Дегуманизация западного мира

Предметом исследования выступает совокуп­ность новых западных ценностей, которая пре­подносится как толерантность. Актуальность нашего анализа прописана актуальностью дан­ной проблематики, а также возможностью интериоризации западных ценностей на российскую социокультурную почву. Современные западные ценности претерпевают трансформацию. Те ценности и жизненные практики, которые тра­диционно считались нормальными, уступают ме­сто «новой нормальности». Нетрадиционная сек­суальная ориентация не просто вступает в поле нормальности, а воспевается в качестве досто­инства и даже прогрессивного блага. Символ блага получают однополые браки, а в последнее время началась пропаганда даже межвидовых браков. Европейские образовательные стандарты вклю­чают уроки раскрепощения и сексуальное воспи­тание. Вместо «нормальных» дисциплин в школе в приоритете сексуальное воспитание. Половая идентичность размывается, детей учат выбору пола, причем вариантов предоставляется более двух. Рост пропаганды сексуальных извращений создает расширение соответствующих социаль­ных групп. Однако для народа, где растет количе­ство гомосексуалистов и трансвеститов, а так­же повышается градус антисемейной пропаганды, актуализируются риски снижения рождаемости. Так называемая толерантность насаждает­ся сверху влиятельными транснациональными акторами, сращенными с представителями го­сударственных бюрократий. Даже наметилась тенденция некрофилизации общественного со­знания. Социальное большинство, отказывающееся поддерживать «новые ценности», навлекает на себя обвинения в архаичных гомофобии и интолерантности. Пропагандируется тезис о свободе самовыражения, но в реальности особым рекламным продви­жением пользуются те формы самовыражения, которые представля­ют собой максимально эпатажный выход за пределы традиционно по­нимаемой нравственности. Грань между культурой и анти-культурой стирается, и последняя получает статус культуры. Под риторику о защите прав меньшинств, демократии и свободе реализуется про­ект дегуманизации и депопуляции западного мира. Автор поднимает вопрос о проблеме заимствования западных ценностей в России.

Ключевые слова: толерантность, дегуманизация, Запад, демокра­тия, гомосексуализм, сексуальные перверсии, ювенальная юстиция.

Введение

В последнее время на Западе происходит мощная подмена понятий, выраженная в идее толерантности, согласно которой гуманизм проявляет себя в уважении к любой системе ценностей. Критерии добра и зла ней­трализуются, расширяется поле дозволенного. Ценности и жизненные практики (в первую очередь связанные с сексуальными перверсиями), которые ранее считались маргинальными и выходящими за поле социо­культурной нормальности, теперь входят в нормативное пространство и даже получают особую рекламу в качестве передовых и необходимых.

Но если не определены границы толерантности, сама эта идея обретает дегуманизирующий характер. Дегуманизирующий смысл происходящих культурных трансформаций скрывается за эмоционально привлекатель­ными наименованиями типа прав человека и демократии. Социально вредной идеологии и абсолютизируемым ею жизненным практикам придается множество эмоционально благозвучных названий, которые являются симулякрами, скрывающими истинную суть означаемых явле­ний. Защита прав меньшинств под флагом демократии и прав человека обычно представляет собой наступление на права большинства, и права человека необоснованно отождествляют с правами меньшинства. Это наблюдается, например, в превознесении гомосексуализма, в запрете на критику альтернативных сексуальных ориентаций, что по существу выступает защитой прав геев от большинства.

Постановка проблемы. Абсолютизация прав социальных меньшинств (к тому же наиболее радикальных по отношению к традиционной куль­туре) — это одновременно ущемление прав большинства. Притесняемым становится социальное большинство. Рассмотрение этой инверсии и оценка ее последствий выступает основной проблемой статьи.

Цель статьи. Основная цель статьи — дать оценку происходящим на Западе культурным трансформациям и тезисно представить наиболее приемлемый и целесообразный ответ на попытки навязывания «новых ценностей» России.

Методология и методы исследования. Теоретическими и методо­логическими основами исследования являются современные работы отечественных и зарубежных авторов в области социокультурного и культурфилософского подходов. Диалектический метод применялся для раскрытия специфики основных противоречий, характерных для западной культуры. Неомарксистский подход позволил критически оценить тенденции, проявляющиеся в условиях современного капи­талистического общества. Метод теоретической реконструкции был применен для выделения основного ценностного-смыслового содержа­ния современных западных культурных трансформаций. Системный подход позволил интегрировать исследовательские идеи для создания концепции современной западной культуры, характера ее влияния на разные сферы жизни человека и общества.

