В статье рассмотрены некоторые аспекты социальной и экономической политики как предпосылка общественной модернизации. Особое внимание обращается на состояние производства и образования в современной России. Формулируется вывод, согласно которому российская действительность не соответствует той модернизационной риторике, которая находит освещение в СМИ.
Ключевые слова: модернизация, Россия, власть, производство, образование, потребление.
“Модернизация” стала общедискурсивным термином и эта мода исходит от политической риторики, заполнившей информационное пространство. Неудивительно, что концепт “модернизация” в последнее время прочно вошел в общественное сознание. Но действительно ли в политике находят воплощение идеи модернизации? О ней высказываются различные мнения, но стоит отметить присущую многим исследователям точку зрения по принципу “и нашим — и вашим”, когда двояко пишут о вещах, априори не поддающихся хотя бы частичному оправданию. Совершенно неясно, на каком основании ряд экспертов видит в социальной и экономической политике инновационные прорывы и прогрессивные тенденции. Модернизацию в соответствии с принципом научной объективности, необходимо рассматривать многосторонне, но выводы в отношении которой весьма спорны. Данный тезис мы и попытаемся обосновать.
Декларируя курс на модернизацию, обычно скупятся на точное определение этого понятия. Говоря о необходимости модернизации, не раскрывается ее суть, и тем самым происходит уход от ответственности. Слово остается знаком, не имеющим ни какого смысла. Удобная стратегия: можно сколько угодно жить в свое удовольствие, не инициируя социально значимых подвижек, говоря при этом о некоей модернизации. Если смысл слов не определен, слушатели сами наполняют звучащие слова смыслом; это их ответственность.
Под модернизацией предлагается понимать процесс принципиального усовершенствования социальных, политических, технологических и т.д. структур, позволяющий реализовывать общественно важные программы и конкурировать с другими странами. Это максимально общее определение, но когда говорят о модернизации в целом, а не в отдельности, конкретному определению нет места. Ведь можно вести речь про модернизацию общественного сознания, образования, социального обеспечения, судопроизводства и т.д. Так или иначе, под модернизацией следует рассматривать общественный прогресс в тех или иных сферах.
Для выражения прогресса во всех областях человеческой деятельности и прогресса самого человека считаем возможным оставить термин “модернизация”, осуществляться на более высоком уровне, чем индустриализация и модернизация прежних времен. Но от этого они не перестают быть самими собой.
Несмотря на декларируемый курс на модернизацию, политические решения не приводят к каким-либо заметным сдвигам, а регрессивных хватает. Декларации о модернизации напоминают о горбачевской перестройке, после осуществления которой жизнь во всех сферах только ухудшилась. Если большевики, при их многочисленных ошибках, в условиях гражданской войны открыли немало институтов, то в начале 1990-х деградировал промышленный сектор и значительная часть инфраструктуры; катастрофическими темпами возросла безработица; упали доходы населения. Да, советская социо-гуманитарная наука была ангажированна и по большей части не столько искала истину, сколько легитимировала экономическую, политическую, социальную, психологическую и т.д. составляющие советского строя, однако техническая наука развилась. После перестройки наука была освобождена не только от цепей ангажированности, но и от государственного финансирования, что повлекло падение ученых в нищету, а вместе с ним и падение самой науки — и не только гуманитарной. Пожалуй, единственное достижение гайдаровских экономических реформ — это стремительное появление долларовых миллиардеров на фоне тотального обнищания населения.
Подлинная модернизация возможна лишь там, где качественный производительный труд достойно оплачивается, где успешность человека зависит от результатов его труда, где реализуются эффективные образовательные стратегии, где доминирует модернизированное сознание, а не потребительско-коррупционная “культура”. Однако сознание современного российского общества заполнено не этими ценностями.
