Интернет как альтернатива политически ангажированным СМИ

Автор поднимает актуальную тему влияния Интернета на общественную и индивидуальную жизнь. Рассматриваются как полезные для личности и общества особенности сети, а также ее эрзац-проявления. Отдельное внимание уделяется раскрытию роли Интернета в политическом дискурсе как средства просвещения и демифологизации.

Ключевые слова: СМИ, Интернет, политика, информационное общество, информация.

Среди средств массовой информации самым глобальным сегодня следует считать Интернет. Как и без мобильного телефона и прочих гаджетов, жизнь для многих (в основном молодых) людей кажется невообразимой без Интернета, который прочно вошел в нашу жизнь. Да и на рынке труда актуально требование не только к знанию английского языка, но и умению владеть компьютером и пользоваться Сетью, роль которой в общественной и индивидуальной жизни настолько велика, что сетевой дискурс следует рассматривать как полноправ­ную разновидность социализации, как некую вторичную социализацию.

Однако, несмотря на жизненную необходимость использования Сети, дале­ко не во всех случаях стоит говорить о ее бесспорной позитивности. Проблематика настоящей статьи заключается в многоаспектном рассмотрении характера влия­ния Интернета на личность и общество, а также в раскрытии роли Сети в социу­ме с политически ангажированными средствами массовой информации.

Интернет: за и против

Правомерно связывать негативные стороны функционирования Сети с уходом от реальности в виртуальный мир, превращением человека в прими­тивного потребителя благодаря доступности информации, ухудшением здоровья, уменьшением межличностного общения и расслоением общества в связи с приобщенностью или отчужденностью от компьютера [см. Климова 2005]. Кроме того, зрительный образ, на который сейчас ориентируется цивилизация, и лави­нообразный поток информации приводят к упадку грамотности. Конечно, нет ничего плохого в доступности информации, но когда это изобилие трансфор­мируется в переизбыток, стоит задуматься о состоянии субъекта, поглощенного информационным полем. Сверхвысокая частотность коммуникативных связей, информационная избыточность, свойственная современному постиндустри­альному миру, не позволяют основательно и глубоко вникать в происходящее. В результате сознание скользит по продуктам культуры, не углубляясь в их содер­жание; “смотрение” приходит на место созерцания, слушание заменяет слы­шание. Человек не способен качественно обрабатывать огромное количество поступающих данных, в чем выражается диалектика количества и качества. Когда книг, фильмов и музыки становится очень много, субъект перестает в полной мере воспринимать их содержание, которое становится объектом массового без­различия. “Социальное бытие, конституированное разнородными информа­ционными потоками, находится в состоянии постоянной изменчивости и фрагментации”, — пишет А.Ю. Зенкова и отмечает отсутствие устойчивой структуры и сущности этого бытия [Зенкова 2000: 4]. Это утверждение имеет пря­мое отношение не только к социальному бытию, но и персональному, субъек­тивному. Такое отношение к субъектным характеристикам описано Э. Тоффлером, убежденным в том, что СМИ кормят нас раскрошившимися обра­зами, тем самым предлагая несколько видов идентичности на выбор; человек складывает из этих кусочков так наз. конфигуративное или модульное Я, что объ­ясняет кризис идентичности для многих людей [Тоффлер 1999]. В калейдоско­пическом мире СМИ нет четких образов, устоявшихся фреймов или гешталь­тов. В нем не “все течет, все изменяется” (линейно-хронологическая модель), а “все накладывается на все” (антилинейная, хаотическая модель), в чем и вопло­щены принципы интертекстуальности, ризомности и гиперреальности масс- медиа, которые формируют соответствующего им “расщепленного” субъекта.

Тоффлер достаточно лояльно подходит к масскультурным процессам и опти­мистически оценивает перспективы будущего развития субъекта, что связы­вает с формированием у него способности к восприятию огромных массивов информации, которая отвечает требованиям новой культуры. Однако обилие информации, ее избыточность и фрагментарность неизбежно приводят к поверхностности как восприятия, так и мышления субъекта [см. Костина 2009]. Субъект, воспринимая информационный поток, скорее руководствуется количественным критерием, нежели качественным. Его взор скользит по информационному многообразию, не проникая внутрь и не осмысливая долж­ным образом содержательное богатство (при условии наличия такового) получаемых сведений. Типичная картина — реципиент сидит перед телевизором 127 и постоянно щелкает пультом, переключая с канала на канал и тем самым сме­няя внимательный просмотр на клиповый. Или же, вглядываясь в монитор ком­пьютера, он переходит от одной ссылки к другой, не останавливаясь надол­го ни на одной из открывшихся страниц. В результате зависимость между уве­личением объема информации и возрастанием воспринятого смысла стано­вится обратно пропорциональной. Подходящим в данном контексте будет следующий оксюморон: эрудит — не тот, кто проникает вовнутрь, а тот, кто скользит вширь, чей нерефлексивный взгляд охватывает более широкую область текста, а точнее, гипертекста. Так чтение превращается в чтение-потребление.

