Бессубъектность массы как потребителя китч-культуры

В настоящей статье анализируется масса как совокупность конформных индиви­дов, лишенных субъектных качеств. Фиксируются два подхода, в соответствии с кото­рыми можно изучать массу, — социологический и культурологический. Автор противо­поставляет массу и общество и доказывает вывод о том, что масса — это потребитель китч-культуры.

Ключевые слова: масса, массовая культура, китч.

Изучая массовую культуру, целесооб­разно обратить внимание также на по­нятие “масса”, без рассмотрения которо­го изучение интересующего нас явления было бы неполным. Так как в литературе понятия “массовая культура” и “культура масс” (или “культура толп”) синонимиру- ются, возникает необходимость осмысле­ния содержательного различия между эти­ми понятиями. В настоящей статье мы ука­жем на беспочвенность такого отождеств­ления и рассмотрим культуру масс (китч- культуру) как частное явление по отноше­нию к более широкой массовой культуре.

Прежде всего необходимо определить, что именно мы понимаем под массовой культурой. Массовая культура — это слож­но организованное (иерархизированное) многофункциональное социальное явле­ние, особая социальная реальность, транслирующая общественный опыт, эс­тетические вкусы, нравственные ценнос­ти и поведенческие нормы. Конструкт мас­совой культуры состоит из трех уровней, в чем и заключается его иерархичность: китч (низший, не требующий от потреби­теля особых интеллектуальных и эстети­ческих ресурсов), мид (средний, предла­гающий проблематику в упрощенном, но уже не в примитивном смысле), арт (выс­ший, для восприятия продуктов которого реципиент должен обладать высокоразви­тым интеллектом и иметь достаточно утонченное эстетическое чувство).

Разговор о массе ведут многие ученые — философы, психологи, педагоги. Мас­са является не только философским по­нятием, но и общегуманитарным. По за­мечанию Л.Е. Климовой, “качественная определенность массовой культуры постин­дустриального общества задается теми изменениями, которые произошли в са­мой массе”¹. Этим утверждением подчер­кивается взаимосвязь между массой и массовой культурой. Но вместе с тем на феномен трансформации массовой куль­туры влияют не только изменения в мас­се, но и процессы, происходящие в об­ществе (если разводить понятия массы и общества).

В психологии принято рассматривать массу как ситуативное образование, на­личествующее на уровне “здесь и сейчас”, существование которой ограничено вре­менными рамками (например, футболь­ные фанаты). Это “скопление людей, не объединенных общностью целей и единой организационно-ролевой структурой, но связанных между собой общим центром внимания и эмоциональным состоянием”². Находящиеся в толпе люди, по замечанию А.П. Назаретяна, переживают эволюцион­ную регрессию (путем актуализации низ­ших, более примитивных пластов психи­ки), и у них происходит стирание индиви­дуальных различий.

Мы рассматриваем массу в более ши­роком смысле. Она представляется не как ситуативное образование, способное вне­запно появиться и так же внезапно исчез­нуть, а как явление, находящее место не на уровне скопления людей в прямом смысле, а на уровне культурного разви­тия, характерного для данного социума; собственно, масса — это совокупность не только зевак на улице, но и межкультур­ных единиц, никакого взаимодействия между которыми может и не быть. “Чтобы ощутить массу как психологическую ре­альность, не требуется людских скопищ. По одному-единственному человеку мож­но определить, масса это или нет”³. Од­нако мы согласны с психологами относи­тельно нивелировки субъектных качеств у человека, составляющего массу.

Массу можно рассматривать как осно­ванное на психофизической близости ее индивидов образование, так и в виде про­сто психологической близости, исключаю­щей какие-либо прямые контакты между индивидами. “Массовизацией” могут быть охвачены люди, вообще отчужденные друг от друга⁴. Но такая позиция кажется наи­менее реалистичной; отсутствие знаком­ства между людьми не дает возможности говорить об их отчужденности. Согласно подобной теории, масса может состоять из индивидуалистов, отчужденных не только друг от друга, но и от социума, с чем трудно согласиться. Если даже между индивидами, составляющими массу, нет прямых контак­тов, они не отчуждены один от другого, так как общая культура (преимущественно китч) объединяет их если не на психофизичес­ком, то на психическом уровне и по факту принадлежности к этой культуре.

Обращаясь к многочисленным исследо­ваниям массы, мы замечаем в основном негативное отношение авторов к данным явлениям. Так, С.Ф. Денисов, используя из­вестную фразу о человеке, желающем хле­ба и зрелищ, наделяет таковыми потребно­стями человека массы⁵. Причем, стоит за­метить, изучение массы — не новая тенден­ция в науке; масса привлекала внимание философов и раньше. Так, Фридрих Ницше считал, что масса достойна только презре­ния. По замечанию Р Генона, масса, пред­ставляя собой пассивность (бессубъектную материю), всегда была водима, но при этом ее заставляют верить в свою спонтанность и самоуправляемость⁶.

Серьезное изучение массы представ­лено в работе Г. Лебона. Автор наделяет массу склонностью к активным револю­ционным действиям в противоположность к мыслительной активности; именно мас­са, сравнимая с варварами, разрушает цивилизации. Масса бессознательна, а составляющие ее люди лишены индиви­дуальности и высоты интеллектуальных способностей, но у нее есть коллектив­ная душа, составляющая некое единство направленности мыслей и чувств. Толпа заразительна и восприимчива к внушени­ям, она раздражительна и импульсивна. Она уважает сильного лидера — тирана — и готова отдать себя его власти, ввергнуть­ся в рабство. Лебоновская толпа консер­вативна и питает ужас ко всяким новше­ствам. Когда цивилизация утрачивает свой идеал, которым были связаны все ее пред­ставители, она становится толпой⁷. За­метно, что Лебон рассматривает массу преимущественно с психологических по­зиций, а нас более интересуют культуро­логические аспекты этого явления.