В предыдущих работах [Ильин, 2010a; Ильин, 2010b; Ильин, 2011] мы указали на многие аспекты деградации общественного устройства: 1) СМИ находятся в прямой зависимости от власти, которая жестко их цензурирует, не допуская критику в свой адрес и не давая возможности выступления оппонентов. Система массмедиа не столько информироует народ, сколько его агитирует; 2) Оппозиция оставляется лишь для того, чтобы создать впечатление, будто она есть, чтобы не провоцировать народные волнения, связанные с недовольством монопартийной системой. Оппозиционные партии существуют в основном только на бумаге, а в реальности они имеют настолько малую силу, что допустимо говорить об их отсутствии; 3) Экономика страны терпит крах, который выражается, с одной стороны в олигархической монополии, а с другой, в зависимости от иностранного капитала; 4) Армия ослаблена; вместо оружия ее символом стала лопата; 5) Запущена мощная идеологическая машина, создающая мифы в отношении реального положения дел; 6) Коррупция достигла сверхвысокого уровня; 7) Осуществляется мощное пропагандисткое давление на народные массы; 8) Растет разрыв между богатыми и бедными, ликвидируется социальные лифты; 9) Потребительские тенденции, выраженные в эгоизме, меркантилизме, индивидуализме, демонстративном расточительстве, высокомерном отношении к производительному труду, становятся доминирующими в общественной культуре в т.ч. благодаря СМИ.
Учитывая все эти явления, трудно всерьез воспринимать модернизационную риторику. Реальные факты, сильнее слов. С. Батчиков, сравнивая численность нынешнего госаппарата с госаппаратом СССР, пишет следующее: “В государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн человек. Около 80% его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в госаппарате России 17 млн чиновников. Хозяйством они теперь не управляют (90% его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное (!) “разбухание” чиновничества относительно его функций” [Батчиков, 2010]. Бюрократический корпус имеет тенденцию к разрастанию: чиновник множит чиновников, а чиновник множит коррупцию. Конечно, последний тезис еще не доказывает обязательный рост коррупции, но его доказывает разоблачительный проект А. Навального “Роспил”.
На Круглом столе, посвященном проблемам современной элиты, Ю. Рубцов привел следующие данные: нынешняя армия, которая примерно в пять раз меньше советской, по количеству высшего командного состава, по числу генералов превышает советскую армию; раньше не было такого количества многозвездных военных в пропорциональном отношении к численности вооруженных сил [Какая элита нужна России, 2010]. Однако от количества мишуры и звезд армейская боеспособность не возрастает. Если так дело будет продолжаться, то вскоре придется пожинать плоды бесплодной политики. Тот, кто не желает финансировать свою армию, рискует в скором будущем финансировать чужую.
В сегодняшней потребительской России ценности личных достижений (прежде всего трудолюбие и высокая квалификация) уже не являются доминирующими в общественном сознании. Реальность показывает, что этих ценностей явно недостаточно для высокого карьерного роста, обретения социального положения и материального достатка. Наличие связей и знакомств, а также раболепное послушание, обладают, как правило, большей функциональностью, чем трудолюбие и высокая квалификация. Укорененность неформальных отношений, связи с “нужными” людьми и мелкая коррупция, которые помогают в решении жизненных проблем — прямое свидетельство неэффективности формальных институтов. Эти связи являются специфической компенсацией деградации формальных социальных институтов и, одновременно выступают условиями, усиливающими эту деградацию. Такая компенсация в виде использования связей для устройства на работу, подачек медицинским работникам или чиновникам, покупки экзаменов и зачетов ломает систему и приводит ее к еще большей дисфункциональности. Опора на связи ради получения доступа к некоторым преимуществам и есть коррупция, которая процветает как наверху (олигархи используют связи с первыми лицами государства ради процветания собственного бизнеса), так и внизу. Давая возможность человеку обходным путем решать свои личные проблемы, эта компенсация крайне негативным образом сказывается на общественном настроении. В результате высокие должности и рабочие места занимают не те, кто их достоин, не компетентные люди, а те, у кого есть высокие покровители. Во многих чиновничьих креслах восседают посредственности, и это ни для кого не секрет. Тот факт, что чиновничью должность можно купить, воспринимается ныне вполне спокойно, что указывает на серьезное заболевание социума. Вместе с тем, любой чиновник осознает могущество денег в т.ч. во властных отношениях. Он понимает, что если он не обогатится и тем самым не обеспечит себе рычаги влияния, другой чиновник или олигарх его сместит. Коррупция стала нормой общественной жизни. И пока так обстоит дело, ни о какой модернизации и ни о каком высокоэффективном производстве говорить не стоит. Чтобы людей побудить хорошо работать, необходимо им доказать, что хорошая работа приведет к личному успеху. Чтобы сформировать у людей ценность высокого образования, необходимо им доказать, что образование имеет неоспоримое влиние на их судьбу. Имущественная поляризация, блат и неисправность социального лифта (отсутствие возможности честному труженику из народа подняться “вверх”) доказывают совершенно обратное. Плюс ко всему без реанимирования общественной ценности и престижности профессий учителей, врачей и других социально-незащищенных профессиональных групп святотатственно говорить о модернизации. Значительная часть истеблишмента прямо заинтересована в антимодернизации, в обогащении путем растраты ресурсов — в основном нефтяных, а не путем возрождения производства. То, что на деле связано с проеданием ресурсов, властная риторика цинично связывает с осовремениванием и прогрессом.