Результаты исследования. Идея толерантности насаждается анти­демократично, без учета мнения общественности. На Западе требуется одновременно проявление толерантности как к разным практикам и точкам зрения, так и к самому факту насаждения этой толерантной линии. То есть прививается обязательная толерантность к толерант­ности. Распространенная идея о постмодернистской релятивизации ценностей не вполне верна. Она предполагает уравнивание ценностей и жизненных практик, вместо которого происходит их «иерархизация наоборот». Уравнивание достойного и недостойного уступило место «социокультурному перегибу» в сторону недостойного. Критика сек­суальных перверсий подается как заслуживающая порицания инто- лерантная гомофобия, а отрицательно относящиеся к гей-пропаганде родители рискуют стать клиентами ювенальных служб. Даже школы стали переориентироваться под апологию сексуальной перверсивности, что является разворотом к деинтеллектуализации и дегуманизации со­знания детей. Тенденции, которые именуются способами защиты прав человека, свободы и демократии, в реальности приводят к социальной дегуманизации.

«Определенность позиции означает, что человек, берущий на себя ответственность различать прогресс и регресс, не побоится сказать, что физиологическое влечение к представителям своего пола есть био­логическое исключение, и потому его не следует пропагандировать как норму, а уж тем более навязывать как некий отличительный признак гламурной „продвинутости“. Его нельзя запрещать, но можно и должно оставлять в рамках физиологически обусловленного исключения, к ко­торому можно и должно относиться как к той или иной особенности организма некоторых людей» [3, с. 16].

В европейских странах появились прецеденты судебных решений о признании сексуальных отношений между взрослым мужчиной и несо­вершеннолетней девочкой любовью. Это еще не легализация педофилии, но верный шаг в этом направлении. Наблюдаются подвижки в сторону объявления педофилии и зоофилии нормой. Защита нормальности от­живает свое, уступая место защите антиобщественного поведения в его традиционном понимании. Возможно, и сами понятия «традиционная этика» и «традиционные отношения» скоро исчезнут.

Современная Европа, погруженная в лицемерные мультикультурализм и культ толерантности, призывает услышать все голоса и легитимиро­вать все практики; только слышатся и легитимируются в основном те, которые расшатывают нравственность (видимо, это слово в условиях мультикультурализма безвозвратно устарело) и идеологически оправ­дывают депопуляцию.

С точки зрения здоровой нравственности вполне легитимна гор­дость за достижения в науке, спорте, искусстве, честном и социально полезном труде. Но едва ли серьезным достижением является просто принадлежность к геям, которая не предполагает каких-либо достиже­ний и таланта. Однако мы зачастую видим, что на Западе предметом гордости могут выступать, например, диагностируемые когнитивные отклонения или сифилис — только на том основании, что они относятся к сфере «нетрадиционности и крутизны».

В западном обществе мы наблюдаем рост уровня социокультурного аморализма, что прямо пропорционально росту числа гомосексуалистов. Там, где гомосексуализм получил статус модной тенденции, а потреби­тельская и антисемейная пропаганда изрядно повышает свой градус, возникает риск упадка рождаемости, что особенно актуально для стран Европы, переживающих сокращение собственных народов и заметное увеличение населения за счет выходцев из стран Ближнего Востока. Узакониванием и рекламированием перверсивности создается нега­тивная общественная напряженность и реализуется раскол общества. Поддержку таких меньшинств следует рассматривать как поддержку социальных сепаратистов. Вектор общественного развития перенаправ­ляется, а само развитие инвертируется. Большинство пока не поддер­живает меньшинства. Но их поддерживает меньшинство в виде самых влиятельных в мире субъектов, которые в соответствии с оруэлловским новоязом именуются в мировой прессе международным сообществом. Ведь именно транснациональный капитал, во многом подчинивший себе европейскую политику, вынудил европейских лидеров ввязаться в войну против Ирака, в бомбежку Сирии, в поддержку госпереворота на Украине. Он же, в соответствии с множащимися возгласами ряда влиятельных лиц о необходимости снижения народонаселения планеты, инициирует в западном мире депопуляционно-антисемейные тенденции типа функционирования института ювенальной юстиции и распростра­нение соответствующих «прогрессивных» ценностей.

На современном Западе функционирует «демократия», где лоббиру­ется толерантность к меньшинствам, мнение которых, судя по всему, выступает для властных элит более значимым, чем мнение большин­ства. Наблюдается демократия терпимости не к большинству, а к тому, что ранее с точки зрения всех мировых религий и культур, считалось пороками.

Выступать за легализацию наркотиков склонны только наркобизнесмены и наркоманы (к счастью, небольшая прослойка общества), мнение которых не является социально доминирующим, а потому обязательно требующим к себе внимания. Согласно новой логике, к ним тоже следует прислушаться и пойти навстречу. Правительство, не прислушивающе­еся к такому мнению, объявляется недемократичным и попирающим права меньшинств, а также праве людей на частную жизнь, если не позволяет какому-нибудь сообществу мучителей животных свободно самоопределяться.