Х. Ортега-и-Гассет в своих работах⁸ разделяет общество на меньшинство и массу и отмечает, что массе соответству­ет средний человек. Этот человек имеет низкие требования к самому себе (плывет по течению, не пытаясь себя перерасти), избегает всякого напряжения (в отличие от противопоставляемого ему благородного человека), он не отличает себя от других и не удручен этой неотличимостью. Однако здесь мы не можем согласиться с филосо­фом, поскольку психологически каждый человек испытывает потребность быть от­личным от других, и многие наши совре­менники пытаются тем или иным образом отличаться — манерой одеваться, художе­ственными или политическими предпочте­ниями, но не каждому это удается. Напри­мер, современная девушка не согласится с тем, что она во всем похожа на осталь­ных, и это утверждение на свой счет вос­примет оскорбительным. Но если человек безуспешно стремится быть отличным от большинства, это еще не значит, что он ди­станцируется от массы и массовой куль­туры, и в этом наша позиция противоречит взглядам Ортеги-и-Гассета, который вооб­ще лишает человека массы потребности в отличии от других.

Ортега в своем понимании массы исхо­дил из той временной эпохи, к которой при­надлежал сам. Мы же ставим цель описать именно тот феномен масс, который свой­ствен современности, и это временное от­личие дает нам возможность по-другому, нежели это делал испанский философ, представлять массу. Если ранее из массо­вого сознания вычленяли принципиальную неотличимость, да и сейчас конформизм как таковой, естественно, имеет огромное ме­сто среди современных масскультурных тенденций, но он скорее проявляет себя на бессознательном уровне; а вот осознанно каждый пытается быть отличным от других. Ориентацию на референтную группу и свя­занную с ней неотличимость, равно как и индивидуализм, также можно изучать, от­талкиваясь от возрастных особенностей ин­дивида. Эти полярные явления свойствен­ны определенным возрастам: каждое — сво­ему. Однако мы не ставим задачу рассмот­реть возрастные особенности этих явлений, поэтому не считаем необходимым разво­рачивать эту аналитическую линию.

Г.Г. Почепцов подвергает сомнению положение Х. Ортеги-и-Гассета о том, что человек массы не хочет признавать над собой никакого авторитета⁹. Мы также не соглашаемся с данным положением и счи­таем, что, наоборот, человек массы склоняется перед авторитетом, не прояв­ляя никакой критики в адрес последнего. Собственно, он вместо себя наделяет субъектностью этого самого авторитета. Хотя, принимая во внимание современное общество потребления и присущую ему идеологию, авторитетом выступает не ка­кой-то конкретный персонифицированный лидер, а сам образ жизни, который одно­временно зиждется на отсутствии каких- либо авторитетов и при этом на безоце­ночном принятии утилитарно-бездуховной установки “деньги и статус — это все”.

Х. Ортега-и-Гассет, разделяя общество на меньшинство и массу, первых наделяет вы­сокой требовательностью к себе, а вторым отказывает в этой требовательности — они просто плывут по течению, лишенные ориен­тиров и созидательности, и не пытаются пе­рерасти себя. По нашему мнению, требова­тельность к себе — это один из аспектов са­моразвития субъекта, стремящегося достичь чего-то большего. А поскольку настоящий субъект обладает способностью к самораз­витию, человек массы не может быть нами определен как подлинный субъект своего жизненного пути. Ортега-и-Гассет совершен­но справедливо называет массу посред­ственностью, которая, возомнив себя одарен­ной, не стала бы таковой, а имел бы место всего лишь самообман. Если обратить вни­мание на плебейские нравы многих предста­вителей так называемой элиты (номенклату­ры), трудно все-таки дать им высокую оценку, что требует пересмотра соотношения мас­совой культуры и элитарной, где элитарная будет рассматриваться не по критерию со­циальной принадлежности, а по критерию высоты нравов и идеалов. Так, некоторые люди обычного происхождения отличают­ся обладанием настоящих субъектных ка­честв от многих людей “высокого” статуса.

Удивляясь широкому распространению масс во всем мире, Х. Ортега-и-Гассет го­ворит, что благодаря головокружительному росту эти толпы “не успевают пропитаться традиционной культурой”; “в массу вдохну­ли силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе”¹⁰. Философ выделяет две черты массового человека — рост жизнен­ных запросов и неблагодарность к тому, что облегчило ему жизнь — и сравнивает его с избалованным ребенком. Мы бы сказали, ему максимально подходит термин “инфан­тильный”. Его неблагодарность заключена в том, что он потребляет, но не создает, ни с кем не считается, думая, что мир принад­лежит ему и создан для него, и считая себя самодостаточным. А на самом деле попус­ту растрачивает свою жизнь, естественно, не осознавая это. Именно такие инфантиль­ные, “самодостаточные” плебеи соответ­ствуют идеологии современного общества гламура и потребления, а вместе с тем иде­алам китч-культуры. Современная чернь, согласно Ортеге, избалована окружением, а такое воспитание создает иллюзию все­дозволенности и рождает эгоцентризм. Из­быток благ, изобилие и богатство калечат человеческую природу. “Человеческая жизнь расцветала лишь тогда, когда ее рас­тущие возможности уравновешивались теми трудностями, что она испытывала”¹¹.

