от «общества идеи», а вместе с тем «нового» (потребительского) конформизма от «прежнего» (непотребительского), наличие которого как социального феномена сближает эти общества, находит для них точку пересечения. Вместе с тем и в принципиально непотребительских социумах на общем фоне соответствующего им конформизма периодически наблюдался потребительский конформизм, который ориентировался не на социальную идею, а на личное благосостояние. Просто эти два вида конформизма не всегда поддаются четкому разделению, к тому же их трудно различить по внешним признакам.
Один из социологических опросов интеллигенции показал: 52% считают, что интеллигент должен сотрудничать с властью, а не оппонировать ей, в то время как всего 10% настроены на несогласие. 55% — носители пассивного осознания ответственности за судьбу общества, активное осознание присуще менее 20%. 90% не выражают публично свою точку зрения [Клюева, 2010]. Несмотря на то, что в исследовании Т.В. Клюевой выборка была довольно мала — всего 100 человек, — результаты весьма показательны. Они говорят о неутешительном состоянии современной интеллигенции, которая утратила некоторые свои атрибутивные качества. Ведь интеллигент должен не только иметь высшее образование, но и уметь критически осмыслять действительность. Свободная мысль, если она действительно свободна, рождает свободное слово или даже свободное действие; интеллигент — соискатель правды и заступник за правду. Его мысль и голос должны быть факелом свободы и гуманизма.
Учитывая деструктивный характер реформ современного образования, следует отметить, что оно перестает предоставлять необходимой широты кругозора и глубины знаний, а это, в свою очередь, едва ли может актуализировать в человеке здоровый и зрелый критицизм. Определение же интеллигенции только по критериям уровня образования и профессиональной принадлежности не дает полной картины, поскольку таковой (формальный) подход обращен в наибольшей степени к количественному аспекту вместо качественного. Образование и специфика труда не указывают в обязательном порядке на интеллигентность, а выступают в роли условий, способствующих ее развитию в человеке. Тем более высшее образование и качественное высшее образование — сегодня вещи разные. Высшее образование в стране есть, а существенного развития прослойки высококвалифицированных специалистов нет. Поэтому согласимся, что определить интеллигенцию как социальный слой «можно, только исходя из его внутренних характеристик — особой роли в социальной жизни, ценностей и целей деятельности этого слоя» [Матвеева, 2012: 74].
В образованном слое часто можно встретить людей, нравственный уровень которых позволяет им беззаветно прислуживать властям. Имеющие установку мыслить во благо государства каким бы оно ни было, они заранее делают соответствующие интересам государства «научные» выводы. Они создаются самой системой, что в обязательном порядке накладывает отпечаток на содержание их посылов широкой аудитории. Они осуществляют «научное» обоснование правильности и эффективности политического курса независимо от степени его антисоциальности. Они занимаются легитимацией уродливых аспектов потребительской действительности не потому, что считают данную деятельность социально целесообразной (хотя для сохранения самоуважения человек часто прибегает к поиску оправдывающих аргументов и после их нахождения сам себя заставляет в них верить), а вследствие коммерческой выгоды. Эти интеллигенты без интеллигентности с радостью и восторгом готовы обслуживать любой режим; главное, чтобы он гарантировал им личную безопасность и сулил хотя бы небольшие преференции. Некоторые из них без особых раздумий проявляют готовность «идти по головам» ради достижения заветных целей, даже если не только методы, но и сами цели при их реализации кому-то приносят существенный ущерб.
Интеллигенция — не та прослойка, каждый представитель которой обладает дипломом вуза. Интеллигенция — социальный слой занимающихся высококвалифицированным умственным трудом людей, которым присущи высокий интеллект и широкий кругозор, творческая культурообразующая активность, воспитанность, свободомыслие, честность, чувство ответственности за общество, смелость в высказывании собственного мнения, преданность гуманистическим и демократическим идеалам, следование долгу, поиск социальной правды, чувство справедливости, наконец, «безумство храбрых». Интеллигенту не пристало бояться столкновений выводов собственной критики с риторикой господствующего политического истеблишмента. Интеллигент всегда испытывает отвращение к любым формам несправедливости и словом и делом ведет борьбу с ними.