В статье «Обнаженная Европа: к чему привела пропаганда толерант­ности» находим следующие данные: в Италии был открыт ресторан для обнаженных посетителей, во Франции — общепит для нудистов-вегетарианцев, в Лондоне «голый» ресторанчик в первые дни после его появления посетило больше 10 тысяч клиентов, в английской столице открылась терраса для желающих отдохнуть без одежды на фоне досто­примечательностей [10].

На национальном уровне однополые браки узаконены в 12 европей­ских странах, больше десяти признают однополые союзы в качестве граж­данского партнерства. Детей с ранних лет учат уважению к сексуальным меньшинствам. Так, в одной из начальных школ Бельгии учителя провели импровизированную свадьбу двух мальчиков. На ней присутствовали представители местных властей и родители. Мероприятие получило огласку и считалось показательным. Европейские образовательные стандарты включают уроки раскрепощения и сексуального воспитания. Последнее становится более приоритетным, чем физика и математика.

В Европе выросло целое поколение — бигендеры. Они имеют плава­ющую половую принадлежность; пол можно выбирать и перевыбирать. В Германии позволительно указать третий пол в официальных докумен­тах. В Норвегии можно сменить пол в паспорте без операции, и в первые дни после принятия закона появилось около 200 заявок [Там же].

Для полного разрушения нравственности осталось легитимировать инцестуозные связи и предоставить следующее объяснение: 1) инцест приводит к рождению неполноценных людей, но сегодня, когда жить нужно сообразно потребительским ценностям (посвящать жизнь ис­ключительно себе), о рождении и воспитании детей задумываться не стоит, следовательно, инцест, при условии недопущения до беременности, вполне современен и имеет право быть одним из способов самоопреде­ления и самореализации человека, 2) мы живем в цивилизованном мире, в котором не должно быть запретов — в том числе на инцест — особенно если состоящие в родственных связях люди сексуально возжелали друг друга и сделали свой демократический выбор узаконить заодно свои любовные связи.

Выдуманный политкорректный эзопов язык в странах Запада на уровне деклараций необходим для того, чтобы исключить возможность словом кого-нибудь обидеть. Однако в реальности он становится серьез­ным негативным фактором для всего общества. Этот язык сковывает возможность выражать собственное мнение, исчезает соответствие между термином и смыслом именуемого явления. Вполне рациональная и критическая мысль вытесняется из массового сознания апелляцией к толерантности, политкорректности, обеспечению безопасности, охра­нению чувств и т.д. Этот язык противоречит идее свободе слова — только данное противоречие носит более хитрый, чем в известные тоталитарные эпохи, характер. Так, говорить о гомосексуализме и однополых браках можно не то, что думаешь, а то, что согласуется с положительным отно­шением к этим ценностям современного Запада. Негров следует называть именно афроамериканцами; в таком случае белых людей нужно было бы именовать, например, евроамериканцами.

Так называемые либеральные свободы, права человека, права ребенка, права сексуальных меньшинств, демократические ценности «цивили­зованного» мира стимулируют развитие потребительских ценностей и взращивают в людях аморализм как форму выражения самоопреде­ления и свободы, которых теперь достоин каждый.

В условиях ликвидации четких критериев добра и зла, культурной нормы и патологии зло обретает широкое поле для своего «творче­ства», сталкиваясь с минимальным количеством барьеров. Широко функционирующий новояз — один из методов социальной инженерии по формированию терпимости к тому, что разрушает здоровую терпи­мость, по формированию гуманности к тому, что разрушает истин­ную гуманность, по поддержке того, что нейтрализует основы самого существования — нравственного, духовного, наконец, человеческого в полном смысле этого слова.

Другой важный аспект политики Запада — легитимация права на смерть, которое принадлежит не самому человеку, а внешним инстанци­ям; по сути, идет медленное поступательное движение к наделению так называемого экспертного сообщества правом определять, кому стоит жить, а кому — нет. Это не эвтаназия, которая предполагает доброволь­ный уход из жизни. Это — нечто более страшное и принципиально негуманное, но облаченное в гуманистическую риторику.

Так, в начале июля 2017 г. Европейский суд по правам человека вы­нес решение отключить от систем жизнеобеспечения 11-тимесячного британского ребенка Чарльза Гарда [14]. Решение было выдвинуто на основании заявления врачей о невозможности спасти малыша. В ре­зультате ребенку позволили умереть [Там же]. Значение имеет не то, что ребенок был неизлечимо болен. Важно, что мнение его родителей не было учтено. Здесь мы видим наступление на права человека, прежде всего пересмотру подверглось право на жизнь. Такая политика, если она будет развиваться далее, найдет в себе много сходств с гитлеровской пропагандой и практикой избавления от неполноценных людей.

