Истоки формирования культуры потребления

Культура потребления в наибольшей степени свойственна американскому обществу, чем российскому. Данный тип культуры способен прижиться только при капиталистическом укладе, так как основные потребительские ценности вполне соответствуют духу капитализма. Утвердившаяся на российских просторах потребительская этика является не показателем высокого социально-экономического развития, а знаком серьезного культурного упадка.

Ключевые слова: капитализм,  общественно-культурный упадок,  общество потребления, символизм,  социализм.

Культура потребления в ментальном смысле не свойственна русскому народу. Наш народ всегда воспитывался в условиях несвободы, рабства и нищеты. Эта культура несвободы и бедности на протяжении сотен лет все глубже и глубже укоренялась в сознании русского народа посредством режимов татаро-монгольского ига, Ивана Грозного, Петра I, И. Сталина. Отсюда с неизбежностью возникли терпеливость и низкие притязания (захудалый кров, кусок хлеба и какая-никакая одежка – этим быт и полнился).  Легкие деньги, стремление к наживе противоречит русской культурной традиции. Недаром издревле на Руси были в обиходе пословицы типа «Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою», «Домашняя копейка лучше обхожего рубля», «Деньга лежит, а шкура дрожит».

Мы не даем положительных оценок аскетизму, который нам так долго прививался, поскольку он также является крайностью, обратной стороной потребительства, однако, учитывая его долгую укорененность в сознании русского народа, можно однозначно заявить о чуждости потребления для русской души. В последнее время океан потребительства огромной волной захлестнул русскую культуру, а само это потребительство – скорее изобретение Америки [страны без корней и культурного богатства], но уж явно не России, которая, несмотря на это, руководствуясь интересом к заморским диковинкам, не преминула примерить на себя соблазнительные и красочные одежды потребления. Ведь советская культура проповедовала нестяжательство и солидарность. Известный социолог П. Сорокин писал: «хотя Советы и подобные им режимы ввели негуманную регламентацию жизни миллионов своих граждан, вместе с тем они освободили эти миллионы от многих прежних форм подчинения и эксплуатации. … эти режимы сформировали у своих граждан не только менталитет и поведение регламентированных и порабощенных заключенных, но также характер, энтузиазм и поведение членов свободного «мы-коллектива», добровольно объединенного взаимной симпатией и ответственностью, взаимной помощью, свободным сотрудничеством и неэгоистической любовью в одну огромную семью, или братство» (цит. по [7, с. 25]). В СССР культивировалось производство, а не потребление. Причем основной целью этого производства выступало не индивидуальное обогащение, а построение общества благоденствия; соответственно, вместо потреби­тельского индивидуализма и меркантилизма проповедовались социально ориентированные ценности. Фокус внимания ставился на духовных ценностях, в противовес материальным, и социальная политика следовала курсу преодоления общественного неравенства, а не его усиления. Человек трудился не только ради личных благ, как это происходит в потребительском обществе, а ради благ общественных, которые ставились значительно выше личных. Он был голодным, но с минимальными запросами по отношению к себе. Так что трудоголизм, характерный и для того и для другого общественного уклада, будучи проявлением инструментальной ценности, служил различным терминальным ценностям. В одном случае они носили характер сугубо личных, а в другом – лично-общественных. Вместе с тем в потребительском обществе труд сам по себе ценится значительно ниже, чем в социалистическом. Здесь он выступает средством получения потребительских благ для загипнотизированных модой и рекламой людей, которые не имеют достаточных средств для воплощения этого желания, а потому вынуждены трудиться. Другая же часть консъюмеристски настроенной прослойки, наоборот, не испытывает никакого уважения к труду, считая его низким и недостойным занятием.

То есть, советская культура представляла собой абсолютно не-потребительскую культуру, во многом противоположную культуре потребления. Последняя, насаждаемая со времен перестройки, стала возводить в культ жесткий социал-дарвинизм и принцип жесточайшей конкуренции. Отказавшись от архетипических традиций, люди стали охотно прислушиваться к новым демагогам, которые проповедовали «пролиферацию ничто», разрастание «пустых форм».