Нам представляется концепция Орте- ги-и-Гассета весьма однобокой для наше­го времени, поскольку далеко не для каж­дого человека, которого можно отнести к массе, мир стал библейским садом, Эде­мом, житие в котором уже не требует ника­ких усилий. Много людей, населяющих со­временный мир, продолжают страдать от жизни, от тягот и забот, которые сопутству­ют их выживанию, и философ не говорит о таких людях как о массе. Вопрос о том, что более стимулирует к омассовлению — ус­ловия нищеты или роскоши, в которых на­ходится индивид, остается открытым и по сей день. Противоречие концепции Орте- ги-и-Гассета заметно в том, что он массой называет преимущественно экономичес­ки обеспеченные слои населения и в то же время говорит о необходимости равнове­сия между возможностями и трудностями человека. Что касается равновесия, то здесь мы с философом полностью соглас­ны, а вопрос касательно материального избытка (но не недостатка) весьма спорен.

Эту спорность можно описать, обра­тившись к двум экзистенциалистским те­ориям, первая из которых принадлежит А. Маслоу, а вторая — В. Франклу. А. Мас- лоу считает, что удовлетворение основных потребностей (безопасность, сопричаст­ность, любовь, уважение) стимулирует стремление к самоактуализации, то есть первое является обязательным условием второго¹². Согласно знаменитой пирами­де потребностей, человек может достичь высшего уровня, пройдя через все низ­шие, то есть при устроенности своей жиз­ни. В. Франкл оппонирует данной концеп­ции, говоря, что, наоборот, человек тяго­теет к смыслу (самоактуализации) в усло­виях наихудшего существования¹³. Г. Мар­кузе, описывая экономический фактор — возрастающая производительность труда создает увеличение прибавочного продук­та, который обеспечивает возрастание по­требления, — подобно Франклу пишет об отсутствии смысла самоопределения, если жизнь наполнена комфортом¹⁴.

Несмотря на то, что обе теории проти­воречат одна другой, можно согласиться с каждой из них. Так, с одной стороны, чело­век достигает развития подлинной субъек- тности, находясь в достатке; вряд ли го­лодный будет думать о личностном разви­тии. С другой же стороны, обращая внима­ние на современное общество, можно за­метить много богатых в материальном смысле людей, чьи субъектные качества едва ли развиты, — эти люди вообще не за­думываются ни о каком саморазвитии. В общем, мы не можем остановиться ни на богатстве, ни на нищете как детерминан­те омассовления. Здесь уже в наиболь­шей степени имеют место индивидуаль­ные особенности человека: ориентация на окружение и на мнение большинства, неосознанность своего поведения, гипер­конформность и т.д. — именно те особен­ности, которые являются противополож­ными субъектным качествам. Голод может приводить к преступности, а пресыщение — к зазнайству. И в обоих случаях человек демонстрирует свою культурную низость.

В общем, под словом “масса” можно понимать не только ту низшую в матери­ально-статусном плане прослойку обще­ства, которая готова идти за любым лиде­ром, но и ту, которая — по описанию Ортеги, состоит из избалованных индивидов, не признающих никаких авторитетов. И не­смотря на качественные различия в их об­разе жизни, оба концепта массы указыва­ют на низкий культурный уровень индиви­дов, характеризующихся как через первую дефиницию массы, так и через вторую.

Ф. Ницше, восхищенный аристократиз­мом с его жестокостью и культом силы, про­изводит разделение людей на две катего­рии: категорию масс и категорию господ. Ницше восторгается последними, а первых презирает; последним он дает полное пра­во подчинять себе первых, так как каста гос­под имеет преимущество — отсутствие внут­ренней раздвоенности, в то время как че­ловек массы есть носитель псевдо-мора­ли, что характеризуется расхождением ин­стинктов, влечений и внешних норм¹⁵.

Немецкий философ устанавливает при­оритет отдельной личности, ее уникальнос­ти над всем остальным. Но вместе с тем далеко не каждый обладает этой уникально­стью; большое количество “низших” людей не самодостаточны, а потому рассматри­ваются как инструмент для появления и са­мореализации “высших” личностей. То есть масса должна быть подавлена кем-то более благородным и достойным подлинного су­ществования. Ницше наделяет массу аске­тизмом, боязливостью, альтруизмом, любо­вью к ближнему, кротостью, сдерживанием в удовлетворении инстинктов и вульгарнос­тью; все эти качества философ считает про­явлением слабости. Однако далеко не все из перечисленных качеств, как нам пред­ставляется, присущи современному массо­вому человеку. Под вопрос можно поставить в первую очередь аскетизм (учитывая так называемое гедонистическое общество по­требления) и сдерживание инстинктов.

Все больные и слабые, чтобы отрях­нуть с себя ощущение слабости, инстин­ктивно стремятся к стадности¹⁶, что и со­ставляет феномен масс. Заметим, что философ определяетхристианские общи­ны как воплощение этой стадной органи­зации, а само христианство — религией убогих, слабых и больных, то есть масс. Но тем не менее ницшеанское понятие “масса” не ограничивается только рели­гиозным пониманием, а имеет более ши­рокое значение.

