Дискурс новостей и его мифотворчество

В статье анализируются причины, по которым в современном ин­формационном обществе новости, факты, монументальные истины теряют свое первоначальное значение, заменяются на политически или идеологически ангажи­рованные метарассказы и метанаррации.

Ключевые слова: новости, информация, субъект, средства массовой инфор­мации, миф

В современном обществе поток информации огромен и это ведет к передозиров­ке, дезинформации, энтропии [1]. В мире средств массовой коммуникации становится невозможным разобраться, что является настоящим отражением какого-либо аспек­та действительности, события, а что фабрикацией; скрывается действительность и сам факт этого явления. Обычно передается содержание, выгодное владельцу кана­ла информации (корпорации или человеку). Рекламодатели диктуют свои условия, выполнение которых дополнительно “загрязняет” информационное поле.

Утверждение о том, что СМИ перестали информировать, не следует доводить до абсурда, но доля истины в этом есть. Возьмем, к примеру, известный журналистский лозунг: “Мы делаем новости!”. По всем канонам, новости можно освещать, распро­странять, но не делать. Д.И. Дубровский вполне справедливо называет поиск и фаб­рикацию новостей, погоню за сенсацией тяжким и кошмарным прессингом журналист­ского сознания [2]. По мнению Ж. Бодрийяра, искусство, как и средства информации, сегодня скрывают действительность и вместе с тем маскируют ее исчезновение [3]. Массовые коммуникации дают нам не действительность, а головокружение от нее, а мы живем под покровом знаков и в отказе от реальности [4]. Таким образом, далеко не любое медиасообщение следует считать информативным, даже если реципиент субъективным путем придает ему такой статус.

Примечательно то, что в последнее время слово “новости” перестало быть тож­дественным самому себе. Это выражается в стирании разделительной линии между: важными и второстепенными новостями, новостями и домыслами, новостями и рекламными сообщениями. Вместе с тем не существует и четкого разграничения между этими тремя “новостными” дискурсами. Обозначенное нами разделение также условно.

“Фактически средства массовой коммуникации сами и определяют “значитель­ность” фактов, причем делают это почти произвольным образом: ведь именно они подают факты в таком свете, что в сознании миллионов людей весть, например, о за­мужестве иранской принцессы предстает как не менее важное событие, чем крупное открытие в области атомной энергии” [5, с. 120-121]. Отличный пример для демонст­рации отсутствия линии, разделяющей важное и совершенно никчемное. Можно при­вести другие примеры — многочисленные сюжеты о свадьбах, скандалах, разборках в шоу-бизнесе. Они заполняют телеэфир и несут большую информационную нагрузку. В то же время ценные факты, затрагивающие общественную жизнь, замалчивают­ся или фальсифицируются. Зачастую само правительство расширяет поле подобных новостей, желая отвлечь внимание от своей деятельности по принципу: пусть лучше общественность пристально следит за всяким информационным хламом, чем будет с такой же тщательностью следить за нашими (коррупционными и этатистскими) действиями.

Новости и домыслы — тема, заслуживающая особого внимания. Мы ограничим­ся лишь некоторыми общими идеями. Ни для кого не секрет, что СМИ манипулиру­ют не только сознанием масс, но и фактами. В этом и заключается мифологичность СМИ. Миф — “система знаков, претендующая перерасти в систему фактов” [6, с. 260]. Народ порой откровенно “кормят” ложью и фальшью, подкидывают ему так назы­ваемую (преимущественно неофициально) конспирологическую информацию, цель которой — компрометация, недопущение серьезного отношения к исследованиям в не­желательном для кого-то направлении. Так, для многих американцев, учитывая влия­ние на них телевидения, истина оказывается в том, что Россия — агрессор в военном столкновении между Грузией и Осетией. Хотя не исключено, что россиян убеждают в этом, чтобы указать на внешнего врага — Америку, народ которой, возможно, такого мнения не придерживается. Так что, домыслов, как видите, может быть сколько угод­но. Наглядный пример — версия о виновниках терактов в Америке и России, согласно которой инициатор — некий внешний враг (мусульмане для американцев и чеченцы для россиян). Однако есть и альтернативная точка зрения: виновник — не внешний враг, а внутренний — правительство, или, как его еще называют — мировое правитель­ство. В документальном фильме “Покушение на Россию” (и в выступлениях некоторых ученых) эта концепция убедительно раскручена. В фильме “Система Путина”, а также в книге А. Литвиненко и Ю. Фельштинского “ФСБ взрывают Россию” говорится о при­частности спецслужб к взрывам. Не станем судить об истинности фактов, но то, что показ фильма на российском телевидении запрещен, можно расценивать как символ сокрытия чего-то.