В США как одном из образцов капиталистического государства статус обще­культурных принципов занимают принципы конкуренции и рынка, выраженные в идеологии «помоги себе сам», что идет вразрез с этикой взаимопомощи. Вместе с тем, потребительские идеалы прослеживаются в религиозной культуре США – протестантизме, а именно, в кальвинизме и лютеранстве. Эти религии, в противовес исконно христианскому нестяжательству и его негативному отношению к материальным благам, возвели в культ карьеризм и стремление к максимальному материальному достатку. Все это послужило почвой для возникновения потребительства. 

Крысы считаются одними из самых социальных животных. Основа их живучести заключена в их социальной сплоченности. Их сообщество, можно сказать, напоминает единый организм, в котором нет эгоистического индивидуализма. Над крысами были проведены эксперименты, цель которых – разрушение социальных связей путем внедрения безнравственности. Сильная крупная особь долго морится голодом, после чего к ней в клетку бросают мертвую крысу. После некоторого замешательства она все-таки пожирает тело своего собрата. Потом в клетку попадает еле живая особь, и первая ее также съедает, руководствуясь рациональной позицией «он все равно умрет, а я должен выжить». И когда в клетку попадает крысенок, наша особь, нравственность которой уже расшатана двумя первыми инцидентами, поедает этого крысенка, следуя принципу «выживает сильнейший». В общем, уровень безнравственности с каждым новым разом повышался, и в результате крыса научилась относиться к своим соотечественникам не как к соотечественникам, а как к пище. Она перестала колебаться – жрать или не жрать собрата – и ее действия наполнились решительностью. Затем ее выпустили в родное крысиное сообщество. Но это уже была другая крыса, у которой прежнее нравственное отношение к собратьям сменилось на логику эгоизма. Но окружающие особи не знали об этом и продолжали ей доверять как «к своей». И вскоре эта крыса вместо поиска пищи для себя и для сообщества стала воспринимать представителей данного сообщества в качестве пищи. И если предположить, что все члены общества станут такими же порочными, как этот «крысиный король», само общество превратится в поле битвы всех против всех и в конце концов полностью разрушится. Конечная стадия разделения общества – превращение его в пудру, когда мельче уже некуда, когда ничто никого не связывает, когда все индивидуалисты, когда все крысиные короли. Это очень напоминает капиталистическое потребительское общество, где нравственность как социальный фундамент сменился утилитарной и прагматичной логикой. В потребительском обществе «своих» нет.

Американский инфантилизм граничит с обостренной рациональностью, как бы ни парадоксально на первый взгляд эта мысль не воспринималась. Разум создает вокруг себя периферию неразумия, которое одновременно стремится уничтожить разум и фактом своего «неразумного» существования конституирует его. Поэтому разум слишком обостренно относится к явлениям, не вписывающимся в него. Американский разум до неразумия чувствительно относится к любым неполадкам и катастрофам – от самых мелких до совсем крупных (типа терактов 11 сентября). Даже малейший непорядок, не согласующийся с господствующей рациональностью, привлекает огромное – буквально параноическое – внимание. Когда с неба по непонятным причинам сыплется больше снега, чем обычно, американцы в панике. Когда река немного выходит из берегов, американцы в панике. Даже когда по радио вещали «Войну миров» Г. Уэллса, население штатов восприняло эту трансляцию за чистую монету – не за художественное произведение, а за новость о пришествии инопланетян, – что вызвало вполне нормальную для американцев панику (не знать этот почти классический роман – уже слишком). После уничтожения башен-близнецов – этого двуглавого символа капитализма и американской мечты – население США причитало: «неужели это произошло с нами?! Неужели в нашей великой стране возможно ТАКОЕ?! Неужели наш разум позволил этому случиться?!» Именно потому что их разум не позволяет этому случиться, ЭТО случается. Нападки на Америку буквально разрывают ткань реальности для американцев. Их инфантилизм и нарциссизм диктует убежденность в том, что случившееся – это патология, это сбой в системе, это происки враждебных и ненормальных «других», а не норма, не трагическая вписанность в реальность (хотя это и вправду «другие» – но вопрос в том, кто: «другие» для американского населения – не только мусульмане, как привыкла думать широкая общественность, но и руководители ТНК). Свойственные им самолюбие, нарциссизм, обостренный разум прагматика-параноика-ребенка, высокий уровень материального существования, экономическое благоденствие служат барьером не только для развития культуры, но и для элементарной рефлексии. Экономическое развитие – еще не показатель общественного прогресса. Именно культура, а не экономика – духовный дом человечества. Экономически процветающей стране не нужны утонченный ум и высокая культура. У них есть техно-цивилизация, у них есть американская мечта… И у них есть возможность и стремление насаждать ее другим. Но у них нет ни малейшего понимания того, почему некоторые «другие» яростно противодействуют американизации.