Интернет — универсальный источник информации, удовлетворяющий не только познавательные интересы субъектов, но и их коммуникативные цели. Однако вследствие увеличения количества социальных контактов происхо­дит снижение качества взаимодействия партнеров по общению; знакомых ста­новится много, но это увеличение количества в основном способствует толь­ко желанию “забить чем-то свободное время” и не несет в себе принципиально полезных функций для субъекта. Так наз. аська (ICQ) как средство связи исполь­зуется многими молодыми людьми не для коммуникации как таковой, а имен­но для связи; редко когда люди в сетевом взаимодействии общаются на какие- то серьезные темы, в основном они перебрасываются сообщениями типа “Привет, как дела?”, что говорит о сведении общения к примитивным фор­мам. Но этих сообщений очень много, что опять же указывает на количе­ственный аспект явления, а степень их серьезности и содержательной глуби­ны очень низка, что указывает на качество (или его отсутствие). Показательным примером описанного диспропорционального соотношения служит знаме­нитый сайт “В Контакте”, где зарегистрировано много миллионов пользова­телей. Полезность сайта, как и многих других средств виртуальной связи, заклю­чается в отсутствии коммуникационных преград, но уместно пошутить над чаще всего очень большим количеством друзей, отображенных на странице почти любого пользователя. Едва ли из двухсот человек, записанных у меня как друзья, найдется хотя бы 10%, кого действительно можно так назвать. Поэтому стоит поставить вопрос о прочности этих связей.

Прежняя естественная реальность (человек—мир—отношения) отличалась более прочными контактами, чем искусственная (человек—компьютер­интерактивность). Нынешняя искусственная реальность во многом реали­зует номадическую сущность человека, которая изменчива, фрагментарна и способна двигаться в разных направлениях, примеряя разные лица, идеоло­гии и моральные нормы; в ней нет места строгому мировоззрению и целост­ной субъектной позиции. Принцип “на том стою и не могу иначе” сменяет­ся принципом “на том стою, а могу как хочу”.

Электронная коммуникация, при всей ее полезности и необходимости, не может заменить непосредственный контакт, возникающий при живом меж­личностном общении. Сетевое общение более механистично, лишено тепло­ты, помогающей восприятию и пониманию другого человека. Оно слабо актуализирует в коммуникантах навыки вчувствования и сопереживания, едва ли склонно развивать сферу эмоциональности и способствовать повышению уровня рефлексии, что наблюдается при нормальном общении. Духовность, 128 душевные волнения и эмоциональные всплески практически неведомы этой фор­ме коммуникации. Ей более свойственны практицизм, расчетливость и рацио­нальность. Поэтому люди, злоупотребляющие электронным общением, рискуют впасть в эмоциональную и рефлексивную тупость и нравственную глухоту, а так­же утратить адаптивность по отношению к традиционному общению.

Но не стоит демонизировать Интернет, говоря, что он только так и никак ина­че влияет на человеческую эссенцию, и что описанный ее вид присущ любому и каждому пользователю Сети. “И пусть большая часть смс-переписки и чат-обще­ния — пустая болтовня, однако сама возможность постоянно находиться ‘В Контакте’, в любой момент отреагировать на просьбу близкого человека, ока­зать ему психологическую поддержку говорит не в пользу точки зрения про­тивников массовой культуры как убивающей интерес к личности Другого”, — совер­шенно справедливо замечает Е.Э.Дробышева [Дробышева 2010: 97]. Банально напоминать о том, что Интернет служит необходимым и очень удобным сред­ством интерактивной коммуникации. Со стремительным расширением вирту­альной реальности так же стремительно расширяются ее функциональные особенности, перечисление которых займет слишком много печатного места.