За ширмой модернизации и финансирования нанотехнологий скрывается обычный процесс выведения финансов из бюджета. В чубайсовской “Роснано”, де юре состоящей из десятков лабораторий, в которых якобы проводятся дорогостоящие эксперименты для прорыва страны вперед в области нанотехники, де факто существует одна-две реально функционирующие лаборатории, которым достается минимальный процент средств от тех финансов, которые выделяются “Роснано”.
Вызывает иронию концепт “консервативная модернизация”, сформулированный партией власти. Модернизация не может быть консервативной, на то она и модернизация, что ведет вперед, а не к консервации. Концепт “консервативная модернизация” относится к той категории бессмысленных понятий, к какой принадлежит, например, понятие “круглый квадрат” или тоже выдуманный перл “суверенная демократия”, посредством которого они, прикрываясь демократией, скрывают серьезнейшие отклонения от демократического курса. Как “суверенная демократия”, так и “однополярный мир” — языковые диверсии, подрывающие логическое мышление. И хотя единороссы связывают консерватизм с достигнутой ими политической стабильностью, на деле этот аргумент является таким же мифом, что и демократия, о которой вещают с высоких трибун. Стабильность есть, но она выгодна лишь тем, кто ее устанавливал. И что же нам консервировать? Какими достоинствами обладает современная Россия, чтобы говорить о консервации?
Вместо модернизации есть “модернизационно ориентированная” риторика. В правящих кругах существует влиятельное сырьевое лобби, имеющее акции в сырьевых компаниях, которому модернизация не нужна. Поэтому согласимся с М. Горшковым в том, что главным тормозом модернизационного прорыва является государственный аппарат в лице коррумпированной части чиновников [Горшков, 2010]. «… нам предлагается проект имитационной модернизации, при сохранении той модели властно-административных отношений, которая характеризуется ригидностью, высокой коррупционностью, сужением демократических практик” [Великая, 2010: 350]. “. олигархи, владеющие почти всеми природными ресурсами страны, не заинтересованы в ее модернизации, их сверхдоходы обеспечиваются выкачиванием и распродажей природных богатств, а рисковать своими капиталами во имя модернизации они не хотят” [Дробышев, 2010: 102]. “Инерция российского социума, сращенности бизнеса и власти, неразделенности ее ветвей, фактически однопартийная система, ограниченность гражданских прав и свобод сохранятся в обозримом будущем” [Яницкий, 2010: 18] иначе говоря, ресурсная модель модернизации и модель потребительского общества не предполагают серьезных изменений в социальной структуре; к тому же всегда проще купить готовые технологии у иностранных производителей и привлечь их специалистов, чем создавать дорогостоящую школу подготовки отечественных ученых. При обращении внимания на описанные тенденции, а также на количество проданных и продаваемых иностранцам предприятий и земель, тревога становится обоснованной. Ее усиливает недавнее вступление России в ВТО и ухудшающееся качество образования.
Российское образование трудно назвать подлинно современным (modern), так как в постиндустриальном мире идет такое стремительное развитие технологий и информации, что содержательные характеристики прежней образовательной модели с неизбежностью устаревают все больше и больше. Образование должно идти в ногу со временем, а не быть догматичным и ригидным, обращенным во вчерашний день, каковым оно является до сих пор. Его главная цель — умело схватывать полезные нововведения, использовать их и обучать им, а не, отрицая новшества, гордо поднимать голову, изрекая из себя пафосные (и теперь уже бессмысленные) слова типа “у нас классическое образование, и оно должно оставаться таковым!”. Оставаясь таковым, оно указывает на свою неадекватность современному миру. С его помощью не только невозможно решить актуальные проблемы, но зачастую оно не позволяет даже их увидеть.