Возможно, в будущем будет создан набор критериев, определяющих полноценность жизни. И если кто-либо ему не соответствует, его могут лишить жизни по решению внешних институтов, «экспертного сообще­ства». Предположительно, не только физическая неполноценность, но и бедность станет одним из таких критериев. Вместо борьбы с бедностью как таковой речь будет идти о философско-идеологической теории и бюрократической практике борьбы с самими бедными людьми, с их существованием. Это согласуется с давно тиражируемой идеологией, со­гласно которой необходимо сокращать «избыточное» население планеты разными способами: стерилизацией, разрушающими семью и семейные ценности ювенальной юстицией, планированием семьи, пропагандой эгоистического потребительства. Наконец, если ювенальная юстиция на словах декларирует права ребенка, то безапелляционное решение ЕСЧП лишить жизни ребенка не согласовывается с защитой этих прав.

В датском зоопарке препарировали жирафа на глазах у детей, а так­же рассказали о подробностях его убийства. Позже в Дании дети были приглашены на мероприятие по препарированию льва. То есть детей пригласили посмотреть расчленение животного. Оправдали мероприятие научными целями, необходимостью ознакомления детей с анатомией. Однако, как верно отмечает Т. А. Хагуров, образы животных давно вписаны в культуру детства. Сказки и мультфильмы их одушевляют и очеловечивают в детском сознании, что воспитывает в детях любовь к «братьям меньшим». Зоопарк всегда был местом любви к живот­ным, а не их убийства. Традиционно детей всегда учили проявлять жалость к больным или бездомным котятам, щенкам. Теперь, вероят­но, от культуры жизни осуществляется культурный поворот к смерти, некрофилизация [13]. Не указывают ли эти события на возрождение европейской тенденции к культивированию смерти, превращению смерти в зрелищность, со всеми вытекающими отсюда нравственными последствиями — особенно для детского сознания?

Т. А. Хагуров также в качестве примера некрофилизации детского сознания приводит созданную в США и объехавшую десятки стран мира выставку «Тайны тела. Вселенная внутри». На ней представлены почти 200 объектов реальных человеческих тел, прошедших специаль­ную полимерную консервацию, основной принцип которой — замена всех жидкостей в организме на силикон. Рекламируется выставка как «образовательный проект для всей семьи». Она была представлена также в нескольких городах России. Мумифицированные тела умерших лю­дей с частично или полностью удаленной кожей, мышечными тканями и внутренними органами имитируют половой акт, объятия — этот жанр танатологической псевдоэстетики крайне циничен. Не менее циничен взгляд на трупы как на предмет зрелища и глумления. Стоит говорить о нарушении норм всех традиционных культур. Образовательного со­держания (на котором настаивают рекламисты) здесь нет. Вместо этого провоцируются культурно-психологический шок, слом нормативных барьеров психики и нравственности посетителей, особенно детей. Такие выставки не образовывают, а провоцируют танатофилические и суицидальные фантазии, нарушения сна, жестокость, деформацию нравственности.

Вместе с тем Т. А. Хагуров отмечает распространенность таких детских игрушек, как куклы-вампиры, которые спят в кроватках-гробиках, что­бы подзарядиться, а также мармеладные продукты в виде глаз и других органов тела (и даже наборы под названием «завтрак людоеда»). Детская игрушка сопрягается со смертью, а сладкое лакомство — с откровенным каннибализмом.

Когда мы говорим о дегуманизации, деинтеллектуализации и даже некрофилизации, мы основываемся не на идеях неких славянофилов. Во-первых, есть простые европейские факты. Во-вторых, мы имеем множество соответствующих замечаний о современном ценностном состоянии Европы, высказанных мыслителями западного мира. Так, С. Жижек упоминает предложения сделать трупы доступными тем, кто нуждается в них для своего удовлетворения [6]. Правда, Жижек всего лишь вскользь — в одно предложение — говорит об этом, не осуществляя конкре­тизацию. Может быть, в некоторых ареалах современного мира вместо так настойчиво декларируемой рядом философов постчеловеческой эпохи наступает эпоха расчеловечивания? Ведь то, что подается сегодня под знаменем демократизма и гуманизма, способствует интеллектуальной и моральной деградации человека. Все это рискует сделать человека когнитивно простым, аморальным, похотливым, жадным, гедонистичным, индивидуализированным (даже атомизированнным), свободным от общества в своей безответственности.

Авторы «Проекта „Россия»» приводят следующие факты. В Англии общество некрофилов обратилось к правительству с просьбой выдавать им свежие и бесхозные трупы под обязательство после использования хоронить их за свой счет. Власти отказали по формальным признакам. В Германии один человек предложил другому съесть себя. Они соста­вили договор и соблюли все юридические формальности, после чего покупатель отрезал у продавца гениталии с использованием анестезии, и договорившиеся стороны вместе их съели за ужином. Потом продавец совершил самоубийство, а покупатель констатировал смерть, порубил тело и сложил мясо в холодильник. Одна свободная личность отдала на съедение свое тело другой свободной личности. Каннибал получил тюремный срок, став жертвой нетолерантности к свободе личности. На Украине группа индивидов, занимающихся поеданием человеческих экскрементов, обратилась с просьбой официально зарегистрировать их организацию. Причем это было в рамках закона, но власть совершила отказ и тем самым попрала свободу людей [11]. Если кто-то выступает против этих акций или акций так называемых новых эстетов, которые извращают культурные символы, рисуют картины экскрементами и муча­ют животных, чтобы отразить на картине или фотографии эскалацию их мучений, его обвиняют в фашизме. Подтекст такой: каждому дозволено самовыражаться как он захочет, а тот, кто порицает соответствующие виды самовыражения, абсолютно недемократичным образом навязывает свою точку зрения.