По версии “внутренних” терактов американское правительство (или мафия, назы­ваемая мировым правительством) само устроило взрывы 11 сентября для того, что­бы оправдать ввод американских войск в Ирак; “Аль-Каида” же, равно как и распиа- ренный Бен-Ладен, не имеют к этому никакого отношения. В некоторых источниках есть предположение о том, что “Аль-Каида” — порождение американских спецслужб (см. [7]). В других говорится о сокрытии улик от независимых экспертов, запоздалом проведении расследования по делу крушения зданий Всемирного торгового центра и слабых местах официальной версии [8], что наталкивает на мысль о ее несостоятель­ности. Независимые эксперты, которым, несмотря на препоны, удалось провести экс­пертизу, опровергают официальную версию. Однако идеи о мусульманской агрессии намертво засели в головах западоидов, а реальные факты, по законам информацион­ной войны, менее важны, чем содержание массового сознания.

Возможно, и у нас и в Америке, указывая на внешнего врага, власти, тем самым, просто снимают с себя ответственность и пытаются сплотить народ. Поэтому запре­щено лоббировать контрверсии, связывающие правительство с терроризмом. Так, многим американским журналистам, выдвигавшим альтернативные версии событий 11 сентября, пришлось искать новую работу.  Это соответствует фукианской концепции взаимосвязи “власть-знание”, согласно которой почти любая форма знания ангажирована той или иной формой вла­сти и определенными властными интересами.

Если относительно события существуют две (или несколько) противоречащих друг другу версии, и ни одна из них не подкреплена достаточной доказательной базой, то можно представить их на суд читателя, не навязывая при этом строгих выводов. Предположим, что правительство, у которого СМИ под “каблуком”, посто­янно подпитывает общественность фальшью. Известно, что все тайное рано или поздно становится явным — значит, кто-то узнает, все-таки, истину. Но, если соз­дать две лживых версии, противоположных по отношению друг к другу, и поместить общественное мнение между ними, то найти истину будет намного сложнее. Воз­можно, что убеждение в существовании такой политмахинации — тоже очередной домысел.

Верить или не верить — вот в чем вопрос в настоящее время. Например, некото­рые ученые говорят о том, что китч-культура — безнравственная и аморальная — про­дукт американских спецслужб, специально “забрасываемый” в Россию. Цель проек­та — уничтожение России как противника и захват ее ресурсов. Предположим, что это действительно так. Однако обвинение не совсем обоснованно. Фильмы российского производства порой ничем не уступают продукции Голливуда по степени жестокости, насилия, культа власти и денег; мы также выпускаем соответствующую литературу, музыку и т.д. Нет оснований для того, чтобы сваливать наши масскультурные беды на американскую пропаганду, американизацию, впрочем, как нет оснований этого не делать.

В массовой литературе, часть которой претендует на научность, распростра­няется идея грядущего глобального потепления, приводятся аргументированные доводы. Многие ученые с ней категорически не согласны, считают, что потепле­ние — это миф, придуманный структурами, которым он выгоден. Возможно, именно они (если верить этой точке зрения) сделали заказ на создание, например, фильма “Водный мир”, где представлен образ жизни будущего человечества после потопа, вызванного потеплением. Отметим, что не только интерпретации событий и новост­ные мифы создаются ради определенной выгоды. Зачастую технология затрагивает сферу искусства, к которой относятся кино и музыка. Так, А.И. Фурсов отмечает, что в 90-е годы в Америке по заказу НАСА, которой накануне правительство уреза­ло финансирование, были выпущены в прокат блокбастеры о космической угрозе, что впоследствии помогло создать благоприятные условия для возобновления финансирования НАСА [9]. Таким образом, продукты массовой культуры создаются “не просто так”, они всегда политически, идеологически или экономически ангажи­рованы.