Одна из особенностей американского мышления – любовь к числам, к счету, мировоззренческий механицизм, воцарившийся несмотря на то, что реальность слишком сложна для сугубо математического подхода. Они все измеряют в точных оценках, в процентах, и этот дух счета, эта когнитивная простота играет важную роль в капиталистическом обществе потребления. Как отмечал М. Вебер, расчетливость как важный компонент капитализма является не средством ведения хозяйства, а принципом всеобщего жизненного поведения (см. [6]). Качество подменяется количеством, ценности – ценой, выбор – подсчетом, мораль – расчетом. У этой цивилизации есть для всего цена, но нет ни для чего ценности. Идеалы и ценности находятся в иной плоскости, нежели плоскость утилитаризма, и поэтому они – эти ценности – не представляются ценными.

Даже в американской науке и образовании прослеживается линия меркантилизации и прагматизации. Это заметил еще М. М. Ковалевский в конце XIX в., «… ни в одной стране не делается больше практических приспособлений науки к технике, как в Америке, и не встречается меньше научных открытий, нигде элементарные сведения из сферы точных наук не распространены больше в массах и не имеется так мало попыток обобщения положительного знания. Наука, и в особенности философия, – продукты вполне зрелой цивилизации, а американскую далеко еще нельзя считать таковой» (цит. по [3, с. 117]). Наука, к которой апеллирует американский истеблишмент, не только страдает культом «утилитарности», но и априори лишена морального содержания, и поэтому вместо этического вопроса «хорошо ли развязывать войну с Ираком?» в широкой общественности муссируется технологический вопрос «как именно следует начинать войну с Ираком?». Такова она – потребительская культура в оригинале.

Несмотря на большую идеологическую силу мифа, согласно которому капитализм – венец гуманной цивилизации, гуманизмом уклад европейских стран не пахнет. В середине XVIII века только из Индии Англия извлекала ежегодно доход в размере 2 миллионов фунтов стерлингов; за счет колоний поддерживался уровень жизни англичан. Лишь незначительная часть чернокожих рабов, которых везли в Америку, смогла пережить дорогу, большая участь умерла в пути. «Прогрессивный» Запад, в отличие от «отставших» стран,  построил себя из материала колоний, которые жестко эксплуатировал. Это разве не паразитизм? Это высшее проявление построения своего счастья на несчастье других. Хоть Запад и призывает другие страны идти по его пути развития, этот путь по сути является тупиковым. Если даже мы отбросим в сторону моральный и правовой аспекты данной проблемы, то убедимся в том, что распространение потребительского стиля жизни западоидов на все человечество с неизбежностью натолкнется на экологические препятствия – ресурсов планеты на глобальное потребительство просто не хватит. Хоть сейчас и говорят об огромных месторождениях гелия-3 на Луне, 1 тонна которого дает столько же энергии, сколько 14 млн. тонн нефти [9], пока неизвестно, чем закончится его добыча (если она и будет начата).