Интеллигент старается проложить связь между реальным и идеальным мирами, он задает вектор дальнейшего развития в соответствии с идеальным миром как целью, как нравственным ориентиром. Интеллигент отличается высоким интеллектом, сопряженным с духовнонравственным началом. Он олицетворяет собой все лучшее, высокое и прогрессивное, из чего состоит общественно-культурный багаж. Интеллигент находится в постоянном гносеологическом поиске Истины как результата осмысления окружающей действительности, и в постоянном нравственным поиске Правды как этического императива, означающего общественное благо и норматив социальной жизни для каждого человека.
Нравственность — обязательное свойство интеллигента и желательное качество любого гражданина. Именно интеллигент обязан быть моральным образцом, и потому с него наибольший нравственный спрос. Среди атрибутивных характеристик интеллигенции нет места таким потребительским качествам, как конформизм, мещанство, лицемерие и безразличие; высокая нравственность несовместима с этими качествами. Интеллигент, центрированный только на собственном благополучии и совершенно утративший социально значимые ориентиры и интерес к будущему своей страны, вместе с тем утрачивает интеллигентскую сущность; это должно учитывать современное интеллигентоведение. В ориентации на себя и личный достаток ничего порочного нет, ибо каждый человек в первую очередь думает о личных нуждах; но, если таковая ориентация затмевает собой социально необходимые проявления гражданственности, человек становится социально опасным.
Соответствующая потребительски-мещанская система ценностей пытается обольстить в том числе интеллигенцию. Поэтому ей необходимо противостоять идейному влиянию потребкульта, который выступает важным для властей фактором, «отключающим» политическую активность масс и переводящим внимание на гаджеты, покупки и быт.
Именно критерии нравственности и гражданской активности сокращают количественно ту социальную прослойку, которую именуем интеллигенцией. Интеллигент обязан напоминать обществу о гуманистических ценностях во времена их забвения. Такое напоминание особенно необходимо в потребительскую эпоху аксиологического упадка, в эпоху постмодерна, отрицающего моральные и гносеологические императивы, смеющегося над «наивностью» Истины и Правды, совершающего ценностную релятивизацию и определяющего для интеллигента некую аморфно-факультативную роль. Чем более это напоминание маргинально в связи с глубокой девальвацией ценностей, тем выше его актуальность. Иногда необходимо искать ценное, существенное и первостепенное не в устоявшемся, а в маргинальном, и тем самым потрясать убеждения повседневной потребительской практики, призывать в условиях аксиологической безмерности искать и находить свою меру.
Когда интеллигент переходит в бюрократические или правительственные круги, он теряет свою интеллигентность, так как становится представителем эксплуататорского слоя, противостоящего интересам социального большинства; высший класс и интеллигенция практически всегда находятся в антагонистических отношениях. Но это не значит, что интеллигент призван во что бы то ни стало бороться с государством. Скорее ему надлежит активно оппонировать не самому государству, но тем властным решениям, которые выгодны представителям политического истеблишмента, а не народу. Если ему и стоит поддерживать те или иные решения политических элит, то именно когда усиление власти государства происходит в интересах страны и народа и против интересов олигархов и иностранных заинтересованных сил. Интеллигента должны возвышать до протестной активности и исторического творчества любовь к стране и обществу и чувство ответственности за них. В том числе поэтому едва ли можно считать интеллигентами сторонников неолиберальных теорий, выступающих в защиту приватизации, открытия рынка, формирования «гибкой» системы труда и десуверенизации страны перед лицом алчных транснациональных корпораций. Неолиберализм, с которым связывала себя интеллигенция конца XX в., ратует за интересы крупного, в том числе транснационального, капитала, которые противоположны интересам народа [Ильин, 2018]. Поэтому данная теория не может считаться защищающей общество, патриотичной и нравственно состоятельной.
Принципиальная борьба с властью чревата серьезными социальными потрясениями, которые способны, вытягивая общество из ямы, ввергать его в пропасть. Дело чести интеллигента, — борьба с антинародными решениями власти, противление злу, несправедливости и неправде. Только эта борьба не должна выливаться заодно в борьбу со своим народом, ибо часто, оппонируя правительству, люди вольно или невольно становятся на сторону геополитических противников своей страны (приведем для примера рвущихся к власти неолиберальных оппозиционеров) и, соответственно, на защиту чужих интересов, не совместимых с интересами своего народа.