Существует разноуровневое запутывание — на масштабном (глобальном) и ло­кальном уровнях. Пример первого — конфронтация между социализмом и капитализ­мом. Исторический опыт показывает, что две схемы общественно-политических ре­жимов, если не тождественны, то мало чем отличаются друг от друга. Одни страны живут лучше, другие хуже, но и в тех и в других есть частная собственность и общест­венная. Таким образом, превосходство той или иной системы — миф. Примером второ­го уровня служит любая новостная сводка о текущих событиях, которые затрагивают общественность лишь на короткое время и быстро забываются, так как на их место приходят другие аналогичные новости. Когда долго говорят одно, потом убеждают в другом и, наконец, придумывают что-то третье, тогда любой запутается в “истинах”. Если человек впитывает из газет, Интернета, телепередач, радиосообщений одну и ту же информацию, не получая в массмедийной среде альтернативную точку зрения, то у него утрачивается способность критически ее оценивать. Однако всегда можно найти альтернативные (подпольные) каналы получения информации. Возможно, что они служат для производства второй лжи, специально создаются для усыпления со­знания реципиента наличием (или иллюзией наличия) какой-то оппозиции. Многие люди думают так: если есть альтернатива и она запретна, то значит, запретная ин­формация истинна; иначе, зачем же ее запрещать. Но создатели “истин”, конечно, ос­ведомлены об особенностях человеческой психологии. Они активно пользуются этим, еще более запутывая людей. Высказанная мысль созвучна идее С.Л. Бурмистрова о том, что широкой общественности известна не реальная картина общественных со­бытий, а только то, что транслируется через газеты и телевидение, но это далеко не одно и то же [10]. Массмедиа не только отображают реальный мир, а во многом создают альтернативную реальность, которая не обязательно копирует действитель­ность, но и не противоречит ей. И этот виртуальный мир подменяет реальный. За пре­доставляемыми общественности сведениями наверняка существует некий “скрытый горизонт”, о котором мы можем лишь догадываться.

Потоки противоречивой информации создают некую ценность — доверие ко все­му, а значит, недоверие ни к чему. Монументальная истина сменяется другой, — более монументальной и более истинной. Если они существуют одновременно, в сознании человека рождается настоящий хаос, когнитивный диссонанс.

С.А. Батчиков обвиняет в создании ментального хаоса тех, кто ведет мир к дикта­ту мирового правительства, представленного в транснациональных корпорациях, гло- бализаторов, одержимых безнравственной идеей “золотого миллиарда”, навеянной радикальным мальтузианством [11]. Его мысль имеет реальную основу, однако в ка­честве инициаторов можно назвать не только какое-то далекое мировое правитель­ство, но и конкретных производителей новостей, репортажей, рекламы и т.д. Каждый из них в отдельности не ставит цель создать в сознании людей противоречивый мен­тальный образ. Он генерируется благодаря совокупности различных индивидуальных воль. Их сосуществование — примерно то же самое, что точечная власть в фукиан- ском понимании, а именно, децентрированная, разновекторная и исходящая из раз­ных точек локализации властных очагов.

“Сам рынок конспирологической литературы во многом призван дезориентиро­вать людей, топить их в потоке информации, в котором они не способны разобраться, отвлекать внимание от реальных секретов, от тех мест, где их действительно прячут” [12]. И на помощь этому рынку, а точнее, некоторым индивидуальным волям (или оча­гам власти) приходит некое “знание”, всего лишь обернутое в наукоемкую оболочку. Перед ним ставится задача — не поиск истины (основная цель науки), а оправдание в глазах общественности действий группы лиц, заказавшей данное “знание”. Таким образом, реализуется связь “власть-знание”. Тоталитарные режимы, например, ради оправдания политики террора апеллируют (в основном спекулятивно) к авторитетно­му мнению. Сталин обращался к марксистско-ленинской философии (и весь социа­листический дискурс — не только научный — был ангажирован), Гитлер прикрывался ницшеанством; кроме того, в эпоху гитлеризма наука была призвана легитимировать нацизм созданием теорий о расовом превосходстве и т.д. Нынешняя власть просто обращается к (безличному) авторитету современников: “по мнению экономистов, принятые нами решения относительно дальнейшего развития страны наиболее оп­тимальны…” и т.д. Но отсылка к некоему известному и общепризнанному источнику не обязательно легитимирует фразу, содержащую эту отсылку; в некоторых случаях наоборот, она призвана скрыть ее.