Вообще, принципы капиталистического произ­водства, ориентированного на меркантильную прибыль как на самоцель, не сочетаемы с ориентацией на общественную полезность.Да и призывы следовать путем Запада противоречат реальной политической линии самого Запада, так как Европа целенаправленно разрушала островки капитализма, возникавшие в незападных странах. Все светлые мифы Запада о его свободе, быстром прогрессе экономики, культуры и цивилизации и т.д. лишь выглядят правдоподобными. Запад получил доступ к ресурсам огромной части планеты – тех ресурсов, на которые он не имеет никакого права и которые он отбирал насильственными способами. И сейчас он продолжает получать ресурсы с пространств, которыми не обладает, но именно потому, что продажные национальные правительства этому потворствуют. Нет никакого эквивалентного обмена, о чем свидетельствует постоянно возрастающая неэквивалентность отношений между метрополией и колонией. Третий мир выдает все больше и больше сырья, и при этом не богатеет, а нищает. «… потребление сырья в развивающихся странах в 5 раз меньше среднемирового и составляет всего лишь 10 тонн в расчете на одного человека, а в странах «золотого миллиарда» – в 25 раз больше (250 тонн), причем один американец ежегодно потребляет в 37 раз больше (370 тонн) сырья и материалов по сравнению с жителем развивающейся страны <…> На промышленно развитые страны ныне приходится около 2/3 мирового потребления стали, свыше 2/3 потребления алюминия, меди, свинца, никеля, олова, цинка и 3/4 объема потребления энергии, которое выросло в 5 раз, в то время как потребление нефти – в 7 раз. Среднестатистический житель промышленно развитой страны потребляет в 10 раз больше стали, в 12 раз больше топлива и в 15 раз больше бумаги, чем житель любой развивающейся страны, причем один американец за год потребляет товаров и услуг в 10 раз больше, чем китаец, и в 30 раз больше, чем индус <…> Потребление стали на душу населения выросло в XX столетии в 4 раза, меди – в 5 раз, бумаги – в 7 раз, бетона – в 16 раз, пластмасс – в 20 раз. В начале 90-х гг. количество кондиционеров в жилищах увеличилось в сравнении с 1950 г. в 4,7 раза (с 15 до 70 %), цветных телевизоров – в 9,5 раз (с 10 до 95 %). Граждане США владеют сегодня в 2 раза большим количеством автомобилей и в 25 раз чаще пользуются воздушным транспортом, чем в 1950 г. Автомобиль стал символом американской культуры: 20 % американских семей имеют 3 и более автомашин, а свыше 50 % семей – по крайней мере 2 автомобиля. Для обеспечения огромного количества автомобильного и авиационного транспорта в США ежегодно расходуется около 30 % мировой добычи нефти. Страна, население которой составляет всего лишь 5 % живущих ныне на планете людей, потребляет около 40 % мировых ресурсов» [8]. Соотношение доходов 20% самой богатой части населения планеты к 20% самой бедной в 1960 году было 30:1, 1980 – 45:1, а в 1989 – 59:1 [6]. Причем страны Запада потребляют около 75% всех ресурсов планеты и выбрасывают в окружающую среду примерно такой же процент отходов. Повышению производства для обеспечения возрастающего потребления неумолимо сопутствует рост загрязнения. Н.В. Бекетов приводит следующие цифры: в 60-е годы XX в. доход обычной развивающейся страны составлял около 12% от дохода типичной развитой страны, а сейчас этот показатель приближен к 5%, доля богатейших стран в мировом ВВП составляет 86%, доля средних – 13%, а доля беднейших – 1% [2]. Конечно, во многих источниках встречаются разные оценки, но все они указывают на то, что разрыв в доходах между бедными и богатыми странами продолжает расти. Богатые страны вбирают в себя всего лишь около 17% населения, а бедные – все остальное; тенденция сокращения рождаемости в обеспеченных странах и ее роста в бедных продолжается. Учитывая сверхвысокий процент потребления ресурсов и загрязнения атмосферы «первым миром», учитывая основной причиной планетарного кризиса не столько перенаселенность, сколько техногенные нагрузки, связанные с научно-техническим прогрессом, целесообразно сделать следующий вывод. Именно странами «золотого миллиарда», а не огромным населением бедных стран, перенаселена планета. Давление на планету последних просто несопостави­мо с давлением, оказываемым населением богатых и процветающих стран.