В Соединенных Штатах начало обсуждаться предложение пере­смотреть права некрофилов. Аргументация следующая: если люди подписывают разрешение на использование их органов в медицинских целях после их смерти, следует позволить им предоставлять свои тела некрофилам для забав. «Не является ли такое предложение превосход­ной иллюстрацией того, как политкорректность осуществляет старую кьеркегоровскую идею о том, что хороший ближний — мертвый ближ­ний? Мертвый ближний — труп — служит идеальным сексуальным партнером для „терпимого» субъекта, пытающегося избежать всякого причинения беспокойства: труп по определению невозможно побес­покоить; в то же самое время труп не наслаждается, так что пугающая угроза избыточного наслаждения для субъекта, забавляющегося с тру­пом, также устраняется» [7, с. 441]. Далее С. Жижек делает вывод, что феминистские политкорректные либералы навязывают не менее жест­кое регулирование поведения, чем фундаменталисты, направленное на сдерживание различных форм «причинения беспокойства». Только это стремление непричинения беспокойства как раз вызывает самое сильное беспокойство у морально состоятельных людей в качестве реакции на аморальный поворот западной «демократии».

Таким образом и каннибализм легитимировать легко. Опишем кратко поэтапную возможность для такого проекта. На первом этапе собира­ется симпозиум ученых, где доказывается, что людоедство генетически заложено в человеке. Так, основываясь на известном факте, что когда человек нечаянно режет палец, он прикладывает его ко рту, заявляют, будто каннибализм — нормальное и естественное явление, характе­ризующее природу человека. Эти идеи сопрягаются с данными о том, что в животном мире некоторые особи поедают представителей сво­его вида, и это нормально. Причем такие постулаты из ученого мира широко освещаются в СМИ. Вместе с тем заявляется, что в условиях свободы слова тема каннибализма не является табуированной и сама демократия требует разрешения свободно высказываться на любую тему. Осуществляется буквально оруэлловский терминологический сдвиг — применяется вместо «каннибализма» лишенное негативных ассоциаций наименование типа «антропофилии»; ведь тот, кто питается людьми, любит людей. Такой термин вполне благозвучен и элегантен, как и «гуманитарная интервенция» (наступательная война по-амери­кански) и «антитеррористическая операция» (устроенная киевскими террористами против народа Донбасса). С помощью новой терминоло­гии нарушается взаимосвязь между означаемым и означающим, словом и вещью, суть явления лишается своего легитимного означивания. Затем, опять же со ссылкой на демократию, тиражируется идея, согласно кото­рой антропофилия морально и юридически допустима, поскольку: она лежит в природе человека, некоторые люди желают быть съеденными, свободный человек имеет право для самоидентификации в самом ши­роком смысле этого слова, вред от антропофилии не доказан. Прилавки магазинов наполняются „безобидными» сладостями для детей в виде внутренних органов. Написанное в этом абзаце — не перечисление реалий, а возможный сценарий будущей пропаганды.

Например, на Украине в ресторанах стали предлагаться блюда с на­званиями: «печень сепаратиста», «жареный колорад». Но для тщательно дегуманизированной многолетней пропагандой русофобствующей части населения Украины все это не вызывает негативной реакции.

Соответствующим образом понимаемые толерантность и политкорректность наносят сильные удары по нравственности, здравому смыслу и заодно по коренным народам и их культурам в угоду неких меньшинств. Реализуется некая доселе не известная форма цензуры, в соответствии с которой «толерантная» точка зрения поддерживается, а любые вполне здравые отклонения от нее «демократично» порицаются. В результате осу­ществляется некая инверсивная форма равенства, где кто-то ровнее кого-то.