Интерес властвующих верхов способен встраиваться в научный дискурс, зада­вать вектор его развития, классифицировать проблемы: научные — ненаучные, ак­туальные — неактуальные. Однако такая политическая интервенция лишает науку ее объективности и собственно научности. М. Фуко, рассматривая взаимоотношения власти и знания, считал, что одно без другого существовать не может, и между ними обязательно присутствует детерминизм. По замечанию Ж. Делеза, знания не могут интегрироваться без существования дифференциальных отношений власти. Но как отношения власти определяют отношения знания, так происходит и наоборот [13]. Похожее высказывание мы находим у Ж. Лиотара, который, считая знание и власть двумя сторонами одного вопроса, поднимает проблему: кто решает, что есть знание, и кто знает, что нужно решать? [14]. Таким образом, оба компонента образуют единую нерасчлененную связку. Но, скажем мы, степень подконтрольности науки властным структурам (в прямом понимании термина “власть”) может быть различной, и чем она меньше, тем больше шансов у науки оставаться самой собой.

Когда знакомишься с различными мнениями, информационный конфликт рож­дает сомнения в истинности одной (или обеих) предоставленных нашему вниманию теорий. Как отмечал X. Ортега-и-Гассет, “со-существование двух противоположных верований естественно переходит в “со-мнение” [15, с. 417]. И, по сути дела, сила сомнения в таком (антагонистическом) случае будет обратно пропорциональна серь­езности и убедительности фактов, защищающих концепции. Но, если у теории нет мо­нументальных фактуальных оснований, то, естественно, рождается сомнение. Дело в том, что многие новости звучат как ничем не подтвержденные домыслы. Они бом­бардируют своей “информацией”. В результате, одновременно создается как перена­сыщение сведениями, так и настоящий информационный вакуум. Тогда человек либо: а) начинает верить всему, его субъектность растворяется, лишается целостности, шизофренируется; б) перестает верить чему бы то ни было, превращаясь в отъявленного скептика; в) выбирает произвольно идею (или совокупность идей), близкую к своей системе ценностей и верит только в нее.

Стратегия “в” — распространенный социальный стереотип. Люди воспринимают ту или иную информацию потому, что она подтверждает уже существующую в их пред­ставлении картину мира, и игнорируют информацию, которая отвергает сформиро­вавшееся мировоззрение. На этом основании можно объяснить, например, веру стар­шего поколения в то, что по телевизору всегда говорят правду.

Дистанцироваться от догм — единственно верный путь. Кстати, эта фраза тоже своеобразная догма, которая не защищена от нападок и сомнений. Представляется, что сама постановка вопроса — “где истина, а где ложь?”, неверна. Чем больше пред­принимается попыток их отграничить, тем больше запутывается клубок.

Домыслы рождаются не только в результате деятельности СМИ. Сфера образо­вания также вносит свою лепту, навязывая исторические, идеологические и прочие истины, не подлежащие верификации, вследствие чего запутывает человека, топит в информационной матрице.

Некоторые выводы по теме информационных домыслов. Субъект — как индиви­дуальный, так и общественный — воспринимает в своей жизни не структурную модель мира, где все элементы взаимосвязаны, а калейдоскопическую, внутри которой не наблюдается никаких иерархий и взаимосвязей. При повороте в ту или иную сторону в информационном пространстве, как в калейдоскопе, происходит трансформация, изменение картинки-содержания. Из множества противоречащих друг другу истин, идеологий и позиций можно выбрать одну, две, три — по вкусу, но редко удается быть уверенным до конца в непогрешимости своего выбора, ибо калейдоскопичность — хаос сосуществования информационно-идеологических образцов. Факт — сообще­ние, не подтвержденное никакими фактами. Достоверность — различные сообщения, но не их внутреннее ядро. Достоверность реальности сводится к ее наполненно­сти сообщениями, но внутри самих сообщений реальность едва ли обнаруживается. Сообщение означает только факт сообщения. Информация и знание — не одно и то же. Как верно замечают А. Бард и Я. Зондерквист, когда мир тонет в океане хаоти­ческих информационных сигналов, возрастает ценность существенного и эксклюзив­ного знания [17]. Ранее поставленный вопрос: “Кто нас обманывает?”, теперь звучит иначе: “Кто нас запутывает?”.