Человек массы — это тот, кто прислу­шивается к мнению соседа и не является самим собою. Подлинная задача челове­ка — сохранение редчайших и ценнейших экземпляров культуры, а не для пользы большинства; только в таком случае че­ловеческая жизнь обретает ценность¹⁷. Под значимостью мнения соседа Ницше подразумевает не что иное, как конфор­мизм. А конформизм и другие особеннос­ти массы в своей совокупности именуют­ся немецким философом “моралью ра­бов”. Но что же такое являться самим со­бой? Философ не дает_четкого ответа на этот вопрос, представляя человека, об­лаченного во множество шкур, который их сдирает, не зная, какая из них не являет­ся оболочкой. Заметим, что такое пони­мание человека — его подлинности и сути — довольно близко постмодернисткому; человек — это совокупность масок, за сбрасыванием каждой из которых являет себя новая, препятствуя процессу раска­пывания настоящей сущности. Хотя Ниц­ше не настаивает на ее полном отсут­ствии, все-таки не зря некоторые авторы считают его провозвестником постмодер­низма; многие его идеи в некотором роде лежат в основе этого философского те­чения. Но предметом нашего разговора является не постмодерн и влияние фило­софии Ницше на его становление, а мас­сы и феномен их бессубъектности. Поэто­му обратимся к точкам зрения других фи­лософов относительно данной проблемы.

Согласно концепции В. Райха, масса на­делена такими особенностями, как страх перед авторитетом (что противоречит кон­цепции Ортеги), покорность, пугливость, по­слушность, боязнь свободы и неспособность ею распоряжаться, — всеми качествами, не­обходимыми в тоталитарном государстве. Выработка этих качеств парализует всякую склонность к мятежу и протесту, ко всякой критической мысли, что выгодно как церкви, так и государству. Причину их выработки уче­ный видит в первую очередь в подавлении сексуальных влечений человека, и неспособ­ность масс к свободе представляется ему не естественным и врожденным фактором, а социально-сформированным¹⁸. И несмот­ря на то, что Райх рассматривает массу, су­ществующую именно при тоталитарных ре­жимах, те особенности, которыми он ее на­деляет, во многом пересекаются с представ­лениями о массе у других авторов.

Е.А. Попов группирует все духовные и социальные процессы русской культуры в два комплекса: негативный и позитивный. В первый он вносит понятия материально­го, внешнего, низкого и массы. Кроме того, Е.А. Попов противопоставляет человека-де- ятеля, созидателя и потребителя, агента массовой культуры¹⁹. То есть автор прида­ет массе и массовой культуре негативный характер, что также касается и ее агента — субъекта массовой культуры. Вообще мно­гие исследователи противопоставляют че­ловека массы и подлинную личность. На­пример, А.В. Костина наделяет массу та­кими характеристиками, как инфантиль­ность, несамостоятельность, размытость и подвижность представлений о мире, от­сутствие внутренней детерминации, а в со­временном поколении (поколение 2000) видит равнодушие, вялость, апатию, соци­альную разобщенность и тотальный кон­формизм²⁰. Эти характеристики массы представляют собой абсолютную противо­положность выделяемым нами субъектным качествам: сознательности (осознанный характер деятельности, способность к рефлексии), самодетерминированности (умение управлять собой, самостоятельно делать выбор) и целостности мировоззрен­ческой позиции (наличие собственного Я).

В качестве основной причины, порожда­ющей массу, с точки зрения Э. Канетти, выступает страх перед прикосновением неизвестного, и человек способен освобо­диться от этого страха, только слившись с массой, которая в то же время снимает ин­дивидуальные различия людей, в ней нахо­дящихся. Основные свойство массы — склонность к разрастанию, равенство меж­ду ее составляющими индивидами, плот­ность (ничего чужеродного внутри), общая целевая направленность²¹. Можно сказать, что слияние с массой, тотальный конфор­мизм освобождают человека от страха, но вместе с тем и лишают его субъектной сущ­ности. Канетти больше склонен употреб­лять термин “самосознание”, но, посколь­ку самосознание — одна из атрибутивных характеристик субъектности, можно пере­фразировать Канетти: масса не только бес­сознательна, но и бессубъектна.

Л.Г. Ионин, анализируя знаменитую кни­гу Э. Канетти, именует массу предметом и жертвой манипуляций со стороны власти²². Однако мы склонны понимать под властью, оказывающей на массу воздействие, не органы правительства в прямом смысле, а нечто более широкое, чем можно считать массовую культуру, — по крайней мере, те ее элементы (массмедиа, мода и реклама), которые создают массу и управляют ею. Осознающий и рефлексирующий субъект способен отличить свое (самость) от чужо­го (канеттиевское жало как “точное отобра­жение приказа”²³, сокрытое от сознания вы­полняющего приказ). Если это чужое не ощу­щается как нечто внешнее, то оно интерио- ризируется вовнутрь и предстает уже как свое. Таким образом действует реклама, пропаганда, мода и т.д.

Э. Канетти в отличие от других иссле­дователей (Лебон, Ортега-и-Гассет, Райх) не смотрит на человека массы “сверху вниз”, не противопоставляет его челове­ку элиты. Однако, несмотря на отличия в представлении массы у разных авторов, всех их можно объединить негативным отношением к массе, сведением ее к тол­пе, к бессубъектной сущности, внутри ко­торой утрачиваются индивидуальные раз­личия и собственно субъектные качества.