Переход на западные стандарты только ухудшил образование. Возникает вопрос: на что рассчитано внедрение Болонской системы в России? На улучшение качества образования, на его мобильность, на его осовременивание или же на создание пропасти между малочисленной элитой, и многочисленными социальными низами, в образованности которых вершители сего процесса не особо заинтересованы? В этом же ключе достойно внимания новое изобретение — ЕГЭ, тесты которого, будучи не способными актуализировать творческое мышление выпускника, лишь проверяют его память, оставаясь малообъективным средством для оценки знаний. Нет ничего прогрессивного в переходе от нашей самобытной модели специалитета к модели бакалавриата-магистратуры. Недаром отмечается, что современное образование транслирует в большей степени ценности глобальной культуры, а не русской или советско-русской [Варнакова, 2011]. Глобального образования и глобальной культуры вообще быть не может, поскольку нет никакой общей для всего человечества коллективной памяти. Однако представляется, что нынешние реформаторы об этом не знают. При всех своих минусах, опыт СССР показал, что мы способны многое делать сами, что нет никакой необходимости в копировании иностранных тенденций. Двигаясь в будущее, необходимо с уважением оглядываться в прошлое и нести его с собой, ибо прошлое далеко не всегда становится рудиментом, достойным ампутации вследствие своей ненадобности. Прошлое наследие жизненно необходимо обществу, так как его трансляция есть передача в социокультурном времени знаний и опыта. Традиционное образование было важным компонентом исконно российской культуры, от которого нельзя отказываться.
Тезис о том, что рынок поставит все на свои места, не работает. В условиях рыночной экономики, да еще при отсутствии государственной поддержки институту образования, настоящая ценность его услуг нивелируется. То же самое происходит с культурой в целом, которую частному предпринимательству невыгодно повышать. Нерентабельно вкладывать деньги, например, в просветительский фильм, поскольку аудитория будет явно недостаточно широкой. А вот потакание массовому вкусу путем создания глупых блокбастеров или не менее глупых “мыльных” опер вполне рентабельно.
Недавно было принято решение об использовании коммерческих начал в школе. Кроме как к поощрению растущего социального расслоения, это ни к чему не приведет. Такие проекты вполне указывают на незаинтересованность власти в общедоступности образования. Помимо этого, власть реформирует школу так, что бы осталось только четыре “основных” предмета: физкультура, основы безопасности жизнедеятельности, Россия в мире и откровенная промывка мозгов под названием “гражданское воспитание”. А такие предметы как математика, литература, физика, химия и другие, видимо, не нужны. Думается, ни один ненормальный человек не выдумает такой инверсивный проект над образованием и над крепнущими умами, и тем более не предложит публично его реализацию.
Национальное государство, находящееся под давлением международных финансовых институтов и не желающее реализовывать подлинно модернизационные проекты, становится инструментом глобоколонизации. Учитывая огромную волну коррупции, захлестнувшую правящие круги Росси, кроме как о предательстве, более ни о чем говорить не приходится. Коррумпированное государство не может быть сильным и не способно эффективно противостоять геополитическим конкурентам, претендующим на российский лес, газ, нефть и т.д. “В России были созданы условия, несовместимые с воспроизводством жизни, — пишет С. Батчиков. — Эти условия парализовали общество и блокировали его способность к сопротивлению планам глобализации” [Батчиков, 2010]. По справедливому замечанию Батчикова, оставленное в нашей стране на голодном энергетическом пайке хозяйство при постоянном расширении экспорта энергоносителей указывает на опасность сговора правительства с мировой финансовой элитой, о совместной эксплуатации природных ресурсов России и об учреждении “транснациональной корпорации-государства”. Вообще, в соответствии с глобальной политикой, рост экономики ведущих стран достигается не развитием производства, а перераспределением богатства путем резкого ослабления национального государства (например, долговая ловушка), приватизации и скупки ресурсов. И несмотря на то, что ресурсы в нашей стране есть, россияне живут по-прежнему бедно. Газ продается, нефть продается, лес вырубается и продается, сельское хозяйство разрушено — в этом заключается “нормальный” русский бизнес. Сейчас в России не усовершенствуется производство и технологии, а идет активная распродажа национальных ресурсов. Производства почти нет, зато есть отлаженная технология производства иллюзии производства.