Информация должна быть источником знаний, а не заблуждений. Дискурс фраг- ментаризации, запутывающий человека, уничтожает подлинное знание. Таким спосо­бом даже интеллектуала можно превратить в человека с узким и хаотично-осколоч­ным мировосприятием, лишенного цельной картины реальности. От информационных потоков мир становится зыбким, переизбыток противоречивой информации уничто­жает критерии разделения информации на истинную и ложную, что приводит к реф­лексивному кризису, когда анализ знания становится почти невозможным; вместо восприятия и обработки информации происходит психоделическое головокружение от информационных потоков. Субъект превращается в точку притяжения для раз­личных сетей влияния, выражающих свое существование посредством языковых игр. Однако однозначного и общего критерия, способного разделить (легитимировать или делегитимировать) все возможные и существующие языковые игры, нет, с чем связан закат нарраций.

Мегаинформационность можно назвать порнографической информацион­ностью. В ней нет скрытности и таинства; наоборот, все напоказ, не увидеть слож­но. Но это не эксклюзив, а его эрзац — то, что растворяется в мегамножественности информационного “эксклюзива”, обрекая себя на обесцененность. Ведь ценен лишь тот продукт, которого не хватает. Как пишет Ж. Бодрийяр, пространство радиостан­ций настолько перенасыщено, что станции перекрывают друг друга и смешиваются до точки невозможности коммуникации [18]. Примеряя эту мысль к современной российской действительности, примем ее с оговоркой: плюральная перенасы­щенность радиостанций включает в себя в основном неполитические области, а в сфере политики радио (и другие СМИ) отличаются неплюральной перенасыщен­ностью.

Многие новости звучат как реклама, и, соответственно, наоборот. Государствен­но ангажированные СМИ под видом просвещенческих программ популяризируют правительственные проекты, куда вкладываются огромные средства. Так, журнали­сты описывают социальную важность нанотехнологий и других разработок, которые власть не обошла своим вниманием. Описание подается в духе научного просвети­тельства, а на самом деле преследуется рекламная цель — объяснение, оправдание, восхваление действий правительства.

Новости — продукт политической идеологии и средство заработка журналистов, которые готовы выдать любые, даже неправдоподобные сенсации, чтобы поднять рейтинг, привлечь внимание публики. В любом из этих вариантов новость имеет за­казной характер.

На представленном фоне можно отыскать и настоящие, истинные новости, кото­рые отображают, отзеркаливают и отражают действительность именно такой, какая она есть. Но, к сожалению, выделить их непросто, так как вместе с ними сосуществу­ют те самые псевдоновости, дискурс которых сплошь мифологичен.

Феномен заказных новостей очень распространен. Это касается в первую очередь политической области. Заказные статьи с элементами черного пиара требуются во время политических агитаций и предвыборных кампаний. Содержание текстов часто не совпадает с действительностью, и даже идет с нею вразрез. Поэтому правильно их было бы назвать — лженовости. Заказ может поступить как от частного лица, так и от государства, что представляется большим злом. Если проанализировать агита­ционную методологию правящей партии “Единая Россия”, то нетрудно сделать вывод о том, что почти вся она построена на откровенной лжи [19]. Борьба с коррупцией на экране скрывает рост коррупции внутри властных структур, экранированная поли­тика укрепления армии — ширма, за которой скрывается разваливающийся институт защиты страны. А событие, каким бы важным для людей оно не было, не освещенное в прессе, событием не становится. О нем почти никто не знает, а значит, его просто нет. Очевидно, четвертая власть работает на единство первых трех, проповедующих принципы идеологии этатизма. Пресса превращается в проводника государственно­санкционированного идеологического монизма. Она — негласный институт политико­идеологического воздействия, которое имеет широкое распространение. Ее закрытый характер и почти полная подвластность знаменуют конец журналистики, ее неизбеж­ную смерть.