Анализируя понятие массы, стоит также обратиться к работе Ж. Бодрийяра. Как счи­тает французский мыслитель, над массой не способна властвовать воля и репрезен­тация. Ее нельзя побудить к деятельности, используя директивные средства, равно как нельзя заставить массу принять тот смысл, который выдается за истину, — он ей неинте­ресен. Но зато массу можно подвергать ди­агностике, которая выступает средством познания массы, определения ее самочув­ствия и позиции. С массой заигрывают, на нее оказывают воздействие, в конце концов, на нее ссылаются: “Весь русский народ по­лагает, что…”, “Большая часть американцев позитивно настроена по отношению к…”. Масса бомбардируется информацией, но этот процесс не имеет никакого отношения к процессу коммуникации, он не передает никакой смысл, а используется лишь для поддержания обратной связи и контроля над реакциями. Энергия массы, которая высво­бождается посредством процесса ее бом­бардировки информацией, должна способ­ствовать построению и укреплению социаль­ного, но, по мнению Бодрийяра, это не так: социальность гибнет, а не укрепляется.

Существует мнение о том, что инфор­мация, поступающая в массы, вызывает высвобождение энергии. Бодрийяр говорит о противоположном эффекте. Информация способствует дальнейшему производству массы, но никак не трансформации мас­сы в энергию, и поле социальности неук­лонно сокращается. А растущая в своих размерах масса остается невосприимчи­вой к содержанию информации, которая ей передается, и находится вне контроля классических социальных институций. Ин­формация иррациональна, и это ее каче­ство разрушает социальное. Вот он, итог социализации, провал которой очевиден.

Масса представляет собой зону холо­да, у нее нет социальной энергии, но ее хо­лод имеет возможность поглощать любую активность. Бодрийяр сравнивает ее с при­бором, который больше потребляет, чем производит, с мертвыми месторождениями, которые все равно используют. Энергия, тратившаяся на поддержку симуляции со­циального и его защиту от полного погло­щения массой, огромна, и ее потери унич­тожают систему. Если ранее капитал ока­зывал заботу только производству, а по­требление и так было, то сейчас относи­тельно потребления появились проблемы, следовательно, необходимо производить как товары, так и спрос, то есть произво­дить потребителей. Бодрийяр приходит к мысли, что “производство спроса и произ­водство социального — это одно и то же²⁴”. То есть оба этих производства выступают в форме тождественности одного по отноше­нию к другому. Так же и власть сначала про­изводила исключительно смысл, а спрос появлялся сам по себе. Но смысла не хва­тало, и благодаря этой нехватке революци­онеры, жертвуя, наращивали его производ­ство. Сегодня мы замечаем переизбыток смысла… не хватает только спроса на него. Без спроса на смысл власть выступает не более чем симулякром. И это второе про­изводство (спроса на смысл) значительно дороже, чем первое производство (самого смысла). Но хватит ли энергии системы на осуществление второго производства? Фи­лософ дает на этот вопрос отрицательный ответ. Дело в том, что спрос на товары и услуги всегда можно создать искусствен­ным путем, но желание смысла и реально­сти, исчезнув один раз, восстановлению больше не поддастся.

Когда масса впитывает в себя соци­альную энергию, та перестает быть соци­альной. Масса уничтожает знаки и смысл, которые впитывает в себя. Все призывы по отношению к себе она поглощает, и тог­да там, где они были, остается пустое место. Она безразлично и апатично про­пускает сквозь свою прозрачность как воз­действия, так и информацию и норматив­ные требования. Ее бесполезно подвер­гать допросу, так как ее молчание, подоб­но молчанию животных, не позволит ей сказать, где для нее находится истина (на стороне коммунистов или демократов): у нее вообще нет ни истины, ни мотива. Власть стремится поместить массу в рам­ки пространства социальной симуляции с помощью СМИ, а масса и есть это про­странство эха и социальной симуляции. Именно поэтому понятие манипуляции здесь неуместно. Это игра, и неизвестно, кто в ней выиграл: симуляция, с которой обрушилась на массы власть, или ответ­ная симуляция, исходящая со стороны масс в направлении распадающейся под ее влиянием власти²⁵.

Бодрийяр говорит, что власть, сталки­ваясь с массами, начинает разваливать­ся, ибо масса — это не сущность и не соци­ологическая реальность, а отбрасываемая властью тень, разверзнувшаяся перед ней бездна, поглощающая ее форма²⁶. И бла­годаря своему гиперконформизму, неус­тойчивости, туманности, податливости и пассивности молчаливое большинство по­винно в гибели власти. Но в то же время вследствие своей имплозивности масса не склонна к взрывам, и с революцией она по­ступает так же, как и с властью, — она ней­трализует революционные призывы, кото­рые к ней обращают. Масса не критикует никакую идеологию, хотя сама лишена всякого рода идеологических позиций и ориентаций. Она сверхконформна.

Конечно, в определении массы мы да­леко не во всем можем согласиться с Бод- рийяром. Его концепция принципиально отличается от других теорий тем, что мас­сы представляются философом пассивны­ми — им не свойственны склонность к вос­станиям и бунтам, в то время как другие исследователи (Ницше, Маркс, Лебон, Ор­тега-и-Гассет) наделяют массы этими ха­рактеристиками. Также мы находим в пози­ции Бодрийяра весьма серьезное противо­речие: так, он одновременно говорит о том, что массы невосприимчивы к поступающей информации и неподконтрольны соци­альным институциям и вместе с тем они гиперконформны. Получается, философ ставит рядом две принципиально противо­положные тенденции — конформизм и нон­конформизм, которые уживаются внутри одного и того же явления — массы.

Но тем не менее, обобщая вышеприве­денные концепции, можно сказать, что кон­формизм и бессубъектность выступают основополагающей характеристикой масс практически для всех ученых, занимающих­ся рассмотрением данного феномена.