Многие авторы указывают на такую деструктивную особенность Сети, как ее влияние на идентичность человека. Интернет воплощает в себе всю куль­туру в целом; если так можно выразиться, это электронный эквивалент куль­туры. В нем можно найти и произведения высокой культуры, и ширпотреб- ные клипы, и классическую литературу, и порнографию. Интернет предлагает множество различных сообществ и групп по интересам, куда может вступить пользователь, каждое из которых отличается от других особыми ценностями, идеалами и образцами поведения. Так что, как и все здание культуры, Интернет способен оказывать влияние на идентичность пользователя. Однако не совсем правомерно направлять волну негодования в адрес Сети, утверждая, что она позволяет пользователю скрываться за чужими именами и прозвищами, тем самым снимая с себя ответственность за свои деяния внутри виртуального пространства. Наоборот, возможность придумывать себе ник или аватар, не прибегая к использованию настоящего имени, в некотором роде облегчает жизнь пользователю, создает для него этакий фильтр, через который можно на время отстраниться от тягот реального существования ради того, чтобы отдох­нуть и набраться сил для преодоления завтрашних трудностей реальности.

Так, в современном обществе почти каждый человек всегда на виду; особенно это касается тех людей, чья профессиональная деятельность относится к сфере “человек — человек”, и тем более тех, кому по долгу повседневной службы при­ходится часто представать перед публикой. В Сети же человек имеет возможность снимать напряжение “публичности”, прячась за выдуманный ник, который дела­ет его свободным и защищает от насмешек и осуждения [Зенина 2009]. Вполне нормально, что у людей, находящихся в огромном — социальных масштабов — паноптикуме, тщательно соблюдающих все ролевые предписания, обществен­ные нормы и табу, возникает желание сбросить с себя сбрую предписаний и хотя бы на какое-то время почувствовать себя свободными. Это один из вариантов сетевого достижения — пусть частичного — такой свободы. Поэтому поведение пользователя в виртуальном пространстве не всегда адекватно (например, пре­доставление о себе сведений скорее желаемых, чем действительных), но оно не обязательно указывает на неадекватность его поступков в реальности. Создание 129 сетевой идентичности, отличающейся от реальной, часто объясняется отсутствием возможности выразить все личностные стороны в реальной коммуникации и стремлением продемонстрировать их в Сети. Аналогично объясняется интерес к компьютерным играм, где можно примерить на себя роль “сверхчеловека”, реа­лизовать желание почувствовать свое могущество и насладиться им. Главное, что­бы, выполняя компенсаторную функцию, Интернет или игры не превратились в зависимость, не стали объектом первой необходимости.

Интернет сравнительно недавно стал доминирующим явлением массовой культуры. Когда небольшая группа пользователей переросла в гигантское сообщество, возникла идея “второго” Интернета, поскольку “первый” засорился. “Второй” Интернет возникает не сразу, а в процессе приспособления “перво­го” ко “второму”. Но понятие “второй” здесь, естественно, носит аллегориче­ский оттенок, так как на самом деле никакого “второго” Интернета нет. Интернет и есть Интернет. Однако огромнейший содержательный пласт Сети, миллионы всевозможных сайтов все-таки можно разделить согласно их полез­ности, необходимости, эстетичности и т.д. Если одни сайты представляют из себя мусор, китчевый спам, то другие более ценны и информационно насыщенны.

На наших глазах Интернет вышел в лоно медиа и даже китча. Хотя в этом нет ничего ни случайного, ни удивительного; совершенно справедливо отмечает­ся, что каждое общество на любой стадии своего развития производит, кроме основных, еще и побочные продукты цивилизации [Киричек 2010: 16-21].

Вообще Интернет в отдельности едва ли стоит рассматривать как веяние какой-то принципиально новой культуры, несмотря на его действительную новизну. Нет прослойки общества, фетиш которой — Интернет, но есть мно­жество различных социальных групп, черпающих информацию об объекте свое­го интереса из Сети. Интернет — всего лишь средство информирования и ком­муникации, виртуальная точка притяжения людей с различными культурными интересами. “Культура Интернета отображает в себе все предшествующие куль­туры, репрезентируя функции каждой из них, и одновременно обладает новой целостностью, позволяющей человеку ощущать свое внутреннее един­ство с системой Интернета, что часто является причиной зависимости от нее” [Шу 2010: 51-55]. Перефразируя приведенную цитату, скажем, что Интернет скорее не отображает, а вбирает в себя предшествующие культуры. Но вряд ли возможно вести разговор о какой-то интернет-целостности (по крайней мере, на содержательном уровне), поскольку Сеть не связывает эти культуры в еди­ное целое, не создает внутренне непротиворечивый гибрид (любая такая попыт­ка невозможна), а скорее оперирует ими в энциклопедическом смысле. Соответственно, пользователь не может ощущать единство с Сетью, но оно образуется с определенной сетевой областью, с дискурсивным пластом той сово­купности сайтов и интернет-ресурсов, которыми пользуется человек.