Производство высокотехнологической продукции — не наше достоинство, так как технологическая инфраструктура почти не обновляется. В стране из-за ее географических и почвенно-климатических условий прибавочный продукт отличался низким уровнем; эти условия требовали огромных затрат, связанных прежде всего с отоплением и транспортировкой.
Проблемы, связанные с территориальной неэффективностью преодолеваются высокотехнологичным массовым производством, и чем более конкурентоспособный продукт производится, тем менее сказывается территориальный фактор. Проблемы заключены как в территории, так в ее владельце. Развитие высоких технологий для страны выгоднее содержания примитивного производства. Выгоднее для всей страны.
Но для правящих кругов сырьевая экономика выгодней развития высоких технологий. При эффективном производстве обеспечивается высокая занятость, востребованы квалифицированные рабочие, а при сырьевой ориентации труд инженеров и ученых не нужен — разве что только труд добытчиков. В итоге в соответствии со стратегией “модернизации”представители интеллектуальных профессий маргинализируются.
Добыча нефти не простирается в вечность, так как нет достаточной компенсации за отработку использованных месторождений вновь открываемыми. Или же, в связи с открытием экологически чистого заменителя нефть утратит свою нынешнюю ценность, упадет в цене и… окончательно погаснет звезда пленительного счастья российской экономики. А заменитель искать надо, поскольку экологический кризис, вызванный антропогенным фактором, не за горами. Пока мы обладаем природными ресурсами и пока они представляют ценность на мировом рынке, странам — мировым лидерам, заботами (в том числе) которых была срежессирована перестройка и мгновенное падение российской экономики, есть смысл нас эксплуатировать (а также поддерживать экономическую неконкурентоспособность). Когда же ресурсы закончатся или они обесценятся, Россия станет страной, которую не имеет смысла эксплуатировать, а ее население получит статус избыточного (оно уже, можно сказать, его получило).
Настоящее должно быть ответственным перед будущим, но оно не хочет нести эту ответственность, руководствуясь сиюминутными слабостями. Сырьевая экономическая модель — средство уничтожения будущего, поскольку она не дает выдерживать паритет с развитыми странами в области ВВП, не инициирует обновления и наращивания инфраструктуры, развития промышленности и высоких технологий. Формируя сырьевую экономику, выжимая из нее все соки, правительство доказывает свое предпочтение падающей экономике, а не экономике развивающейся. Если мы, вместо собственного производства, ограничиваемся продажей своих ресурсов для удовлетворения постоянно растущих аппетитов представителей власти/бизнеса, то ведем страну в тупик. Очевидное проявление этого — сотрудничество государства не с Академией наук, а со СМИ, которые навязывают обществу потребительскую индивидуалистическую идеологию и вместе с тем конформность по отношению к власти.
Отдельного внимания заслуживает проблема сельского хозяйства, которое не то что не поддерживается, а, наоборот, уничтожается. Низкая заработная плата, повальное пьянство, плохие условия труда, отсутствие современных технологий, безработица, отсутствие возможности повышения квалификации, дефицит благоустроенного жилья, низкий уровень культуры селян, нерентабельность производства — далеко не полный перечень проблем села. Начиная с перестройки в селах закрываются школы. Конечно, в сельской местности действует программа льготного предоставления жилья для молодых учителей, но она не решает образовательных задач в полной мере. “.без создания соответствующих XXI в. рабочих мест, повышения уровня и качества жизни селян вне зависимости от того, в какой сфере народного хозяйства они заняты, кадровых проблем не решить”, — пишут социологи [Широкалова, Дерябина, 2010: 37]. При этом они уверены, что корректировка аграрной политики в пользу большинства не входит в планы государства и что в скором времени село останется без специалистов. Люди вынуждены или прозябать, или решаться на отходничество в города для заработка, что негативно сказывается на семейных отношениях; практикуют отходничество зачастую не целые семьи, а лишь один член семьи.
Правительственные лобби с экранов телевизоров активно убеждали народ в том, что кризис в стране не настолько уж ощутим, при этом умалчивая о том, что по многим предприятиям он ударил довольно сильно и что безработица в стране достигла огромных масштабов (но несмотря на это зарплаты работников проправительственного Газпрома были по-прежнему велики). Огромные суммы были выданы банкам, а не реальному сектору производства, банки не стали кредитовать предприятия, что привело к остановке строек, перевозок и работы предприятий, а значит к безработице. Денежные средства кидаются в черные дыры российской экономики — в олигархический бизнес, но повышать налог для богатых и снижать его для бедных никто и не думает. И ни один национальный проект из всех обещанных не реализовался!!! А их было много: удвоить ВВП, развить сельское хозяйство, заняться освоением космоса (и это после позорного затопления станции “Мир”), догнать Португалию, побороть коррупцию и т.д. Все эти обещания в силу своей утопичности сравнимы с обещанием Хрущева построить коммунизм.