В постмодернистском мире становится дозволенным практически все ранее табуированное. Грань между культурой и антикультурой сти­рается, и последняя получает статус культуры. То, за что раньше госпи­тализировали, стало новым, смелым, прогрессивным. Ряд проявлений аморальности становится нормой, а настоящая нравственность пред­ставляется как архаизм, тормоз в развитии личности, достижении ею свободы. Захватывающая телеканалы апология зла подается под соусом свободы слова, хотя в реальности медиапространство свободой слова не отличается. Многое из действительного стало разумным и добрым, а то, что в принципе невозможно конституировать как разумное и до­брое, стало принято таковым считать. Возникает вопрос: «а судьи кто?». Никому не позволено судить, потому под риторику о пришедшем времени изживания устаревшей, архаичной и недемократичной нравственности дозволяется почти любая форма ее противоположности. Ценностные ориентации и идентичности в своей совокупности составляют ризому — принципиально безиерархичную и бесструктурную мировоззренческую среду, где ничто ни к чему не привязано, все превращено в аморфность с потерей устойчивости понятий «нравственное», «красивое», «истинное». Соответственно, исчезают критерии оценивания тех или иных идей, поступков, форм самореализации. Смыслы, значения и условности под­вергаются деконструкции, рождающей новые смыслы, которые, в свою очередь, тоже деконструируются. Четкая идентичность эстетических, этических и прочих форм объявляется диктаторской. Если происходит постмодернистский отказ от гносеологических (соотнесение истины и лжи), этических (добра и зла) и эстетических (красоты и безобразия) различений, низшее начинает оценивать высшее, подвергать сомнению его «высшесть», невежество судит о мудрости и старается доказать отсутствие в ней глубины, эстетически и этически никчемное судит об эстетически и этически прекрасном, ложь называет истину ложью. «…там, где нет критериев прогресса, Истины, Добра и Красоты, нет и критериев для разграничения благ, потребностей и деятельностей, служащих прогрессу Человека и его производительных сил, и безразличных (а то и вредных) с точки зрения последнего» [4]. Равнозначность, о которой пишут пост­модернисты, начинает переходить в иное состояние, при котором стоит говорить уже не о равенстве точек зрения и стилей жизни, а о господстве того, что ранее считалось вредным в социокультурном плане. То есть на месте ценностного равенства, ризомности проступает новый вариант господства. Сексуальные (и другие) инверсии представляются вовсе не инверсиями, а формами самосовершенствования, постижения нового, расширения горизонтов. Капитализм, как известно, вульгаризирует любые идеалы, но современная его стадия идеализирует любую вульгарность.

Россия стоит перед рисками того, что мы называем «негативным заимствованием» западных ценностей — от философии ювенальной юстиции до безнравственных веяний в искусстве. Особую популярность в России получили вульгарные произведения авторов типа В. Ерофеева и В. Сорокина, в которых смакуется пошлость. Духовное бесплодие, извращенная фантазия, антиморальные и антиэстетические выверты нездоровой психики выдаются за новаторство, прогрессивное искусство, новые формы эстетики. Многие из таких деятелей составляют либе­рально ориентированную, проникнутую радикальным западничеством прослойку общества, которая называет себя креативным классом.

Однако настоящий креативный класс — это учителя, врачи, вузов­ские преподаватели, ученые, инженеры — те, кто потерял поддержку со стороны власти и массмедиа. Именно они — настоящие прогрессисты. Называющие себя креативщиками представители зомбирующего сознание людей сектора симулякров — регрессоры, чья деятельность не просто общественно бесполезна, а социально вредна. Однако в мире рыночной экономики и тотальной коммерциализации представители социально безответственного труда становятся намного более уважаемыми и успеш­ными, чем те креативные работники, без труда которых общество не сможет развиваться и даже существовать. Социально справедливое об­щество — то, где настоящий креативный класс, в отличие от фиктивного, пользуется социальным уважением и получает достойный доход от своей действительно социально полезной работы. Так называемый «креативный класс» не соответствует своей деятельностью и потребностями ни рабо­чему классу (поскольку не желает заниматься социально необходимым трудом, а вместо этого создает симулякры), ни классу реальных новаторов (поскольку действительно креативного в нем мало).

В свое время Запад дал миру великое искусство, науку, технические новации, политические идеологии. Он не казался, а являлся источником множества полезных инноваций. Однако в наше время нет смысла ори­ентироваться на Запад. Для нашей страны актуален путь поддержания не перверсивности, а морального, интеллектуального и культурного оздоровления. В этом плане становится значимой новая редакция, с учетом нашего времени, как славянофильства, так и социалистических ценностей. Речь идет о синтезе некоторых ценностей этих идеологических течений. Абсолютизированное славянофильство неприемлемо в эпоху глобализации, интенсификации международного экономического и со­циокультурного обмена. Но и социализм в чистом виде нередко пред­ставляется как космополитичный интернационализм, который также нецелесообразен для страны, желающей сохранить свою культурную сферу. Синтез, о котором мы пишем, предполагает отказ от пропаганди­руемых Западом либеральных введений, принятие у социалистического дискурса ценностей социального государства, выравнивания уровня жизни, прогрессивного налогообложения, недопущения в медиапро­странство аморальных форм (преимущественно коммерческой) ре­кламы и пропаганды. Дискурс славянофилов важен характерной для него ценностью патриотизма и стремлением сохранить национальную идентичность. На стыке этих дискурсов вырисовываются зачатки — но пока лишь зачатки — проекта, который одновременно предполагает возможность культурных заимствований извне, но вместе с тем уста­навливает некий «культурный фильтр», не позволяющий принимать те ценности, которые окажутся разрушительными для национальной культуры, общественной морали и общества в целом.