Проблема ангажированности СМИ

В государстве, где существуют подчиненные власти средства массовой информации, можно наблюдать их планомерную деятельность по популя­ризации ключевых правительственных проектов. В научно-просветительском стиле журналисты описывают социальную важность разработок, приоритетных 130 для власти (например, нанотехнологий), на деле преследуя цель истолковать и представить ее действия в выгодном свете. “Менее приоритетные” же сфе­ры науки если не критикуются, то и не освещаются настолько широко.

Такого рода новости выступают как продукт политической идеологии, так и средство заработка журналистов, которые ради поднятия своего рейтинга идут на любые неправдоподобные сенсации, способные привлечь внимание публики — в любом из этих вариантов новости имеют заказной характер. Естественно, нельзя, проводя такое широкое негативистское обобщение, забывать о новостях, ото­бражающих действительность такой, какая она есть. К сожалению, с ними сосед­ствуют псевдоновости, дискурс которых сплошь мифологичен, в силу чего он совершенно не приемлет рационализм и научный способ мышления, хотя реци­пиент и воспринимает такие “новости” как системы фактов.

В подобном обществе агитационная методология правящей партии построе­на на искажении реальности [см. напр. Ильин б.г.]. Борьба с коррупцией на экра­не скрывает усугубление коррупции внутри властных структур, политика укрепления армии маскирует развал института защиты страны, установление демократии противоречит отсутствию на экране представителей оппозиции.

В современной — постмодернистской, информационной — реальности такие понятия, как новости, факты, монументальные истины теряют свое первона­чальное значение. Создаются политически ангажированные метарассказы, легитимация которых ставится под вопрос. Истин много, истиной может быть все, а значит, из этого обширного “всего” практически ничто не может претендовать на статус абсолютной истины. Истины влияют на нашу субъек­тивность, формируют мировоззрение и ценностные ориентации. Специально создаваемые теории скорее соотносятся не с реальностью, а с нашим восприя­тием реальности. Вместе с тем, они и формируют это восприятие — расколотое, расщепленное, плавающее, разбитое на части и одновременно уставшее от состоя­ния дрейфа и разбитости. На телеэкран нельзя смотреть как на телеэкран, газе­ты нельзя читать как газеты, радио нельзя слушать как радио. Их следует вос­принимать скорее не как СМИ, а как элементы спектакля, которые народ при­нимает на веру. Массам не только очень трудно вычленить правду, они и не хотят ее услышать. Кроме того, у них почти отключена память (в том числе кратко­временная), что делает вчерашнюю ложь уже никому не нужной, она забывает­ся, и забывается желание ее разоблачить. Данное состояние общественной амне­зии создают не только целенаправленные манипуляции сознанием, но и впол­не естественные особенности эпохи гиперреальности, при которой информа­ционные потоки позволяют человеку скользить по поверхности от одной новости к другой, не давая ему возможности включать критическое мышление и проникать вглубь. Парадоксально, но факт: прогресс информации приводит к снижению информированности. За счет увеличения количества информации пада­ет качество и рождается псевдоинформационный спам, растет энтропия.

Как принято считать, пресса является четвертой властью, свободной от пер­вых трех — исполнительной, законодательной и судебной. Но в случаях, ког­да первые три ветви власти сливаются в симбиозе, они с неизбежностью начи­нают оказывать серьезное влияние и на четвертую. Пресса должна быть обособ­ленной формой власти, но это долженствование зачастую не отражает реаль­ного положения дел. Мир политических масс-медиа сегодня заполняют преимущественно необходимые господствующей элите сообщения и ново- 131 сти, в то время как оппозиционный дискурсивный слой СМИ отсутствует. Пресса занимается не освещением действительности, а созданием внутри­личностных псевдоинформационных инъекций.