В современной постмодернистской, информационной реальности понятия — но­вости, факты, монументальные истины — теряют свое первоначальное значение. Создаются политически ангажированные метарассказы и метанаррации, легитима­ция которых остается под вопросом. Истин много, истиной может быть все, а зна­чит, из обширного “всего” ничто не может претендовать на статус абсолютной истины. И между тем, истины влияют на нашу субъективность, формируют мировоззрение и ценностные ориентации. Мир, объективная реальность существуют, исчезает субъ­ективность, утопая в океане альтернативных реальностей. Специально создаваемые теории соотносятся не с реальностью, а с нашим ее восприятием. Вместе с тем они и формируют это восприятие — расколотое, расщепленное, плавающее, разбитое на ча­сти и одновременно уставшее от этого состояния. Они, выражаясь языком Ж. Бодрий- яра [20, с. 55], обмениваются “одна на другую по переменному курсу, не инвестируясь более никуда, кроме зеркала их собственного письма”.

1. Меланхолический Ницше. Интервью Жана Бодрийяра II апрель. “Эсперт”. № 4. http://publish. biblion.ru/authors/Baudrillard.html#interview
2. Дубровский Д.И. Постмодернистская мода // В диапазоне гуманитарного знания. Сборник к 80-летию профессора М.С. Кагана. Серия “Мыслители”, выпуск 4. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 99-119.
3. Бодрийяр Ж. Совершенное преступление // http://аnthropology.ru/ru/texts/baudrill/cremi.html
4. Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры / Пер. с фр., послесл. и примеч. Е.А. Самарской. М.: Культурная революция; Республика, 2006.
5. Моль А. Социодинамика культуры. М.: Изд-во “Прогресс”, 1973.
6. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Мифологии. Пер. с фр., вступ. ст. и коммент. С.Н. Зенкина. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. С. 233-286.
7. Овчинский В.С. Противостояние США, Китая и России в условиях глобального кризиса // Элек­тронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб”, 2009 http://rikmosgu.ru/publications/3559/4068/
8. Боллин К. Необъяснимый обвал зданий всемирного торгового центра и “черные технологии” // Электронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб”, 2009 httр://rikmosgu. ru/publications/3559/3738/; Боллин К. Не верю! // Электронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб”, httр://rikmosgu.ru/publications//3559/4259/
9. Агенты будущего или искусство перемен. Интервью с А.И. Фурсовым // Электронный инфор­мационный портал “Русский интеллектуальный клуб”, httр://rikmosgu.ru/publications/3559/4234/
10. Бурмистров С.Л. Сарвепалли Радхакришнан, протагонист глобализации // Рабочие тетради по компаративистике. Вып. 8: Сравнительные исследования в политических и социальных науках. СПб., 2003. С. 96-104.
11. Батчиков С.А. Глобализация — управляемый хаос // Электронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб”, 2010 httр://rikmosgu.ru/publications/3559/4069/
12. Фурсов А.И. Конспирология — веселая и строгая наука // Электронный информационный пор­тал “Русский интеллектуальный клуб”, 2010, httр://rikmosgu.ru/publications/3559/4210/
13. Делез Ж. Фуко М.: Изд. “Гуманит. Лит.”, 1998.
14. Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна. “Институт экспериментальной социологии”. М.: Изд. “АЛЕТЕЙЯ”, 1998. С. 160.
15. Ортега-и-Гассет Х. Идеи и верования // Ортега-и-Гассет X. Избранные труды. М.: Изд. “Весь Мир”, 2000. С. 404-436.
16. Борщов Н.А. Информационное насилие в условиях кризиса и нестабильности // Среднерус­ский вестник общественных наук. 2009. № 4. С. 75-79.
17. Бард А., Зондерквист Я. Netoкратия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге. 2004.
18. Jean Baudrillard. Ecstady of Communication // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Culture / H. Foster Post Townsend: Bay Press, 1983. Р. 126-133.
19. Ильин А.Н. Корпорация власти: критический анализ // Электронный информационный портал “Русский интеллектуальный клуб” httр://rikmosgu.ru/publications/3559/41з7
20. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: “Добросвет”, 2000.

  Ильин А.Н. Дискурс новостей и его мифотворчество // Социологические исследования №12, 2010. С. 115-122. URL: http://www.isras.ru/files/File/Socis/2010-12/Ilin.pdf