Если власть осуществляет социально полезные проекты, интеллигенции надлежит поддерживать эти явления. Так, известно, что интеллигенты в свое время выступали против социализма. Видный русский обществовед А. Зиновьев впоследствии заявил, что не стал бы примыкать к диссидентам и писать антисоветские работы, если бы заранее знал, в какую пропасть упадет народ после развала ненавистной советской системы. Поэтому интеллигентское оппонирование власти должно фундироваться не столько на неприятии сложившейся социально-политической ситуации, сколько на позитивном стремлении к желаемой ситуации.
Поддавшись гипнозу рыночной риторики в конце 80-х, интеллигенция, как и другие слои советского народа, не понимала, что так называемый рынок только ухудшит ситуацию, создаст новый демос, включающий в себя не весь народ, а около 10% самых богатых и успешных, обогатившихся за счет настоящего народа и народной собственности, которых силовики, чье руководство само войдет в эту прослойку, будут защищать от народа, то есть от значительно большего количества бедняков. Народ как совокупность «старых русских», «совков», несмотря на его многочисленность, в 90-е гг. был загнан на социальную периферию и самым парадоксальным образом получил внегласный статус экономического и политического меньшинства, пораженного в своих возможностях охлоса; сила социальной группы обрела статус более привилегированного фактора, чем ее численность. Народом и нацией стала узкая прослойка «новых русских», чье поведение разошлось с моральными и юридическими нормами. Демос против охлоса начал форсированную информационную и экономическую атаку. Обедняя большинство, демос обрел сверхбогатство и рычаги власти. Демос исключил человеческое большинство из стана народа и из зоны своих моральных обязательств, а себя назвал народом, обществом (сравните с сегодняшним «креативным классом»). Таковой была демократия в 90-е годы — основанная на сегрегации власть демоса, а не народа. Но интеллигенция, как и многие другие общественные слои, об этом даже не подозревала. Поэтому такому ответственному слою населения, как интеллигенция, не пристало проявлять бездумную политическую горячность и вооружаться аморфными новомодными идеями. Ей необходимо проявлять зрелость, рефлексию и подвижническую мудрость при оказываемом ею давлении на власть имущих. Все это, естественно, противоречит потребительским ценностям.
Недаром С.Г. Кара-Мурза называет мещанство антиподом и экзистенциальным врагом интеллигенции и справедливо укоряет претендующих на звание интеллигентами людей, которые поддержали развал СССР и неолиберальный поворот в России. «…статус интеллигенции сразу теряет та часть образованного слоя, которая в конце 80-х годов впала в социал-дарвинизм и отвергла ценность справедливости <…> Посвятив себя «втягиванию страны в зону абсолютного господства золотого тельца», элитарная часть той общности, которую обозначали словом «интеллигенция», совершила радикальный разрыв с этой общностью, что привело к ее дезинтеграции — «трудовая интеллигенция» пока что в новую общность собраться не может» [Кара- Мурза, 2012: 203, 204].
Интеллигент становится собой, находясь в вечном состоянии преодоления себя, совмещая интеллект и гражданское (принципиально непотребительское) сознание, не способное оставить его пассивным при взгляде на неправильные с нравственной точки зрения явления. Он борется за социальную справедливость. Он ориентирован в том числе и на нечто высокое, надличностное. У него обязательно есть миссия, смысл жизни, возвышающийся над сферой индивидуального. Он хочет оставить что-то социально ценное после себя. Он настроен на сохранение достоинства мыслей и поступков. Всем этим он отличается от современного консюмера, у которого смысл жизни сводится к бездумному потреблению и господствует ориентация только на индивидуальную прибыль.
Интеллигент и гражданин — тот, кто требует ограничения деятельности государства по ограничению людей. Но это требование призвано утверждать вовсе не доминирование абстрактных воспеваемых либералами прав и свобод личности, которые могут вылиться в антинародный индивидуализированный волюнтаризм, разрушающий общественные скрепы и возможности совместной жизни. Требования интеллигенции и граждан призваны утверждать такие права и свободы личности, которые не противоречат делу социальной справедливости, развитию страны, поддержанию ее независимости от других стран и прочих внутренних и внешних акторов, желающих разрушить суверенность страны и ее народа. В этих требованиях сливаются воедино свободолюбие, чувство социальной справедливости и патриотизм, который соответствует принципу: «усугубление проблем моей страны — это не повод бросить ее и эмигрировать, а, напротив, дополнительный стимул, разрушающий всякое желание ее покинуть. Непринятие на себя проблем страны приведет к ее гибели. Ее нужно любить не потому, что она великая, а она должна стать великой вследствие любви к ней».
Интеллигент критикует бесчестность политического истеблишмента не для того, чтобы в дальнейшем инкорпорироваться во власть самому, а для провоцирования элит прислушиваться к мнению защитников интересов народа.
Конечно, любая типологизация страдает высоким уровнем обобщенности и теоретичности. Потому границы, отделяющие интеллигенцию как социальный слой, весьма условны, и трудно эмпирически представить интеллигенцию как объект изучения, хотя нельзя говорить о ее отсутствии. Перечислив качества, присущие интеллигенции, мы описали некий идеальный тип, представили «абсолютный» вариант интеллигенции. Конечно, не все интеллигенты интеллигентны в одинаковой степени, и не у каждого наличествуют все до последнего из приведенных качеств.
Прошлые эпохи ознаменовались в том числе великими именами интеллигентов, талант которых позволил совершать рывки в технике, науке, сфере художественного творчества. Неолиберальная современность, отбросив интеллигенцию на периферию социального бытия, превозносит имена сверхбогачей, наделенных не талантами, а туманными биографиями происхождения своих богатств. Социально необходимые эталоны исчезли, и на привилегированный трон сели деятели шоу-бизнеса, чиновники и олигархи. Культура производства сместилась культурой потребления. Такая подмена эталонов и образцов является серьезным барьером для претворения в жизнь декларируемой модернизации, поскольку любой прорыв в любой области лежит прежде всего на плечах творческой интеллигенции.
Интеллигенция как слой защитников общества сегодня крайне важна. Именно она способна воздействовать на власть так, чтобы последняя принимала социально полезные решения в разных областях — в культуре и экономике, в образовании и социальной — политике, в геополитике и т.д. Интеллигенция может воспитывать гражданственность, политическую активность и классовое сознание народных масс. Однако средством формирования широкой прослойки интеллигенции может быть только сама интеллигенция, ее пассионарность, активность, ответственность, ее самосознание.
Литература:
Ильин А.Н. Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций: монография / А.Н. Ильин; науч. ред. Д.М. Федяев. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 2012.
Ильин А.Н. Культура общества массового потребления: критическое осмысление: монография. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 2014.
Ильин А.Н. Наше потребительское настоящее: монография. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 2016.
Ильин А.Н. Неолиберализм: опасные последствия // Свободная мысль. 2018. №3(1669).
Кара-Мурза С.Г. Угрозы России. Точка невозврата. — М.: Эксмо: Алгоритм, 2012.
Клюева Т.В. Социальные позиции современной интеллигенции в условиях формирования гражданского общества // Вопросы культурологии. 2010. №6.
Матвеева Н.Ю. Феномен русской интеллигенции: смысловой анализ // «Новая» и «старая» интеллигенция: общее и особенное / РГГУ, социолог. фак-т, Центр социолог. исследований. Под общей ред. Ж.Т Тощенко. Редактор-составитель М.С. Цапко; М.: РГГУ, 2012.
Ильин А.Н. Интеграция потребительского конформизма в систему ценностей интеллигенции // Интеллигенция: многообразие образов и стилей жизни: материалы XXI международной социологической теоретико-методологической конференции / РГГУ, Социолог. фак-т, Центр социолог. исследований. Под общей ред. Ж.Т. Тощенко. Редакторы-составители: М.С. Цапко, Е.В. Зверев; М.: РГГУ, 2020. С. 284-292.