Слово, исходящее от СМИ— в первую очередь несущее в себе какую-либо про­паганду, — не встречается со своим антисловом. Если этот антитезис и возникает в головах людей, получивших тезис, они не вправе высказать его таким же путем, посредством которого ими было услышано сообщение. Массы могут (и долж­ны) слушать и воспринимать, но не могут (и не должны) говорить. Слово дано тому, кто представляет власть и “работает” на ее укрепление и усиление, а, естественно, не на разрушение; осуществляется борьба с инакомыслием и диктат правил масс- медийного оповещения общественности. Дискурс рекламы, новостей и почти всего, что транслируется по политически ангажированным официальным каналам, также лоббируется властью. Следовательно, культура консъюмериз- ма отчасти есть следствие государственной политики (конечно, не только ее).

Уж лучше пусть народ окунется в бездумную и нерефлексивную жизнь потребле­ния, чем будет критически мыслить, отстаивать свои конституционные права и тем самым создавать политическую напряженность, благодаря которой возникнет риск для нынешних властителей потерять свою власть. Поэтому китч-культура вполне на руку власти, заинтересованной не в народе, а в глупой массе, в тол­пе. Огромную роль в насаждении этой культуры играют СМИ.

“Положительные” (для правящей партии) новости освещаются, а “отри­цательные” замалчиваются. Почти все поле официальных СМИ превраща­ется в одну большую манипуляционно вооруженную рекламную кампанию.

Современная журналистика “преподносит потребителю произведения, не отражающие действительность, но являющиеся конструкцией, ее умышленно искажающей” [Гопко 2006: 65], она превратилась в кривое зеркало, способ­ствующее массовизации общества. “Именно свободный доступ к информа­ции приводит к разрушению тоталитарной системы и уничтожению основы для доминирования технократии” [Горохов 2007: 71]. Однако имеет ли место такой доступ в реальности? Лишь нерефлексивный потребитель теле­видения полагает, что он свободен смотреть то, что хочет, и форма реализа­ции данной свободы — многообразие телевизионных каналов, которые он волен переключать с одного на другой, тем самым “выбирая”.

Представители власти обязаны выступать на телевидении, радио, их высказывания должны освещаться на страницах газет. Подобные выступле­ния далеко не всегда призваны носить монологический характер, зачастую тре­буется выполнение формата “вопрос-ответ”. Однако сегодня правящая пар­тия обезопасила себя от возможностей потерять свое лицо, диктуя журнали­стам правила. Теперь от “вопросов-ответов” зависит не карьера политика (отве­чающего), а карьера журналиста (спрашивающего); “выскочкам” затыкают рот кляпом цензуры, играющей по правилам двойных стандартов. Это напоми­нает университетский семинар, перед которым докладчик просит своих одногруппников задать ему те вопросы, ответы на которые он отлично знает; соответственно, и видимость создается, и риска никакого. Когда власть отве­чает на вопросы, она перестает быть самой собой и становится зависимой (что для современной власти недопустимо); но в то же время игнорировать 132 вопросы она не может. Характер журналистских вопросов детерминирован самими политиками, и вся ситуация дебатов лишает подобные мероприятия всякой объективности. Таким образом, мы никак не можем назвать прессу “чет­вертой властью” (или ее разновидностью); пресса — это служанка государст­венной власти и не более того. Современные СМИ— неформальный политиче­ский институт, работающий на корпорацию, монополизировавшую власть.

Коммуникационные системы осуществляют симуляцию реальности. Данная симуляция затрагивает все области человеческого бытия, которые хоть как-то связаны с политикой (в том числе и во внеполитический дискурс), изме­нение содержания которых может хотя бы минимально изменить политиче­скую ситуацию — историю, идеологию, культуру, науку и т.д. Таким образом, политически ангажированные масс-медиа создают огромный пласт гипер­реальности, внутри которого от реального остается лишь малая часть.

В России большинство теле- и радиоканалов и газет выступают средством не столько массовой информации, сколько тиражирования “положительных сто­рон” правящей элиты. Так, например, на это указывает отсутствие в официальных источниках критических упоминаний в адрес единороссов. Повсеместно про­ходят митинги под лозунгом “против”, но по официальным медиа-каналам их мало освещают. В некоторых случаях эти манифестации разгоняют, несмотря на пункт Конституции, гласящий: “Граждане Российской Федерации имеют пра­во собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстра­ции, шествия и пикетирование” (ст. 31). “Событие имеет смысл только тогда, когда о нем сообщили СМИ. Если же такого сообщения не было, то можно счи­тать, что не было и самого события” [Почепцов 2004: 8]. Недаром Г.Г. Почепцов говорит о невозможности массового сознания подвергать проверке каждое полу­чаемое сообщение. Четвертая власть под названием “пресса” работает на единство первых трех властей, которые сливаются в один “флакон этатизма”.