Русь, которой была свойственна общинность, отказалась от нее, приняв капиталистическую «религию» индивидуализма. Уклад коммунисти­ческих режимов, которые хоть и отличаются чрезмерным вмешательством государства в жизнь народа, схож с укладом семейным – пусть даже авторитарным, но семейным, – где каждый член семьи имеет право быть накормлен, то есть имеет право на жизнь, и где один за всех и все за одного. Голод в таком обществе возможен только в силу каких-то серьезных объективных причин, катастроф. Капиталистический уклад схож с рыночным, где индивидуализм диктует правила представления каждого работника в качестве товара, который имеет определенную цену. Здесь человек сам по себе не имеет права на жизнь, это право ему дает рынок. Покупательная способность и доход позволяют человеку не умереть с голоду. Рынок признает экономические права, а не нужды. При капитализме во время всеобщего недоедания на избыточные запасы пропитания их владельцы согласно логике рынка повышают цены, а при коммунизме они распределяются на всех (см. [6]). Коммунизм дает право на жизнь, а капитализм – веру в незыблемость частной собственности и прав гражданина. Одни при капитализме получают все блага потребительской роскоши, а другие – голодную смерть; то есть, проявляет себя огромный разрыв между материальной обеспеченностью различных слоев населения. При коммунизме же этот разрыв максимально сглажен. Естественно, под термином «коммунизм» мы понимаем «чистый» коммунизм, а не то явление, которое бытовало в годы СССР. Хотя режим Советского Союза с его уравниловкой в бедности (но с распределением доходов) естественно, был ближе к коммунизму, чем западный капитализм. Никакая рыночная экономика не обеспечит своему гражданину такую безопасность, которую обеспечивала плановая экономика социалистических стран; сам рынок противоречит идее общественной безопасности, так как здесь актуализируется спекулятивное желание купить дешевле и продать дороже, а другие люди воспринимаются просто как клиенты или партнеры, а не как представители своей общины. Возводимый сейчас в культ свободный рынок свободен от государственного регулирования и, соответственно, от принципа всеобщего бесплат­ного предоставления услуг типа здравоохранения и образования. Свобода рынка, за которую ратуют новые капиталисты, в конце концов приводит совсем не к свободе. Даже если бы свобода торговли воплотилась в реальность, в конечном счете ни к чему хорошему она не привела бы, так как без системы сдержек эта свобода обратилась бы победой самых предприимчивых и богатых и крахом всех остальных. Свобода ничем не ограниченной экономической деятельности не является ценностью, поскольку она противоречит правам человека. Так что закрытая экономика планового типа была не такой уж неэффективной, как про нее говорят. Приватизация и переориентация экономики, открыв Россию для иностранных инвестиций, отбросили страну назад. Насаждаемый нам либерализм как исконно капиталистическая идеология предполагает культ денег, рыночной экономики, невмешательство государства в экономику, и, соответственно, свободу частного предпринимательства, которая может вылиться в новый монизм. Ничем не ограниченная свобода торговли помимо формирования экономи­ческого социал-дарвинизма приводит к развитию монополий, которые, в свою очередь, рождают сверхобеспеченную экономическую элиту, могущую влиять на государственные решения.

Не мог эгоизм потребительства родиться в лоне общинного уклада. Его породила именно капита­листическая система со свойственными ей индивидуализмом, пропастью в доходах и жизненных благах. Основная цель капитализма – создание условий, благоприятствующих максималь­ному извлечению прибыли. А все декларируемые ценности – права человека, неприкосновенность частной собственности, толерантность – выступают всего лишь инструментами, служащими этой главной цели. Рынок разрушает любые формы человеческих объединений, которые ориентированы на духовность, взаимопомощь и этику. Страшно то, что, передирая весь негатив с запада, мы, научившись потребительски мыслить (руководствуясь в основном категориями утилитарности и выгодности), превращаемся в западоидов.

Индивидуализм следует понимать не как проявление независимости и самодетермини­рованности, а скорее как проявление эгоизма и меркантильности в соответствии с изоляционистским принципом «моя хата с краю». Индивидуализм – производное от индивида как сугубо биологического существа, не выражающего никаких субъектных и гражданских качеств. Именно индивидуализм, а не субъективизм как проявление осознанной самодетерминации и гражданской позиции, является основой потребительства, которое разрушает нормальные человеческие связи и разделяет людей на «неделимые атомы», проявляющие друг к другу в основном экономический интерес. Человек есть микрокосм не в качестве индивида, а в качестве субъекта. Неудивительно, что волна потребительства хлынула в нашу страну именно после перехода России с околокоммунистического уклада к околокапита­листическому. В последние годы, начиная сразу после перестройки, среди молодежи заметны меркантильный индивидуализм и утрата солидарности, повлекшие за собой атомизацию и нарушение коллективных связей. Установки на личную выгоду и потребительство стали реакцией на внедрение рыночных (или квазирыночных) принципов в экономику (см. [1]).