С 1999 по 2007 г. государственный бюджет вырос в десять раз, но этот рост не ощутим для обычного человека — на его зарплате это не отразилось, зато коснулся кризис. Одной из функций государства является обеспечение финансовой безопасности страны. Так, из опрашиваемых директоров промышленных предприятий никто не оценил промышленную государственную политику эффективной (см. [Корель, Камбаров, 2011]).
Вести эффективную экономическую политику не значит пустить все на самотек; а это значит оградить свою страну от хозяйствования внешних сил. Вступление в ВТО не ограждает Россию от возможности еще большей ее эксплуатации, но активно способствует этому. Данное вступление скорее всего обяжет нас сократить до предела тарифы на импорт, отменить ограничения на иностранные инвестиции, уничтожить внутренние монополии (а есть ли они?), перестать хоть как-то регулировать движение капитала, что ознаменует собой окончательный крах национального производства и экономики.
Для осуществления модернизации важнейшими приоритетами государства являются: национализация банковской сферы и ключевых для экономики предприятий; равенство всех перед законом; свобода слова и объективность СМИ; справедливое перераспределение богатств и развитие системы социальной защиты; борьба с бедностью и максимальное сокращение имущественного разрыва между богатыми и бедными; рост ВВП и благосостояния народа; рост конкурентоспособного производства; пересмотр результатов приватизации; прямая ответственность чиновников за функционирование законов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Батчиков С.А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб” 2010. URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/ (дата обращения 08.10.2011).
Варнакова М.А. Соотношение общечеловеческих и глобальных ценностей в процессе культурного воспроизводства в современном российском обществе // Вопросы культурологи. 2011. № 5.
Великая Н.М. Модернизация как идеал; парадоксы современного политического дискурса // Интеллигенция и идеалы российского общества: Сб. статей / РГГУ. Социологический факультет. Центр социологических исследований / Под общей редакцией Ж.Т. Тощенко. М.: РГГУ, 2010.
Горшков М.К. Социальные факторы модернизации российского общества с позиций социологической науки // Социол. исслед. 2010. № 12.
Дробышев А.А. Либерализм и будущее России // Омский научный вестник: приложение к выпуску девяносто четвертому. 2010. № 1 (94).
Ильин А.Н. В послушной стране должна быть послушная оппозиция // Объективная газета. 2011. URL: http://www.og.com.ua/filosof_2.php (дата обращения 12.11.2011)
Ильин А.Н. Корпорация власти: критический анализ // “Русский интеллектуальный клуб”. URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4137 (дата обращения 18.03.2010).
Ильин А.Н. Политика и статус интеллектуала в современной России // “Русский интеллектуальный клуб” 2010b. URL: http://www.rikmosgu.ru/publications/3559/4339/ (дата обращения 14.12.2010).
Кагарлицкий Б. “Мы слишком много знаем”. Неолиберализм как он есть: в мировой политике и российском образовании // Научно-просветительский журнал “Скепсис”. 2005. № 3/4. URL: http://scepsis.ru/library/id_378.html (дата обращения 22.12.2011)
Какая элита нужна России? // “Русский интеллектуальный клуб” 2010. URL: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4160/ (дата обращения 06.10.2011)
Клочков В. Чем плоха сырьевая экономика? // Научно-просветительский журнал “Скепсис”. 2008. № 5. URL: http://scepsis.ru/library/id_2121.html (дата обращения 14.12.2011).
Корель Л.В., Камбаров В.Ю. Директора предприятий о государственной промышленной политике (результаты экспертного опроса) // Социол. исслед. 2011. № 11.
Широкалова Г.С., Дерябина О.Н. Специалисты для села и село для специалистов // Социол. ис- след. 2010. № 9.
Яницкий О.Н. Социальные ограничения модернизации России // Социол. исслед. 2010. № 7.
Ильин А.Н. Антимодернизационные аспекты потребительского общества // Социс №5, 2013. С. 121-127.