Интернет как мегафактор преодоления информационной цензуры

В Интернете имеется множество страниц, посвященных разгону митин­гов и пикетов, проводимых как ответ на повышение таможенных пошлин на иномарки, коррупцию во властных эшелонах, ограничение свободы выра­жения мнения, реформу ЖКХ и т.д. В официальных же СМИ подобные пре­цеденты освещаются крайне редко. Интерес представляет не то, что говорит пресса, а то, о чем она многозначительно молчит.

Безусловно, существуют и автономные СМИ, но их количество настоль­ко мало, что, по сути, единственным источником достоверных новостей и их аналитики остается Интернет, который полностью закрыть нельзя. В целом Сеть действует как огромная, разрастающаяся в бесконечность ризома, неподвластная контролю. К сожалению, соответствующие сайты имеют очень маленькое число читателей — широкая реклама оппозиции в наше вре­мя невозможна. Люди предпочитают черпать информацию из официальных и привычных источников, не задумываясь об однобокости поступающей из них информации. Несмотря на то, что Интернет за несколько последних лет прочно вошел в общественную жизнь, тем не менее, по замечанию Т.Н.Ключниковой, 52% россиян не пользуются компьютером, а 70% не имеют доступа к Сети [Ключникова 2010: 337-342].

В отличие от многих СМИ, Интернет предполагает наличие обратной свя- 133 зи. Если газеты, радио и телевидение — примеры односторонней коммуника­ции, то Сеть (не вся, конечно) предполагает диалог, возможность выразить свое мнение о каком-либо вопросе, подискутировать с автором. В Сети читатель сам может стать автором, оставляя свой комментарий или публикуя ответную ста­тью на уже опубликованный текст. Такой свободный доступ можно консти­туировать как одно из средств борьбы против информационного давления. Когда из процесса получения информации исключается диалог, а реципиенты пре­вращаются в пассивно воспринимающую сообщения толпу, у них ослабевает защита перед манипуляциями; именно диалогичность ее обеспечивает.

Телевидение до сих пор остается одним из самых потребляемых медиасредств. Его популярность настолько велика, что суммарное время, затрачиваемое на другие СМИ, оказывается меньшим, чем время, отданное телевидению; осо­бенно часто это можно наблюдать среди людей пенсионного возраста. Данная категория людей не является доминирующей по критерию численности, а пото­му “мнение”, почерпнутое ей из телепрограмм, не получает статус социально разделяемого; молодежь больше времени проводит у компьютера, а не у теле­визора, и поэтому ее “мнение”, казалось бы, должно отличаться от тех, кто чер­пает информацию из телевизора. Однако меньшая привязанность молодых людей к телевидению еще не значит, что оно не оказывает на них никакого влия­ния. Молодежь в целом узнает информацию о происходящих в стране собы­тиях и “правильную” их интерпретацию не из альтернативных неангажиро­ванных властью источников типа некоторых интернет-сайтов, а в основном тоже из телепрограмм, используя Интернет в первую очередь в рабочих или развлекательных целях. Он как бы отвлекает их от телевизора, но, в отличие от него, в минимальной степени удовлетворяет когнитивные потребности.

Несмотря ни на что, в России накануне думских выборов 2011 г. сетевая инфор­матизация сделала свое дело и до широкой общественности дошли сведения об оппозиционных деятелях и их политических убеждениях. Но официальные СМИ так и остались догматичными и невосприимчивыми к оппозиции; если оппо­зиционеров и стали время от времени представлять, оценка их деятельности была априори негативной. Правящая партия произвела определенный ребрендинг свое­го курса. Осознав, что дальнейшее замалчивание существования оппозиции не даст ожидаемых результатов, она переориентировала свой политический PR в русло антиамерикански настроенной пропаганды, с помощью которой приня­лась обвинять лидеров оппозиции в работе на госдепартамент США. Возможно, эти обвинения небезосновательны, поскольку некоторые российские либера­лы превозносят демократизаторскую роль США и всерьез заявляют о необхо­димости цветной революции. Но если А.Навальный, Б.Немцов, В.Милов, АЛитвиненко нашли весомые доказательства, разоблачающие преступления выс­ших властных персон, представители власти обязаны предоставить более вра­зумительный ответ (если он есть), чем просто выдвинуть контробвинение и отка­заться вести разговор со “шпионами”. Вместо расследований, основанных на пока­заниях названных лиц, инициируются обвинения о продажности оппозиции. Причем это качество совершенно неправомерным образом экстраполируется на всю оппозицию, заставляя людей думать, будто все, кто против Путина, авто­матически выступают за экспансию США. Если на протяжении последних деся- 134 ти лет правления этой власти оппозиции в СМИ был закрыт вход, теперь, ког­да по стране прокатилась волна крупных митингов, замалчивать действия оппозиции стало невозможно, и ее стали показывать по телевидению. Но как пока­зывать? Естественно, под выгодным для власти соусом — в качестве все тех же американских шпионов, которые собирают людей при помощи денег. Так, по НТВ показали фильм “Анатомия протеста”, порочащий честь и достоинство мно­гих граждан. Во-первых, в нем “несогласные” фигурируют как безыдейная и про­плаченная масса, что в корне неверно. Во-вторых, после показа фильма из лаге­ря возмущенной оппозиции последовали призывы бойкотировать НТВ и даже иски на эту кампанию, но СМИ об этом молчат.