Согласно некоторым эмпирическим данным, потребительство и его идеалы сейчас (2008г.) проявляют себя значительно сильнее, чем в годы позднего социализма (1981-1982 гг.). Мы не будем приводить количественные данные, которые можно узнать в первоисточниках. Скажем только, что значительно снизилась уверенность в завтрашнем дне, стала больше проявляться неудовлетворенность работой и заработной платой. Ценность работы сменилась ценностью потребления, взаимопомощь уступила место эгоцентризму, стало более актуальным умение приспосабливаться (идеология продажности), что привело к деструкции социальных отношений. Советские социальноцентрированные (традиционные) ценности сегодня стали маргиналь­ными, так как доля разделяющих их людей значительно уменьшилась (см. [5]). Во многих социологических исследованиях мы находим подтверждение тому, что для современной молодежи наиболее значимыми личностными качествами являются утилитарно-прагматичные, в которых нравственно-патриотическим, а также ценностям самореализации, не находится места (доброта и честность не входят в список наиболее востребованных качеств), а целевые установки сводятся к индивидуальному, а не общественному, благу (см. [4], [10]). Кроме того, молодежь в последнее время выделяет ценностно значимым такой концепт, как наличие связей с нужными людьми, что косвенно указывает на большую веру в коррупцию, чем  в собственные личностные качества и профессионализм. Если та или иная культура не принимает в качестве ценности личностно-профессиональные особенности, она будет принимать иные ценности, которые, мягко говоря, не вписываются в рамки морали и закона.

Конечно, мысль о том, что меркантилизм и культивирование богатства имеют под собой безнравственные основания, весьма банальна. Но, в ее продолжении скажем, что общество потребления не только безнравственно, но и беспринципно. Если принципы угрожают материальному достатку, то они перестают быть личными принципами и становятся чем-то ненужным, рудиментарным. Недаром говорят: дружба за деньги – это бизнес, любовь за деньги – это проституция. Потребкульт десакрализирует все ценности, ранее считавшиеся святыми. Взамен их сакральности он предлагает им цену. Ценности в таком целерациональном (в отличие от ценностно­рационального) обществе допустимы только в том случае, если они служат экономическим утилитар­ным интересам. Соответственно, потребление, уничтожая нормальные общечеловеческие ценности, разрушает нормальные связи между людьми, а значит, и разрушает стабильность. А желания, которые оно обещает удовлетворить, порождены, в том числе, желанием стабильности. Парадокс.

В общем, потребительские ценности, вжившись в массовое сознание, оказали особое влияние на образ жизни современных людей, что совершенно не наблюдалось при «непотребительском» социалисти­ческом обществе. Рынок сыграл свою роль в общекультурной трансформации…

Литература

  1. Бабинцев В. П., Реутов Е. В. Самоорганизация и «атомизация» молодежи как актуальные формы социокультурной рефлексии // Социологические исследования. 2010. № 1. С. 109-115.
  2. Бекетов Н. В. Глобализация как процесс формирования информационно-экономического пространства: социальные аспекты развития мировой и национальной экономических систем [электронный ресурс] // Режим доступа: URL: https://cyberleninka.ru/article/v/globalizatsiya-kak-protsess-formirovaniya-informatsionno-ekonomicheskogo-prostranstva-sotsialnye-aspekty-razvitiya-mirovoy-i (дата обращения 16.09.2011).
  3. Бразевич С. С. Американская действительность глазами М.М. Ковалевского // Социологические исследования. 2010. № 11. С. 115-123.
  4. Быкова Д. Ю., Зотов В.В. Социокультурный подход к формированию молодежной политики инновационного общества // Вопросы культурологи. 2011. № 4. С. 68-73.
  5. Возьмитель А. А., Осадчая Г. И. Образ жизни в России: динамика изменений // Социологические исследования. 2010. № 1. С. 17-27.
  6. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием. М.: Эксмо, 2009. (Политический бестселлер). 864 с.
  7. Кравченко С. А. Динамика современных социальных реалий: инновационные подходы // Социологические исследования. 2010. № 10. С. 14-25.
  8. Лукьяненко В. И.Хабаров М. В.Лукьяненко А. В.Homo consumens – человек потребляющий [электронный ресурс] // Режим доступа: URL:  http://www.socionauki.ru/journal/articles/126926/ (дата обращения 02.08.2011).
  9. Привалов Н. Г. О возможной катастрофе 2030-2050 гг. [электронный ресурс] // Режим доступа: URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/129898/ (дата обращения 05.11.2011).
  10. Хагуров Т. А. Учащаяся молодежь в кризисном обществе // Социс 11, 2010. С. 93-104.

Ильин А.Н. Истоки формирования культуры потребления // Научный вестник Уральской академии государственной службы: политология, экономика, социология, право (Вопросы управления) №2, 2012. С. 251-256.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *