Потребительская культура и неолиберализм

Аннотация. Существует прочный союз потребительской культуры и неолиберального экономического порядка. Рыночная идеология и потребительская культура сходны во многих своих постулатах. При этом неолибераль­ные доктрины насыщены множеством мифов, утверждающих, что именно рынок и культура потребления — залог демократизации общества. Реалии общества потребления во многих аспектах опровергают обещания либералов о сопутствии свободного рынка демократическим тенденциям. Коммерциализированная по неоли­беральным рецептам культура теряет свою аутентичность. Массовое сознание дегероизируется, трансформи­руется отношение к социально полезным ценностям и к самому понятию «общественная польза». Укоренение в российском обществе ценностей потребления можно рассматривать как особенность культурного империа­лизма со стороны Запада.

Ключевые слова. Культура потребления, неолиберализм, социальная атомизация, реклама, индивидуализм.

 

1

Культура потребления в России укрепилась с приходом капитализ­ма. Потребкульт является неотъемлемой частью бытия при господстве свободного рынка — того самого, который в конфликте между трудом и капиталом полноту прав оставляет за капиталом и отменяет многие трудовые права рабочих. Неолиберальный режим оказывает выгодное для себя влияние на индивидуальное и общественное сознание. С по­мощью прежде всего индустрии рекламы бизнес-акторы рынка активно манипулируют сознанием людей, формируют фиктивные потребности, укрепляют охранительные для неолиберального порядка мифы.

Результаты потребительской идеализации обширны. К ним относит­ся формирование огромного числа консюмеров, для которых смыслом жизни является покупка вещей для демонстрации (не всегда имеюще­гося) высокого социального статуса. Потребкульт ведет к росту инди­видуалистических настроений в обществе, к десолидаризации, которая блокирует протестную активность труда против капитала. Люди утрати­ли классовое чувство: доминирует культ индивидуального успеха и ма­териальных ценностей. Также потребкульт подрывает нравственные качества людей, аннигилирует экологическое сознание, поскольку ин­фраструктура потребления (реклама и мода) перманентно требует поку­пать новое и брендовое, вскоре выбрасывать (поскольку приобретенное вышло из моды) и приобретать новые аналоги. Расточительность, ко­торую проповедует потребительская культура, и предельно эксплуати­рующее природу производство многократно усиливают отрицательное влияние на экологию [5; 6; 7].

Конечно, это далеко не все тревожные последствия брака неолибе­рального режима и потребкульта, но именно названные тенденции осо­бо актуальны. (Для экономии места далее будем использовать вместо терминов «неолиберализм» и «культура потребления» аббревиатуры — соответственно НЛ и КП).

Неолиберальная идеология и политика стремятся ликвидировать все формы социальной солидарности, заменить их индивидуализмом и конкуренцией. В создаваемых ими социально-экономических услови­ях для максимизации индивидуального успеха и личной эффективности нужно смотреть на окружающих как на конкурентов, и потому заинте­ресованность в их проблемах и в помощи им вредна. Нормой становит­ся стремление использовать каждого в качестве средства достижения индивидуальных целей. Индивидуализм доходит до самого жестокого социал-дарвинизма. Здесь мы видим сходство неолиберально-потреби­тельской культуры и криминальной, в соответствии с которой каждый сам за себя и каждый должен обогащаться любой ценой. Когда-то по­добные ценности и основанный на них образ жизни подвергались за­служенному и однозначному осуждению.

Насаждение культа индивидуального успеха и эгоизма ликвидирует возможность коллективного объединения и сопротивления правящему классу, отрицает совместную защиту общих интересов — как перед ан­тинародной государственной властью, так и перед глобальным истеб­лишментом, который вероломно насаждает неолиберальные порядки, стремительно ухудшающие жизнь социального большинства. Само по­нятие «общий интерес» маргинализируется посредством КП и НЛ; вме­сто него воспевается индивидуальный интерес. КП тиражирует цинизм, недоверие, феномен «легкой социальности», который характеризуется неспособностью и нежеланием долгосрочных близких отношений.

Индивидуализм потребкульта формирует феномен социальной ато- мизации. Люди перестают быть социально ответственными граждана­ми. Они спокойно смотрят на сообщения о том, как силы правопорядка, олигархи и т. д. вероломно нарушают чьи-то свободы, — ведь это случи­лось не с нами, а с «ними». Для потребителей главное в жизни — модные вещи и гаджеты, которыми можно покрасоваться перед окружающими. Их мало интересуют положение трудящихся, проблемы политики, эко­номики, экологии страны и народа, мира в целом.

Даже негодование проявляется скорее индивидуально, чем коллектив­но. Под прикрытием риторики о создании гражданского общества было сформировано деполитизированное и атомизированное потребитель­ское общество рекламно-пропагандистской манипуляции, в котором рациональный выбор сталкивается с машинерией рекламной пропаган­ды, духовность сменяется эгоизмом, алчностью, культом выгоды и лич­ного успеха. Такое общество трудно мобилизовать ради важных созида­тельных проектов, создания общего блага. Его сложно консолидировать и для самозащиты.

Потребительское рыночное общество превращается в поле боя, где борьба всех против всех нормальна. Нет никакой сплачивающей духов­ной и нравственной идеи. Господствует представление, согласно кото­рому деньги — средство достижения всего желаемого, инструмент об­ретения свободы (так превратно понимаемой в условиях капитализма), ресурс, без которого невозможно ничего. Следовательно, деньги стано­вятся наивысшей ценностью.

НЛ и КП не приемлют высоких гуманистических ценностей — ведь они, будучи социально необходимыми, низко конвертируются в усло­виях всеобщего рынка и монетизации. Государство, в подчиненном ко­торому обществе начинают править бал эгоизм и тотальный индивиду­ализм, едва ли может называться социальным (несмотря на положение Конституции). Оно соответствует неолиберальным «традициям».

Индивидуализм рискует обернуться также против его апологетов и создателей соответствующей общественной системы. Ведь тот, кто был в обществе зверей сильным и пользовался своим преимуществом для подавления остальных, может в одночасье стать слабым и разделить участь своих прежних жертв (или жертвами могут стать его потомки).

Эгоистическая идея НЛ «если каждый будет спасать только себя, то все спасутся» не работает, особенно в кризисных ситуациях; когда каждый гребет по-своему, лодка перестает двигаться, а в худшем случае — тонет. Да и вне критических ситуаций эта максима либерального эгоизма край­не ущербна. Ведь спасение себя нередко конвертируется в совсем небла­городное стремление сыграть в игру с нулевой суммой, когда индивиду­альный выигрыш связывается с проигрышем «других». Индивидуализм превращается в стремление обмануть других, в желание разными манипу­ляциями завладеть чужими ресурсами. Финансовые спекуляции, эксплу­атация труда с нарушением ряда норм, продвижение заведомо некачест­венного товара под видом качественного, — эти и многие другие примеры показывают, как индивидуальное спасение реализуется за счет утопления «других». «Включается» типично неолиберальное оправдание в стиле «если я смог их обмануть, это их проблемы, а я — успешен». Дело в том, что в данной парадигме успех воспринимается не с позиций социальной пользы от деятельности человека, а с позиций индивидуальной выгоды.

Возобладала буквально животная (живодерская) конкуренция, при которой каждый рассматривал другого как недоброжелателя. На смену добрым отношениям сограждан пришел жуткий индивидуализм. Толь­ко зараженное неолиберализмом сознание убеждено в том, что такая трансформация — культурный прогресс.

Потребкульт, будучи максимально, до неприличия коммерциали­зирован, проповедует взгляд на жизнь и других людей сквозь призму рыночной выгоды. Ценность личного обогащения ставится превыше всего, а ценность всеобщего блага воспринимается и осмеивается как всего лишь идеологический симулякр. Но «ценности общего блага яв­ляются необходимым условием осуществления прав человека и гражда­нина… Человек как член общества жизненно заинтересован в сохране­нии нравственного и физического здоровья общества, членом которого он является, поскольку в безнравственном и больном обществе невоз­можно… обеспечить права человека. А гражданин как член государства заинтересован в сохранении государства, а значит, в защите основ его конституционного строя, в обеспечении его обороны и безопасности» [4]. И в целом частные интересы не могут обеспечить необходимую базу для морального, экономического и политического развития общества.

2

В «нормальной» культуре принято одобрять честных, трудолюбивых, создающих общественное благо. В «ненормальной», т. е. КП, заслужи­вающим одобрения признается тот, кто приловчился извлекать пользу именно для себя, даже если это происходит в ущерб другим. Все осталь­ные, даже если их труд бесценен для страны, но низко оплачивается, воспринимаются как неудачники. Вот и получается, что Тимати, Собчак или Бузова значительно успешнее, чем преданный своему труду хирург, спасающий жизни людей, или хороший учитель, вносящий неоцени­мый вклад в формирование новых поколений.

В условиях НЛ и КП наиболее почитаются те, кто не столько зарабо­тал состояние, сколько его эффективно экспроприировал, — вспомним пропагандируемое в СМИ изменение нравственных категорий в период рыночных реформ. Нам постоянно показывают в качестве успешных людей, на которых следует равняться, не честных тружеников, а звезд шоу-бизнеса, пиарщиков и рекламщиков (по сути — манипуляторов), «светских львиц», олигархов, прочих представителей «непосильной» и «общественно нужной» деятельности, которую по недоразумению на­зывают трудом. Финансисты, маркетологи, бесталанные звезды эстрады и прочие представители симулятивного социально вредного сектора в таких культурных условиях вызывают больше уважения, чем простые труженики. И при главенстве рынка они намного успешнее тех, чья дея­тельность действительно полезна для общества, без которой социум не способен ни развиваться, ни даже поддерживать свое существование.

Проникнутый соответствующим контентом потребитель не фокуси­рует внимание на том, что миллионы людей трудятся за низкую зарпла­ту, находясь за пределами телекартинки. Их не показывают, в их цеха и другие пространства не проникает телекамера, хотя они трудятся для существования страны, экономики, производительных сил. В том числе их трудом поддерживаются сами массмедиа, производители симуля- кров, рекламы и гламура. Без армии индустриальных производителей не было бы потребительской инфраструктуры, «постиндустриальной» симулятивно-паразитической надстройки. Примечательно, что потре­битель — один из этих трудяг, который мечтает не о лучшей жизни для всей страны, а о лучшей жизни для себя. Вместо классового сознания он охвачен его противоположностью, активно распространяемой в усло­виях общества потребления в кругах низших классов.

Медиа зомбируют аудиторию фамилиями Собчак, Бузовой, Баг­дасарян, Шурыгиной, Поклонской и т. п. Периодически их критику­ют; но антиреклама — тоже реклама, создающая культ. Однако никто не демонстрирует биографию высококвалифицированного инжене­ра, производственника-новатора, самоотверженного врача, прогрес­сивного ученого или лучшего учителя. В итоге имена своих действи­тельных героев страна не знает, и они остаются героями невидимого фронта, уступая дорогу до неприличия растиражированным анти­героям.

Страну методом медийной «мягкой силы» заставили выучить име­на целого ряда отличившихся крайним аморализмом персон. В жизнь входит новое поколение с соответствующими ценностями, идеалами и нормами. Его представители не озабочены тем, чтобы их деятельность и труд были отягощены общественной пользой.

Идеология, исходя из чьих-то интересов, влияет на господствующие в обществе идеи. В этом (и не только в этом) заключена колоссальная моральная инверсия современных массмедиа. Здесь мы видим тоталь­ную деформацию как культуры, так и общественно-экономических ус­ловий, явно указывающую на господство социальной несправедливо­сти. Впрочем, НЛ-экономика и социальная справедливость — явления взаимоисключающие.

Для КП труд — ценность негативная, а демонстративные развлече­ния — позитивная. Труд — лишь средство обретения широких потре­бительских возможностей. Он не рассматривается как ресурс, важный для общественного развития. Сами трудовые отношения претерпели серьезную трансформацию. Теперь рабочие все меньше противопо­ставляют себя как коллективного субъекта своему руководству в борьбе за достойные условия труда. Напротив, работники противопоставляют себя друг другу, вовлекаясь во внутриклассовую конкуренцию.

3

КП, фокусируя внимание человека на вещах и подчеркивании с их помощью собственного статуса, формирует интеллектуальное невеже­ство, моральную тупость, когнитивную атрофию. Она, как и НЛ, превоз­носит абстрактную личную свободу, жизнь «в кайф», вседозволенность, забывая, что свобода обязательно сопрягается с ответственностью. Материальные ценности выше интеллекта и нравственности, личные неурядицы важнее любых национальных и глобальных проблем. Гума­нистические идеалы размениваются на утробные процессы.

КП и НЛ как формы идеологии содержательно очень близки. Обе абсолютизируют эгоизм, делегитимируют общечеловеческую мораль, воспитывают равнодушие к страдающим, препятствуют солидарности и сочувствию, нивелируют само понятие социальной справедливости. Рынок и рыночная идеология подчиняют себе или даже заменяют собой различные формы солидарности, равно как и системы подлинно чело­веческих ценностей. Другой человек из разряда «ближний» переводится в разряд «дальний», на него не распространяется моральное сознание, которое, как и понятие «ближний», дезавуируется данной идеологией. НЛ и КП противопоставляют себя взаимопомощи, сопричастности, со­циальной ответственности, гражданственности, коллективной увлечен­ности общественными проблемами и методами их решения. Перечи­сленное уступает место увлеченности индивидуальными проблемами; мир скукоживается до микроскопического мирка. Потребкульт превра­щает человека в раба денег и гламура, готового на любое деяние ради личного обогащения.

НЛ и КП не предполагают социально значимых идей. Вместо идеоло­гии личного успеха посредством социально полезной деятельности они постулируют личный успех любой ценой. Главным критерием достоин­ства человека выступает его материальное благосостояние, полученное независимо от сопряженной с ним общественной пользы. Потребитель оценивает окружающих по их кошельку, а не по интеллектуальным и моральным качествам. Согласно терминологии Э. Фромма, принцип «быть» потребкульт заменяет принципом «иметь». Учитывая стремление консюмера предстать посредством своих вещей в глазах окружающих успешным и крутым, он реализует также принцип «казаться».

Именно в условиях рынка (экономический аспект) и консюмеризма (социокультурный аспект) доминируют мещанские ценности, обра­зующие аксиологический корпус под названием «индивидуализм». Из сферы ментальной они перетекают в сферу практическую, воплощаясь в реальность.

Одновременно смягчается социальное отношение к тем экономиче­ски и культурно вредным явлениям, которые в СССР заслуженно квали­фицировались общественным мнением как скверна. Так, деструктивные для экономики финансовые спекуляции и ломающие рациональное сознание формы рекламной пропаганды воспринимаются некритично, становясь нормой жизни. Аналогичным стало отношение к брачному контракту, т. е. к ожиданию от супруга делового партнерства в сфере по­лучения и использования дохода и собственности. Мало кого удивляет позиционирование детей исключительно как выгодного вложения ка­питала для обеспечения старости. Уже привычно слышать, что деньги и власть важнее действительных гуманистических ценностей. При со­ответствующем «воспитании» закономерен расцвет беспринципности, коррумпированности, различных форм проституированности. От «все продается» недалеко до «все продаются».

Общество при такой этике посредственности уже не предъявляет индивиду претензию быть социально полезным, а любая экзистенци­альная вина, раскаяние и чувство социального долга порицаются. Само понятие «общество» вымарывается из массового сознания (в соответст­вии со знаменитой фразой М. Тэтчер): есть лишь «Я». Кто занимается бесполезной достоевщиной и морализаторством, тот не зарабатывает денег и остается неудачником. Удача связывается не с личным вкладом в развитие общества и даже не с личным вкладом в (эстетическое, ког­нитивное или этическое) развитие самого себя, а с личным вкладом в самообогащение. В гонке за личным обогащением возрождается на­иболее дикая конкуренция и, соответственно, низводятся до минимума солидарность и взаимопомощь.

А. Тарасов еще в 1994 г. писал: «насаждаемые сегодня в России “куль­тура” и “образ жизни” имеют неприкрытый ярко выраженный клас­совый характер: это “культура” богатых, агрессивных в поведении, спортивных, милитаризованных, эгоистичных, ориентированных на потребление, ханжески религиозных и не любящих интеллектуалов ог­раниченных буржуа, которые как своих кровных врагов рассматрива­ют наемных рабочих, бедных, больных, пацифистов, коллективистов, свободомыслящих, независимых творцов и интеллектуалов — наслед­ников классической европейской культуры VIII—XIX веков и лево­го авангарда начала ХХ века. Притом в России активно насаждаются консервативные стереотипы “американского образа жизни”, которые в самих США сегодня рассматриваются как устарелые и реакционные и вытесняются с общественного и культурного горизонта. Например, реклама спиртного и американских сигарет, запрещенная на TV в США, заполонила телеэкраны в России. В развитых западных странах вводятся ограничения на пропаганду насилия и порнографии — в Рос­сии наоборот (как можно — это же часть “цивилизованного” западно­го образа жизни!)» [10].

4

Потребительская пропаганда упрощает личность, примитивизирует, деинтеллектуализирует и дегуманизирует ее. Потребитель мыслит ре­кламными штампами, у него отключены критическое мышление и са­мосознание. Он не желает напрягать мышление и волю. Необоснован­но считая себя уникальным и являясь эгоистично ориентированным, он составляет элемент толпы, растворяется в антропном массиве, хотя не отдает себе в этом отчета. А толпа податлива для манипуляций. При­менительно к толпе потребителей стоит забыть о концепте «манипуля­ция сознанием», поскольку речь идет о манипуляции, ориентированной на недостаток сознания. Вот к чему ведет господство рынка.

В условиях неолиберального реализма теряется само Бытие. Ведь ка­питалистические отношения, выраженные в идее, согласно которой все можно продать и купить, совершают экспансию в те сферы, где традици­онно такой подход неуместен. Все становится частью рынка и существует в режиме калькулируемое™. Бытие, принимающее абсолютизацию от­ношений количественной эквивалентности, перестает являться Бытием, теряет свой бытийственный статус, уничтожает само себя и трансфор­мируется в совокупность симулякров. Оно размывает действительные ценности, аннигилирует народ, общество, культуру и нравственность. В нем уходит место для мышления в категориях мепродажности.

НЛ с его культом денег и индивидуальной свободы создает опре­деленный антропный тип — экономического человека, убежденного потребителя, нравственность которого также коммерциализирована. В его ментальном пространстве редко находится место для чести, со­циальной ответственности, достоинства, долга, совести, подвига, са­мопожертвования, честности, самоотверженности, героизма, товари­щества, патриотизма и других общественно полезных ценностей. Он полностью индивидуализирован и «освобожден» от этих «атавизмов». Индивидуалист руководствуется императивом «я так хочу», т. е. во главу моральных приоритетов ставит свое «Я», считая, «что хорошо для меня, хорошо в принципе». Ограничений поведения для него не существует, поскольку «все продается» и «деньги не пахнут». Другие люди воспри­нимаются в качестве конкурентов. Неудивительно, что в либерально­лихие «девяностые» уровень преступности (в том числе детской и под­ростковой) в России был крайне высоким, и до сих пор общество не достигло достаточного нравственного состояния. Как верно заметил И. А. Гобозов, «в современном мире часть (индивид) победила целое (общество)» [2. С. 71].

Все наносимые потребкультом удары по общественной морали, про­фессионализму, здоровью и культуре не смущают рыночных акторов, поскольку их приоритетом выступает накопление капитала любыми способами. Если говорить про транснациональный бизнес, для него значимым является также обеспечение глобальной власти, — и распро­странение потребительства стало одним из способов достижения этой цели.

НЛ обеспечивает культурный диктат, так называемую макдоналдиза- цию мира, когда транснациональный тип культуры (или бескультурья) получает все большее влияние и оттесняет подлинные (в том числе национальные) культуры. Это явление называют культурным импери­ализмом. Примитивные, легко понятные, но бессодержательные про­дукты культуры завоевывают культурное пространство, становятся транснациональными.

В глобальном смысле происходит упрощение и унификация вкусов и правил жизни, приведение национальных культур к единому знаме­нателю, которым выступает даже не высокая культура Запада (тогда западоцентризм неолиберальной глобализации был бы хоть частично оправдан), а его именно КП. Наблюдается усреднение национально­культурных качеств посредством насаждения транснациональной КП. Вместо культурного многообразия, плюрализма, взаимной открытости на авансцену выходит товарность, вследствие чего достояния нацио­нальных культур приобретают вид товара, а сами ТНК с выпускаемыми ими брендовыми продуктами становятся частями культуры — только уже глобальной. «…Именно в сфере тиражирования определенных стан­дартов потребления глобализация максимально активно воздействует на рядовых членов любого общества, в том числе — и российского» [11. С. 42]. НЛ — рупор глобализма, оправдания тотально растущего соци­ально-экономического неравенства, крайне эгоистических ценностей и безудержного потребительства.

Руками бизнеса (в том числе ТНК) создан плацдарм для насаждения искусственных потребностей и унификации культур. Национально­культурное богатство, которое создавалось тысячелетиями, обменива­ется на гамбургер и хотдог в условиях потребительской вестернизации культуры и неолиберального открытия рынков. Для усиления возмож­ности корпораций (к примеру, Макдоналдса) успешно реализовывать свой продукт, да еще продавать его людям тех социумов, чья культура не нуждается в таких приобретениях, необходимо создать потребность путем снижения культурного богатства и разнообразия, которые явля­ются сильным барьером для процветания глобального бизнеса. Причем происходит не просто навязывание фиктивных потребностей, не согла­сующихся с выработанными национальной культурой. Вместе с этим осуществляется насаждение меркантильно-материалистичных, безду­ховных представлений и систем ценностей в самом широком смысле этого слова.

❖ ❖ ❖

В быт народов вторгается КП, представляемая как наиболее современ­ная, прогрессивная и отвечающая требованиям времени альтернатива традиционной культуре. Она сковывает протестную активность, сужает кругозор, подрывает мышление, делает подлинно моральные и когни­тивные ценности неуместными, отворачивает внимание от важных про­блем современности в сторону бездушной инфраструктуры вещей. С по­мощью КП поддерживающие в прошлом этнографическое своеобразие обычаи, ритуалы и стили поведения постепенно исчезают, обмениваясь на новые «продвинутые» стандарты.

Потребительские мифы, говорящие о необходимости приобретения модных товаров от мировых брендов, оправдывают разрыв с нацио­нальным прошлым, который дал толчок к установлению существующего порядка вещей, приведению культур к единообразию. Как заметил аме­риканский военный исследователь Ральф Петерс, «оккупация иностран­ных государств в идеале должна начинаться с Голливуда и “Макдонал­дса”, а уже за ними могут следовать американский флаг и автоматные очереди» [1. С. 44]. Тут сложно однозначно судить, что первично: «Мак­доналдс» или автомат. Но факт остается фактом: ряд народов, которые ранее гордились своей национальной кухней и всячески ее оберегали, становятся заложниками американизированного фастфуда. И речь идет далеко не только о кухне как области национальной культуры.

Для ноосферы цветущее многообразие культур столь же необходи­мо, как разнообразие биологических видов — для биосферы. Без наци­ональной самобытности может существовать большой народ, — но не может существовать великая нация. Но силам, пытающимся оседлать глобализацию и перекроить человеческий мир в соответствии со сво­ими интересами, не нужны глубоко культурные и высокообразованные массы, эстетический вкус которых не позволяет им питаться в фастфу­де и приобретать товары мировых брендов. Корпоратократии не нуж­ны свободолюбивые люди, понимающие суть происходящего, ценящие свою свободу и национальное достояние, сопротивляющиеся неоли­беральной глобализации, желающие защитить культурный, экономи­ческий и политический суверенитет своих стран. Распространение КП играет на руку транснациональным апологетам НЛ, заинтересованным в разрушении солидарности и коллективизма среди эксплуатируемых слоев, в социальной атомизации, чтобы раскрошившийся социум, ли­шившийся классового сознания, не мог сопротивляться корпоративно­му грабежу. Потребительство — не продукт российской культуры, а ре­зультат ее обесценивания.

5

Для космополитично мыслящего неолиберала и проводника цен­ностей глобализма все, что связано с народной культурой и любовью к Отечеству, является устаревшим наследием, по которому следует бить «общечеловеческими» ценностями. Здоровый патриотизм преступным образом отождествляется с агрессивным национализмом и просто де- легитимируется.

Консюмеры, армию которых взращивает агрессивная и порой цинич­ная реклама и потребительская инфраструктура в целом, не понимают, что такое подвиг и героизм, не считают их ценностями и, вследствие со­ответствующего дефицита духа, не видят в истории своего народа ни ге­роизма, ни подвига. По меткому замечанию В. Ю. Даренского, «ради ego, то есть ради личной корысти и комфорта подвиг невозможен в принци­пе; но именно ради ego совершаются все подлости, предательства и про­чие злодеяния» [3. С. 140]. Для потребителей новая модель смартфона важнее победы в Великой Отечественной войне, а покупка вещи от кутюр ценнее космических достижений Советского Союза. О великих деятелях российской политики, культуры, науки они просто ничего не знают. Зачем им «лишняя» информация, когда потребительская ситуа­ция требует заниматься материальным самопозиционированием?

Трудно представить себе исход Великой Отечественной войны, если бы в обществе господствовали неолиберальные и потребительские цен­ности. Вряд ли страна смогла бы похвастаться большим количеством героев. Патриотизм был бы «не в тренде»: ведь для последовательного неолиберала и потребителя мир сводится к индивидуальному «Я», и при гибели «Я» мир уничтожается. Для него понятие «мир» не распространя­ется на общество в целом и страну, которая требует защиты, на будущие поколения.

КП требует всегда отличаться от других людей самыми новыми, мод­ными и потому дорогими «игрушками». Но мода и стандарты постоян­но меняются, реклама продолжает проповедовать идеал потребления и вместе с тем предлагать все новые поколения вещей. Чтобы идти в ногу со временем и постоянно адаптироваться к перманентно меня­ющимся стандартам «крутизны», требуются немалые финансовые ре­сурсы. В том числе поэтому в потребителях растет неприязнь к своей стране, которая не может их обеспечить тем уровнем комфорта, какой проповедует КП. Этот феномен атрибутивен для российской либераль­ной оппозиции.