Особого внимания заслуживает феномен сугубо потребительской безот­ветственности, наблюдаемый на различных форумах и в социальных сетях. Сетевая анонимность позволяет участникам той или иной дискуссии пере­ходить на личности, обвинять друг друга, использовать крайне жесткие высказывания. Скрываясь за ником, можно сыпать ругательствами или писать откровенный бред, “троллить”, не боясь никакой ответственности. Поэтому вполне актуальны разговоры о так наз. сетевом этикете.

Проблема троллизма сейчас крайне актуальна. Приспешники власти, послушные интернет-пользователи, можно сказать, работают “троллями”. Задачи “троллей” сводятся к провоцированию других пользователей, их переубеждению, переключению внимания на другие проблемы или псевдо­проблемы, дезинформированию и т.д. Это делается как путем якобы рацио­нальных сообщений, так и путем давления на эмоциональную сферу читате­ля. “Тролли” пытаются вызвать неприязнь к оппозиции, утверждая, что всяона проплачена Западом или еще кем-то, что она не преследует никаких поло­жительных для общества целей. “Тролли” приводят одни факты и одновре­менно замалчивают другие. Или же они описывают псевдофакты, переводят внимание с нынешней “хорошей” власти на “плохую” (например, вспоминают Сталина), и после такого сравнения вызывают позитивное отношение к объекту защиты, выступающему в хорошем свете на фоне сравниваемого объекта. «Тролли”, при отсутствии рационального доказательства пропаганди­руемой ими позиции, пытаются перевести внимание собеседников на другую тему или использовать аргументы, которые при внимательном рассмотрении нисколько не доказывают высказанную позицию. “Тролля” бесполезно переубеждать, он принципиально невосприимчив к аргументам. Вступать с ним в открытый диалог необходимо не для того, чтобы его переубедить, а для того, чтобы другие пользователи не поддались на его уловку.

Интернет не получается контролировать, но его можно троллировать. Распространенным методом влияния выступает так наз. астротерфинг — использование современного программного обеспечения для вытеснения реаль­ных людей на веб-форумах. Анонимность Сети дает коропорациям и прави­тельствам огромные возможности проводить астротерфинговые операции, т.е. поддельные кампании, ориентированные на широкую публику, которые соз­дают впечатление, будто большое количество людей требует чего-то или выступает против чего-то. Форумы наводняются якобы принадлежащими незаинтересованным лицам комментариями, пропагандирующими достоин­ства определенного продукта или политического актора и дискредитирующими иной продукт или актора. Когда форум кишит комментариями “за”, которые 135 на первый взгляд кажутся принадлежащими разным людям, возникает види­мость широкой поддержки объекта обсуждения, мультиплицирующий эффект.

На самом деле, все комментарии могут быть написаны одним-единственным человеком, скрывающимся за разными (фальшивыми) никами. Одновременно используется глушение голосов людей, выражающих “неугодное” мнение. Причем каждому из “комментаторов” могут присваиваться “личные” данные (типа истории), указывающие на его субъектность. В результате возникает труд­ность отличить реального человека от “работающего” на формирование обще­ственного мнения виртуала. Астротерфинг заявляет о себе, когда интересы тех или иных компаний или правительств находятся в серьезном конфликте с инте­ресами общественности. Астротерфинг, соответственно — метод разрешения конфликта путем продуцирования мнимого общественного мнения, которое в результате становится настоящим общественным мнением, выгодным для субъекта влияния. Этот метод угрожает сети как площадке для конструктив­ного обмена мнениями и онлайн-демократии [Monbiot 2011]. Однако на пло­щадках, где общаются люди, вооруженные устойчивой позицией, возможности астротерфинга ограниченны. Так, если вдруг на форуме оппозиции появит­ся масса сообщений, восхваляющих партию, вряд ли постоянные пользова­тели примут их за чистую монету, а политтехнологи, разместившие данные сообщения, едва ли достигнут своей цели по переубеждению пользователей.