В России необходимо всеми средствами повышать нравственность и рождаемость. Именно эти ценности, а не демократия, выраженная в защите однополых браков, прав секс-меньшинств и извращенцев, актуальны и значимы для страны и ее народа.

Императив приоритета морали в искусстве важен как никогда. Во многих представляемых широкому вниманию произведениях вместо творческой оригинальности просматривается деструктивное и пошлое оригинальничанье, достойное быть названным настоящим медиасадиз­мом. Пошлость и вульгарность ряда фильмов и телепередач достигла уровня пытки над нравственностью и духовностью. Творчество не всегда позитивно и нравственно. Если творчество рассматривать исключитель­но как деятельность по созданию чего-то нового, то новизна способна быть аморальной, вульгарной и антиэстетичной. Собственно, новизна может заключаться в уровне жути, безнравственности и энтиэстетики. Эстетика защищена от превращения в свою противоположность тогда, когда она основывается на этике. В ином случает она приобретает фор­му антиэстетики, морального уродства. «Эстетическое включает в себя этическое, подобно тому, как двухмерное пространство (плоскость) включается в трехмерное (объем)» [2, с. 133].

«Буржуазная духовная продукция „для масс“ воздействует на пси­хологию человека, особенно на область подсознательного, пытается стимулировать низменные инстинкты, чтобы паразитировать на них. Воздействует она и на разум человека, искажая реальную картину мира. Ее стараются делать красивой, привлекательной, эстетичной, забавной, порой ироничной, она выглядит поучительной, очень похожей на прав­ду, она интригует зрителя, держит его в напряжении, она дает ложные ответы на вопросы, которые его остро волнуют, и вместе с тем уводит его от нежелательных вопросов в мир грез и иллюзий, она заполняет его свободное время. Словом, он оказывается пленником этой культуры, „заботливо» производимой для него капиталистами — владельцами сети средств массовых коммуникаций и их наемным персоналом» [1, с. 9]. Хотя эти слова, обращенные к американской культуре, взяты из весьма идеологизированной книги, вышедшей в 1986 году, они стали актуальны­ми и для российского общества. Философы и социологи СССР и стран социалистического лагеря в 1970-е и 1980-е гг. негодовали по поводу охватившей буржуазный мир сексуализации. Они и представить себе не могли, какой виток «демократизации» предстоит западному миру через несколько десятилетий, по сравнению с которым «свободные» медиаяв­ления второй половины XX в. покажутся детским капризом и мелочью.

То, что подается как культура масс, является культурой для масс, подобно спруту охватывающей широкие слои населения, манипулирую­щей ими, сподвигающей к выгодным для гиперэксплуататоров формам поведения, деполитизирующей и десоциализирующей, усыпляющей нравственность и классовое сознание. То, что широкой пропагандой представляется демократизацией и освобождением от архаизмов, ата­визмов, предрассудков прошлого, на самом деле выступает нравственной хаотизацией и освобождением от человеческого в человеке. Возможно, настает время писать новый «Закат Европы». Ведь толерантность ко злу автоматически оборачивается интолерантностью к добру.

При взгляде на погруженную в потребительский гедонизм и анти­социальную толерантность Европу все труднее становится верить, что она по-прежнему хранит в себе те импульсы духа, которые в прошлом дали возможность масштабному расцвету европейских науки, искусства, права, культуры в целом. Деморализация, апофеоз постмодернистской переоценки ценностей — не принципиально новое явление, но, во-пер­вых, оно «сделано на Западе», во-вторых, широко пропагандируется истеблишментом в СМИ, в-третьих, как следствие, становится все более массовым.

С развалом СССР серьезный барьер для западного (в том числе куль­турного) вмешательства в постсоветское пространство был ликвидиро­ван. Сегодня остались множественные, но молекулярные препятствия, которые не способны оказывать достойное сопротивление массиву декультурации. Запад активно распространяет свои новые ценности. «В известной степени деградируют сами базисные социально-политиче­ские ценности Запада: демократический принцип искажается вследствие реального контроля над обществом тех или иных господствующих групп, манипулирующих массами с помощью денег, политических технологий и электронных СМИ» [9, с. 20]. Когда-то западная культура дала миру много прогрессивного. Сейчас она не просто дает, а навязывает миру нечто совершенно иное.

Однако Россия продолжает «учиться» у Европы, перенимая ее «цен­ности», потребительскую культуру, новый «прогрессивный» аморализм под видом свободы слова, совести и демократии. Но те, кто не желает критиковать нахлынувшую на современный «цивилизованный мир» ценностную трансформацию, не имеет морального права возвеличивать богатое европейское наследие.