Г. Ашин²⁷ рассматривает массу как со­вокупность деклассированных, дестрати­фицированных индивидов, аутсайдеров (безработные, заключенные и т.д.) и отож­дествляет ее с меньшинством, соци­альным остатком. Такой подход отличает­ся четкой социологической направленно­стью и во многом не соотносится с соб­ственно философско-культурологическим подходом; поэтому мы ограничимся обо­значением его наличия и не станем под­вергать его детальному анализу. Иногда представители высшего класса отличают­ся более низким культурным уровнем, чем выходцы из низов, что говорит о нецелесо­образности придавать классу, статусу или уровню дохода критериальность, указыва­ющую на уровень культурного развития ин­дивида. Подобную мысль мы находим в работе Х. Ортега-и-Гассета, согласно ко­торой массы и меньшинства есть внутри любого класса²⁸. По нашему мнению, имен­но культурная среда, которой индивид наи­более подвержен и частью которой явля­ется, как раз и выступает критерием отне­сения его к массе. Китч как низший уро­вень культуры характерен для масс.

Однако следует обратить внимание на некоторую близость понятий “массовая культура” и “масса”. Если к первому отно­шение двойственное, то вряд ли можно по­спорить с предельно критичным отношени­ем ко второму. Негативизм к массе мы нахо­дим практически в любой литературе, уде­ляющей внимание этому явлению. Массе, как мы уже заметили, придают характерис­тики стадности, конформности, бессубъек- тности, ее противопоставляют с действи­тельным обществом, которому присущи пря­мо противоположные черты. Иногда, конеч­но, встречаются исследования, авторы ко­торых предпочитают воздержаться от оце­ночных суждений по отношению к массе, и их отношение к ней можно расценивать как нейтральное, но такие работы — довольно редкое явление. Например, в марксистской литературе прослеживается позитивное вос­приятие массы, которая рассматривается через призму революционного поведения. Масса — и только масса — выступает субъек­том революционных преобразований, и на­родные массы наделяются способностью захватить власть и осуществить эти преоб­разования. Но мы в нашем исследовании не намерены обращаться к марксистскому по­ниманию массы, так как последнее стоит рассматривать не в культурологическом смысле, а скорее в политическом. Соб­ственно масса в марксизме — синоним сло­во “народ” или “пролетариат”, именно по­этому она и называется народной массой. Выделяются также понятия “публика”, “ум­ная масса” или “умная толпа”, понимание которых отличается от понимания массы как бессубъектного образования, но они не яв­ляются предметом нашего анализа, так как мы не стремимся охватить и описать в на­стоящей работе все возможные определе­ния массы.

Несмотря на резкую критику массы, исследователи не склонны так же резко критиковать массовую культуру, как и саму массу, в чем и заключается противоречие. Может быть, оно будет снято только тогда, когда мы отвлечемся от звучания названий интересующих нас явлений и лишим их ка­кой-либо прямой взаимосвязи (абстраги­руемся от фонетической созвучности). И тогда массовая культура будет уже не куль­турой массы, а культурой общества, то есть собственно большинства. Но в широком употреблении нет такого понятия, как “об­щественная культура”. Таким образом, мы не можем полностью разрешить противо­речие между различиями в отношении к массовой культуре и массе, но в то же вре­мя оно частично будет снято, если мы зай­мем срединную позицию между двумя ва­риантами — признания родственности и неразрывности этих понятий или полного отрицания таковой родственности. Между ними, конечно, присутствует некий зазор, не позволяющий рассматривать первое как непременную характеристику второго (масса выступает непосредственным но­сителем массовой культуры). Но этот за­зор не является пропастью, напрочь раз­деляющую их и лишающую вторую атрибу­тивного характера по отношению к первой (массовая культура не является атрибутом массы). Скорее всего, противоречие кро­ется лишь в названиях, фонетически похо­жих друг на друга и на первый взгляд (на слух) образующих некое тождество. Но на содержательном уровне эти понятия на­много более отдалены друг от друга, чем на фонетическом, и в их семантическом пространстве это противоречие сглажено.

Если бы мы считали массовую культуру атрибутом только массы, учитывая выше­названные характеристики второй, то на­верняка ее трудно было бы назвать культу­рой, поскольку ничего созидательного мы бы в ней не нашли; скорее, бескультурье.

Мы можем выделить два понимания соотношения массы и общества:

1. Современное общество благодаря процессам урбанизации и индустриализа­ции, возникновению крупных городов (ме­гаполисов) и технических средств распро­странения информации превращается в массовое общество. В таком случае мы находим близость (если не тождествен­ность) понятий современного общества и массы. Эквивалентом массовости здесь выступает совсем не “низкий уровень культуры”, а в первую очередь “серий­ность” (производства), “тиражирован- ность”, “множественность”. Такой подход мы назовем социологическим.
2. Масса и общество — явления не толь­ко не тождественные, а качественно про­тивоположные; они поддаются рассмотре­нию через призму культуры. Масса — пред­ставители низших уровней культуры (китч), а общество — высших (мид, арт). Этот под­ход мы именуем культурологическим.

Процессы, упомянутые при раскрытии первого подхода, конечно, влияют на изме­нение общества, но вместе с тем оказывают воздействие на формирование массы как явления, в культурном смысле противопо­ложного явлению общества. Так, Э. Тоффлер видел полную безликость в серийности фаб­рично-заводского типа, свойственной так называемому обществу Второй Волны, то есть индустриальной цивилизации²⁹.

Только противопоставление массы и об­щества подчеркивает наличие субъектности внутри второго и ее отсутствие внутри перво­го. Обращаясь к классической литературе, мы находим подтверждение подходу, названному нами культурологичеким, у Лебона. Он рас­сматривал цивилизованный народ в виде пи­рамиды, вершину которой занимает немного­численная группа ученых, артистов, изобре­тателей, писателей (двигателей культуры), по­середине находятся образованные слои, а ос­нование составляют темные массы³⁰.

В научной литературе мы встречаем так­же понятие массового общества, которое рассматривается как экстраполяция массы на общество как целое. Но если предполо­жить, что таковая экстраполяция достигает своего предела, общество массовизируется и перестает быть самим собой, то есть на смену социуму приходит масса. Соответ­ственно массовое общество — термин внут­ренне противоречивый. Существует или об­щество, или масса, но массового общества, казалось, быть не может. Мы предполагаем, что масса, как и общество, находят свое од­новременное существование (сосуществова­ние) как потребители массовой культуры, но эти понятия вместо отождествления подда­ются противопоставлению. Обращая внима­ние на массовую культуру, которую состав­ляют три уровня — китч (низший), мид (сред­ний) и арт (высший), мы отождествляем мас- совизацию именно с уровнем китча. Об­щество же как поле относительно свободной жизнедеятельности субъектов характеризу­ется более высокими уровнями культуры — мидом и артом. Конечно, такое противопос­тавление может на первый взгляд показаться неуместным, но мы его используем не в наи­более широком контексте (политический, экономический и т.д.), а только в культурном. Если продолжать данную логику, можно прий­ти к убеждению о том, что и массовая культу­ра — такой же противоречивый термин, как и массовое общество. Однако это противоре­чие сокрыто лишь в фонетической составля­ющей данных терминов, и не стоит слишком серьезно к ней относиться. Массовая куль­тура — это культура, принадлежащая как мас­се, так и обществу; массовое общество — это социальное пространство, содержащее внут­ри себя как массу бессубъектных индивидов, так и общество как находящуюся на более высоких ступенях культурного развития со­вокупность субъектов.

Итак, массовая культура — атрибут не только массы, толпы, но и практически всего общества, тех классов, групп и объе­динений, которые по определенным при­знакам “возвышаются” над массой (в пря­мом понимании слова). И в таком случае снимается аттрактивное противоречие между массой и массовой культурой. Ста­новится вполне понятным и оправданным негативное отношение к первой и двой­ственное отношение ко второй.

Согласно Е.С. Валевич, масса суще­ствует в переходный период развития об­щества — в период аномии, когда старые нормы исчезли, а новые еще не появились. То есть масса — это промежуточная ста­дия между двумя социальными периода­ми, каждый из которых обладает своей культурой, ценностями и нормами, отлич­ными от другого. Но при этом исследова­тельница говорит о том, что социум не может жить без норм: если его члены не следуют прежним законам и предписани­ям, значит, они следуют каким-то дру­гим³¹. Нам представляется такое положе­ние парадоксальным, так как, с одной стороны, масса помещается в опреде­ленный исторический период, характери­зующийся отсутствием норм, а с другой — существование такого периода ставится под сомнение. Естественно, аномия не может быть абсолютной и предполагает определенную градацию по степеням, но и все общество в целом не может быть охвачено процессом массовизации. И со­всем не обязательно существует прямая корреляция между уровнем выраженнос­ти социальной аномии и степенью омас- совления. В общем, мы не можем согла­ситься с постулатом, согласно которому массу следует рассматривать в контек­сте общественной аномии. Масса суще­ствует всегда и занимает достаточно ши­рокое (по критерию количественной рас­пространенности) социальное простран­ство. Возможно, период общественной аномии (как состояние потерянности внут­ри или нормативной плюральности или, наоборот, нормативного дефицита) спо­собствует еще большей массовизации общества, но в той или иной степени мас- совизация как таковая имеет место на любой стадии общественного развития. Даже в тихое и спокойное время, не пред­вещающее никаких серьезных изменений в общественной жизни, значительную часть общества составляет масса как со­вокупность послушных и конформных ин­дивидов, утративших такие субъектные качества, как индивидуальный стиль мыш­ления, рефлексивность и способность к управлению процессом своей жизни. На­пример, в наше время отчасти таковыми можно назвать “послушный” электорат, который отдает свои голоса “Единой Рос­сии” — партии, политику которой можно назвать антинародной и антидемократи­ческой. Вернее, ее следует назвать не партией, а корпорацией: если партия дол­жна защищать интересы какой-то про­слойки общества, то корпорация отстаи­вает только свои корпоративные интере­сы. Правительство принуждает вступать в “Единую России” под угрозой увольне­ния, лишения премий и т.д. — и люди всту­пают. Причем многие из них действитель­но верят в непогрешимость политической программы власть имущих, несмотря на то, что последние во многом нарушают конституцию, что успешно замалчивает­ся, так как у СМИ отобрали их свободу и теперь масс-медиа работают на прези­дентский авторитаризм. Кроме как кон­формной массой, по-другому эту элек­торальную прослойку назвать нельзя.

В завершение отметим, что проблема масс и массовой культуры требует более обширного исследования, которое мы не можем себе позволить в рамках настоя­щей работы. Положения, изложенные в данной статье, могут послужить основа­нием антропологического изучения мас­сового человека — его характеристик и внутренних особенностей.