Конечно, желание быть модным совместимо с патриотизмом, нрав­ственностью, любовью к знаниям. Но индивидуалистичный и космопо­литичный потребкульт способствует ценностному крену, при котором одни ценности становятся сверхценностями, а другие превращаются в малозначимые или вовсе нейтрализуются. Сведение мира человека к потреблению не усилит патриотизм, даже если человек удовлетворен жизнью. Тем более, если учесть, что НЛ и КП сконцентрированы на лоб­бировании эгоистических воззрений, противоречащих патриотизму. Консюмеризм не имеет национальности и глубокой духовной связи с той или иной страной и народом.

Особенно опасно, когда потребительским антипатриотизмом прони­кается политическая элита. От решений политика зависит очень многое для судьбы страны, поэтому и ответственности на нем лежит значитель­но больше.

Проникнутая потребительством элита в лучшем случае служит госу­дарству и стране, лишь когда это действительно выгодно, а про духовные ценности тут и речи нет. Потребитель у власти заинтересован в обеспе­чении себя максимальным количеством материальных благ, даже если это обеспечение сопряжено с изменой родине. Для него качество инди­видуального потребления выше любых надличностных ценностей — их просто не существует в скудном универсуме личных ценностей. Цена этого потребления не имеет значения, даже если она катастрофична для общества. Соблазн максимизации личных благ вступает в противоречие с обязанностью служить родине, обеспечивать достойную жизнь для народа, действовать в интересах укрепления государственного сувере­нитета. Все эти обязанности рассматриваются как бесхозяйственность и расточительность.

Такие политики обычно с пиететом смотрят на Запад, идентифициру­ют себя с ним и/или с наднациональным управляющим классом, но не со своим народом. Ведь там потреблять комфортнее, чем в России. От западных элит можно получить весьма ощутимые блага за сдачу нацио­нальных позиций перед транснациональным капиталом. Народ для та­ких политиков остается своим лишь формально, а не духовно. Поэтому в каждой стране необходима действенная система сдерживания потре­бительского антипатриотизма элит. Как минимум эта система не должна позволять им иметь недвижимость и счета за рубежом, поскольку дан­ные активы являются эффективным рычагом давления, принуждения к предательству в угоду тем, на чьей территории находится собствен­ность данного политика. Вспомним известное адресованное России из­речение Збигнева Бжезинского о том, что если ваша элита держит свои активы у нас, то стоит задуматься, ваша ли она на самом деле.

6

Либеральные политики России, работающие в интересах трансна­ционального бизнеса, перед собой ставят задачу сделать народ бо­лее управляемым, лояльным и пассивным, превратить в не способную осмысливать социальные реалии массу. Для этого требуется реформи­ровать систему образования так, чтобы она стала выхолощенной, со­держательно бедной (что и происходит). Для этого требуется воспитать потребителя-мещанина с крайне бедным внутренним миром, с ограни­ченным кругом интересов, безразличного к общественным проблемам, сконцентрированного только на личной выгоде, аполитичного, не име­ющего волевых ресурсов к солидарности и консолидации, не способ­ного анализировать происходящие явления и сопротивляться власть имущим. Недаром Г. Греф прямо заявил о том, что народ должен быть манипулируемым и дезинформированным. Экс-министр образования А. Фурсенко утверждал, что образование должно готовить «квалифици­рованного потребителя». Видимо, квалифицированный производитель стране не нужен [8].

Для типичного потребителя нет ничего сакрального. Он считает, что у всего есть цена — в том числе у долга и Родины. Он из человека превращается в постчеловека, учитывая философскую моду на пристав­ку «пост-». И такие постчеловеки — далеко не только обычные рядовые потребители. К ним относится огромное количество людей, которые управляют крупным бизнесом, влияют на решения государственных де­ятелей, выводят капиталы за границу и разменивают Родину на личный комфорт и максимизацию своей прибыли. Именно такие постчелове­ки — серьезный фактор риска для самого существования суверенной страны. Свою реальную, а вовсе не потенциальную вредоносность для страны они проявили в 1990-е гг., создав на общественном обнищании огромный олигархический капитал, влияя на решения власти (приво­дящие к еще большему распространению нищеты и десуверенизации страны), участвуя в деиндустриализации инфраструктуры и переводя активы за рубеж. Недаром С. Е. Кургинян задается вопросом: «Быть или не быть России?» — отмечая, что элиты стоят перед дилеммой «Родина или бабки», и вызов «иметь» называет вызовом количества, антибытий- ности и постжизни [9].