Возникают вполне эсхатологические ожидания при мысли о том, что современные западные тенденции в своей совокупности образуют почву, на которой произрастает культурное будущее человечества, что западные ценности обладают общечеловеческим смыслом, что они станут достоянием всего человечества и войдут в жизнь незападных народов и наций. В. А. Малахов предложил вести речь не о глобальной культуре, глобальной этике или общечеловеческих ценностях, а о чело­вечности как таковой, которая сегодня является уязвимой ценностью. «Одно дело отвечать за человечность или бесчеловечность конкретного индивидуального поступка, другое — за то, чтобы само представление о человечности не утратило свой статус и функции в культуре разумных обитателей Земли» [5, с. 29]. В последние годы порождается бесчеловеч­ная культура человеческого общества, значит, и бесчеловечные условия дальнейшего существования.

Критикуя культурные тенденции нынешнего Запада, не стоит стре­миться отгородиться от его великого наследия прошлых веков (и лице­мерным образом обесценить его, при этом продолжая им пользоваться). Мы всего лишь хотим сказать, что, заимствуя чужие образцы, необхо­димо давать им рациональную оценку, исходя из вопроса «какое они могут оказать влияние на нашу культуру?» [8]. И если мы видим, что «прогрессивные» образцы постсовременности отличаются аморализ­мом, тогда имеем полное право (и хотелось бы надеяться, достаточно политического суверенитета, чтобы этим правом воспользоваться) за­явить самое решительное «нет» — не Европе с ее великим культурным багажом — а конкретным веяниям, исходящим с европейского ареала и подтвердить сказанное словами А. Фурсова: «Заёмные боги — это как кредит под очень высокий процент, только отдавать долг приходится не деньгами, а искореженной исторической судьбой» [12].

Заключение. На основании изложенного не следует делать одно­значный вывод, что западная культура в своем ценностном расчелове­чивании достигли точки невозврата. Однако тенденции дегуманизации развиваются быстро и целенаправленно, побеждая своих гуманистиче­ских оппонентов — как риторическим словом, апеллирующим именно к гуманизму, так и делом. И эта динамика вызывает сильную тревогу за будущее западной цивилизации.

Литература

1. Ашин Г. К., Мидлер А. П. В тисках духовного гнета (что популяризируют средства массовой информации США). М.: Мысль, 1986. 253 с.
2. Баршт К. А. Религиозная мысль и научное познание в художественной си­стеме Ф. М. Достоевского // Вопросы философии. 2011. № 4. С. 128-135.
3. Бузгалин А. В. По ту сторону мультикультурализма. Футуризм как снятие консерватизма: в поисках альтернатив мультикультурализму // Свободная мысль. 2014. № 5 (1647). С. 5-20.
4. Бузгалин А., Колганов А. Рынок симулякров: взгляд сквозь призму класси­ческой политической экономии // Интелрос [Электронный ресурс]. URL: http:// intelros.ru/readroom/alternativi/a2-2012/15619-rynok-simulyakrov-vzglyad- skvoz-prizmu-klassicheskoy-politicheskoy-ekonomii.html#_ftnref15 (дата обращения: 09.02.2018).
5. Единство мира и многообразие культур (материалы Круглого стола укра­инских и российских философов) // Вопросы философии. 2011. № 9. С. 3-33.
6. Жижек С. Ирак: история про чайник. М.: Праксис, 2004. 220 с.
7. Жижек С. Устройство разрыва. Параллаксное видение. М.: Европа, 2008. 516 с.
8. Ильин А. Н. Консьюмеризм как фактор антикультурной инновационности // Вопросы философии. 2016. № 4. С. 171-181.
9. Киселев Г. С. Мир человека: тупиковая ветвь эволюции? // Вопросы филосо­фии. 2007. № 4. С. 9-23.
10. Обнаженная Европа: к чему привела пропаганда толерантности [Электронный ресурс] URL: http://balalaika24.ru/manners/obnazhennaya-evropa-k- chemu-privela-propaganda-tolerantnosti (дата обращения: 04.02.2018).
11. Проект «Россия». Кн. 3. Третье тысячелетие. М.: Эксмо, 2009. 448 с.
12. Фурсов А. Мир будущего // Завтра [Электронный ресурс] URL: http://zavtra.ru/blogs/mir_budushego (дата обращения: 14.03.2018).
13. Хагуров Т. А. Война с детством // Социальное воспитание молодежи на ос­нове традиционных ценностей Русского мира: материалы XII Международной на­учно-практической конференции / под ред. А. В. Репринцева: В 2-х т. Т. 1. Курск: ООО «Мечта», 2016. С. 152-163.
14. Чернышев Е. Жизнь как услуга [Электронный ресурс]. URL: https://nstarikov.ru/blog/84782 (дата обращения: 22.02.2018).

Ильин А.Н. Дегуманизация западного мира // Ценности и смыслы №1(59), 2019. С. 120-138.