Основные выводы:

1. Масса характеризуется культурной бездуховностью. Она проявляет конформ­ность, которая указывает на отсутствие субъектной целостности индивидов, вклю­ченных в массу. Мода, реклама и любые воздействия извне детерминируют пове­дение масс, что говорит о неспособности составляющих ее индивидов к самодетер­минации и самоидентификации. Масса не осознает действия внешних влияний, в чем заключается неосознанный характер ее поведения. Все это вкупе позволяет сделать вывод о бессубъектном характе­ре масс. Синонимами массы выступают такие понятия, как “чернь” или “толпа”.
2. Наметились два подхода, с точки зре­ния которых можно интерпретировать по­нятия масс и массовой культуры. Соглас­но первому — социологическому — массо­вая культура рассматривается через при­зму всеохватной индустриализации, и мас­са здесь отождествляется с обществом, благодаря чему появляется понятие мас­сового общества. Согласно второму — куль­турологическому — массы представляют собой потребителей не всей массовой культуры в целом, а лишь ее части — китча, что дает возможность разделить массы и общество. Однако гегемония масс, их ко­личественное распространение объясня­ются тем, что продукция китч-культуры яв­ляется самым распространенным пото­ком массовой культуры и едва ли дает воз­можность проявлять себя более высоким уровням масскульта (миду и арту).
3. Опираясь на культурологический подход, утверждается, что массовая куль­тура — атрибут не только массы, толпы, но и практически всего общества, тех классов, групп и объединений, которые по определенным признакам “возвышаются” над массой. Следовательно, феномен массы не прототипичен по отношению к массовой культуре. Масса скорее склон­на потреблять продукцию только китча, в то время как социум тяготеет к мид- и арт- культуре. Это позволяет нам противопос­тавить массу и общество как разные яв­ления в культурном смысле (именно в куль­турном), каждое из которых является субъектом массовой культуры. И в таком случае снимается аттрактивное противо­речие между массой и массовой культу­рой. Становится вполне понятным и оп­равданным негативное отношение к пер­вой и двойственное отношение ко второй.

 

1. Климова Л.Е. Массовая культура и лич­ность // Автореф. дис. … канд. филос. наук. Ставрополь, 2005. С. 14-15.
2. Назаретян А.П. Психология стихийного массового поведения: Толпа, слухи, полити­ческие и рекламные кампании. М., 2005. С. 16.
3. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. М. Из­дательство “Весь Мир”, 2000. С. 43-163.
4. Ашин Г Эволюция понятия “масса” в кон­цепциях “массового общества” // “Массовая культура” — иллюзии и действительность. Сбор­ник статей. М.: Искусство, 1975. С. 28-51.
5. Денисов С.Ф. Библейские и философские стратегемы спасения: антропологические этю­ды: Учебное пособие. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2004. 216 с.
6. Эийпоп La Crise du Monde Moderne. P, 1927.
7. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995.
8. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. М.: Из­дательство “Весь Мир, 2000. 704 с. Ортега-и- Гассет Х. Дегуманизация искусства // Ортега- и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. С. 218-260.
9. Почепцов Г.Г. Паблик рилейшнз, или как успешно управлять общественным мнением. М.: Центр, 2004. 336 с.
10. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. — М.: Издательство “Весь Мир, 2000. С. 68.
11. Там же. С. 100-101.
12. Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл- бук, К.: Ваклер, 1997.
13. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.
14. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: Ер­мак, 2003.
15. Варакина Г.В. Русский миф о Ницше на­чала ХХ века // Вопросы философии. № 6, 2007. С. 100-113.
16. Ницше Ф. К генеалогии морали / Ницше Ф. Избранные произведения. М.: Просвеще­ние, 1993. С. 377-512.
17. Ницше Ф. Шопенгауэр как воспитатель / Ницше Ф. Избранные произведения. М.: Про­свещение, 1993. С. 47-124.
18. Райх В. Психология масс и фашизм. СПб., 1997. 380 с.
19. Попов Е.А. Особенности витального ком­плекса русской культуры ХХ-начала ХХ1 вв. // Автореф. дис. … докт. филос. наук. Омск, 2006.
20. Костина А.В. Массовая культура как фено­мен постиндустриального общества. Изд. 3-е, стереотипное. М.: КомКнига, 2006. 352 с.
21. Канетти Э. Масса и власть. М.: Ad Marginem,
22. Ионин Л.Г. Масса и власть сегодня (акту­альность Э. Канетти) // Вопросы философии. № 3. 2007. С. 3-14.
23. Филиппов А.Ф. Пространство власти и конструкция массы: Канетти и политическая социология // Вопросы философии. № 3. 2007. С. 30-37.
24. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого боль­шинства, или Конец социального. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2000. 96 с.
25. Там же.
26. Там же.
27. Ашин Г. Эволюция понятия “масса” в кон­цепциях “массового общества” // “Массовая культура” — иллюзии и действительность. Сбор­ник статей. М.: Искусство, 1975. С. 28-51.
28. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Ор­тега-и-Гассет Х. Избранные труды. М.: Изда­тельство “Весь Мир, 2000. С. 43-163.
29. Тоффлер Э. Третья волна. М.: Издатеть- ство ACT,
30. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995.
31. Валевич Е.С. Феномен массы в переход­ный период общественного развития: мето­дологический анализ // Дис. … канд. филос. наук. Омск, 2008.

 

Ильин А.Н. Бессубъектность массы как потребителя китч-культуры // Среднерусский вестник общественных наук №4, 2009. С. 21-31.