Невозможно связывать развитие культуры с рыночными ценностя­ми. Культура и рынок несоединимы. Высокая культура формирует иные нравственные императивы, чем те, которые нужны для вписывания в рынок. НЛ заставляет постоянно думать о заработке, о завтрашнем дне, о выживании, и не остается времени на приобщение к культуре. Поэтому не имеют культурного смысла правительственные программы, в которых речь идет об адаптации культуры и образования к рыночным условиям. К тому же без специальных программ культурного разви­тия, без социально полезного реформирования системы образования (а не того, которое проводится в РФ уже долгие годы), без соответствую­щей цензуры в СМИ у людей не появится интерес к чтению, к высокому искусству. Не будут сформированы и действительно подлинные нрав­ственные ценности. Хороший вкус, любознательность, этическую пози­цию следует формировать специально созданными условиями, чтобы человек потом самостоятельно и сознательно стремился приобщаться к высокой культуре. Это приобщение — тяжелая работа, к тому же в ры­ночных условиях зачастую не вознаграждаемая; рынку нужны исполни­тели или предприниматели, а не высококультурные люди, культурный капитал далеко не всегда конвертируется в финансовый капитал.

Рынку требуется адаптированный к условиям капитализма узкий культурный сектор, чтобы он мог продавать свой продукт. Обществу, а не рынку, необходима отлаженно функционирующая система, в ко­торой работают люди с высокой культурой, не отбитой неолибераль­ными реформами. Культурный сектор должен быть крайне обширным и обеспечивать намного более широкое предложение, чем то, которое соответствует рыночному спросу. От него не требуется соответствовать критерию рентабельности, вписанности в рынок.

Культура — принципиально немонетарная сфера, на которую крите­рии рынка оказывают губительное воздействие. Они только извращают культурные интересы людей. Вполне ожидаемо, что в условиях игры на понижение многие люди интересуются продуктами, низкопробными в моральном, интеллектуальном и эстетическом смысле. Получается, от­ход государства от культурного регулирования вызвал соответствующий спрос, и культурный сектор его теперь удовлетворяет. Не удивительно, что многие студенты стремятся вместо знаний и навыков получить ди­пломы, а преподаватели, снижая свои требования, только подыгрывают им. А что, если студенты потребуют вводить в учебный план хироман­тию, космоэнергетику, уфологию, парапсихологию, энергоинформа­тику и прочие «науки»? Надо будет следовать спросу — в соответствии с рыночной идеологией? Это приведет к рыночно регламентированной трансформации образования в шоу, носящее только развлекательный и антиобразовательный потенциал.

НЛ, проповедующий отход государства от социальной сферы, не может быть средством формирования высоких культурных ценностей в обществе. Наоборот, он способен их только разрушать. Без регулиру­ющих культурных механизмов самодостаточное, хорошо развитое об­щество невозможно. Но неолиберальному режиму и стоящему за ним транснациональному капиталу оно не нужно.

 

Литература

1. Батчиков С. Путин и хаос глобализации // Путин: в зеркале Изборского клуба. Книга вторая. («Коллекция Изборского клуба). М. : Изборский клуб : Книжный мир, 2015.
2. Гобозов И. А. Неолиберализм и глобализация // Век глобализации. 2017. № 2.
3. Даренский В. Ю. Русский патриотизм и «русофобия» как детерминанты политической куль­туры (экзистенциальный аспект) // Гуманитарный вектор. 2015. № 3(43).
4. Зорькин В. Д. Суть права // Вопросы философии. 2018. № 1. — http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1851&Itemid=52 (дата обращения: 14.02.2020).
5. Ильин А. Н. Культура общества массового потребления: критическое осмысление. Омск : Изд- во ОмГПУ, 2014.
6. Ильин А. Н. Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенден­ций / науч. ред. Д. М. Федяев. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2012.
7. Ильин А. Н. Наше потребительское настоящее. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2016.
8. Ильин А. Н. Образование, поверженное реформами. М. : Университетская книга, 2020.
9. Кургинян С. Модернизация после модерна: векторы современной политики // Россия XXI. 2008. № 6.
10. Тарасов А. Постскриптум из 1994-го // Скепсис. — http://scepsis.net/library/idhtml (дата обращения: 18.03.2020).
11. Тихонова Н. Е. Особенности «российских модернистов» и перспективы культурной динами­ки в России. Статья 1 // Общественные науки и современность. 2012. № 2.

 

Ильин А.Н. Потребительская культура и неолиберализм // Свободная мысль №6(1684), 2020. С. 125-138.