Нельзя сказать, что мы видим в Сети возможность полного ренессанса демо­кратических ценностей, однако есть надежда на хотя бы частичную инфор­матизацию общества. Интернет, как и все СМИ, грязен, полон псевдоновостей, мифологизмов, информационного мусора. Но тенденция загрязнения охватывает любые просветительские каналы, просветительские функции сме­няются своими дисфункциональными особенностями. Однако дух просве­щения так или иначе не вымещается полностью, а остается соседствовать со своими врагами внутри глобальной сети. И наша надежда зиждется именно на той части сетевого пространства, где этот дух локализован. Поэтому, несмот­ря на уверения Барда и Зондерквиста в ошибочности идеи демократической спасительности Интернета, мы склонны рассматривать Сеть пусть не как пана­цею и спасителя информации, но как возможное ее средоточие, обеспечен­ное доступностью постижения для каждого. Будет очень печально, если Интернет постигнет участь цензурирования, подобно давно произошедше­му обесцениванию официальных СМИ. Но вряд ли, учитывая саму приро­ду Сети, представляется возможным подвергнуть ее идеологической кастрации, в отличие от более легко контролируемых продуктов “галактики Гуттенберга”.

Литература

Гопко В.В. 2006. Воля в массовой культуре. Диссертация на соискание ученой сте­пени кандидата философских наук. Омск.

Горохов В.Г. 2007. Научно-техническая политика в обществе не-знания. — Вопросы философии, № 12.

Дробышева Е.Э. 2010. Аксиологический анализ феномена массовой культуры. — Вопросы культурологии, № 2.

Зенина О.В. 2009. Информационное общество: цифровое настоящее и цифровое будущее, достижения и противоречия. — Электронный журнал “Знание. Понимание. Умение «, № 4.

Зенкова А.Ю. 2000. Дискурсивный анализ массовой коммуникации: проблема само­презентации общества. Автореф. дисс. канд. филос. наук. Екатеринбург.

Ильин А.Н.. Политика и статус интеллектуала в современной России. Доступ: http://www.rikmosgu.ru/publications/3559/4339; Корпорация власти: критический ана­лиз. Доступ: http://rikmosgu.ru/publications/3559/4137; Политическая ангажированность масс-медиа. Доступ: https://avtonom.org/node/13083, https://avtonom.org/node/13319; Экстремизм, политкорректность и толерантность — игра с двойными стандартами. Доступ: http://www.og.com.ua/filosof_1.php

Киричек П.Н. 2010. Духовная культура и массовая информация: феномен сиам­ских близнецов. — Вопросы культурологии, № 1.

Климова Л.Е. 2005. Массовая культура и личность. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Ставрополь.

Ключникова Т.Н. 2010. Социальный выбор в условиях становления гражданско­го общества. — Интеллигенция и идеалы российского общества: Сборник статей (под ред. Ж.Т.Тощенко). М.: РгГу.

Костина А.В. 2009. Тенденции развития культуры информационного общества: анализ современных информационных и постиндустриальных концепций. — Электронный журнал “Знание. Понимание. Умение», № 4.

Почепцов Г.Г. 2004. Пабликрилейшнз, или как успешно управлять общественным мне­нием. М.: Центр.

Тоффлер Э. 1999. Третья волна. М.: Изд-во ACT.

Шу Т.А. 2010. Интернет в культуре и культура в Интернете: социально-антропо­логический анализ. — Вопросы культурологии, № 7.

Monbiot G. 2011. The Need to Protect the Internet from ‘Astroturfing’ Grows ever More Urgent. Доступ: http://www.guardian.co.uk/environment/georgemonbiot/2011/feb/23/need-to- protect-internet-from-astroturfing.

Ильин А.Н. Интернет как альтернатива политически ангажированным СМИ // Политические исследования №4, 2012. С. 126-136.