Проблема статуса учителей

Сегодня образование не является условием и главным фактором устроения жизни, несмотря на вполне справедливый меритократический тезис «Качество образования должно выступать гарантией качества жизни». В России много высококвалифицированных сотрудников. Они учат детей, спасают жизни, работают на опасных производствах, совершают новые технические изобретения, но получают мизерные зарплаты, которые в силу их размера следует называть не зарплатами, а подачками. Учителя, преподаватели, а также многие другие высокообразованные специалисты уравнены по зарплатам с людьми средней и низкой квалификации. Чиновники и звезды шоу-бизнеса, ценность деятельности большинства из которых следует поставить под сомнение, получают настоящие ЗАРПЛАТЫ, в десятки раз превышающие доходы образованных тружеников. Образование не гарантирует получения достойной работы, а хорошая работа не гарантирует высокого качества жизни.

Е.Я. Режабек писал в 2011 г., что труд реставратора мировых художественных полотен (требующий долгого обучения) и труд уборщицы (не требующий профессионального образования) оплачивается одинаково. Средний возраст вузовских профессоров — 57 лет, школа на 70% состоит из людей предпенсионного и пенсионного возраста; сами же учителя отстали от требований современного общества, и их требуется переквалифицировать. Доля расходов в федеральном бюджете на просвещение и подготовку кадров упала с 6% в 1990 г. до 3% в 2000 г. Если в 1980 г. зарплата учителя составляла 73% от уровня средней зарплаты в промышленности, то в 2000 г. — всего 43%. С 2005 г. учитель получает примерно в три раза меньше, чем в 1990 г. Средняя зарплата учителя в 2010 г. составила 8 тыс. руб. в месяц. Ожидаемо, что 65% молодых ученых хотят уехать работать за рубеж, еще 11% склоняются к аналогичному решению, а молодые учителя не желают идти работать в школу. Режабек приводит такой пример: «Прожиточный минимум для трудоспособного населения в г. Ростове-на-Дону определен в размере 5797 руб. в месяц. Преподаватель университета без уче­ной степени располагает должностным окладом в 5000 руб. Доценту с ученой степенью кандидата наук начисляют заработную плату в размере 9500 руб. Профессору, доктору наук начисляют заработную плату в 17 500 руб. В то же время дворник в Ростове получает 8000 руб. Уборщица в офисе — 9000 руб. Продавщица овощного ларька получает не менее 10 000 руб. в месяц. У води­теля трамвая заработная плата 18 000 руб. Неужели квалификация профессора, доктора наук ниже квалификации водителя трамвая?»1 И эта ситуация низких зарплат преподавателей и ученых характерна далеко не только для Ростова-на-Дону.

По сути, высококвалифицированный труд ценится ниже низкоквалифицированного. При этом правительство громогласно вещает о какой-то модернизации. Также слышны слова о привлечении зарубежных известных ученых к работе в РФ. Всем известно, кто думкой богатеет. Похоже, модернизация без науки и качественного образования — это «гениальная» выдумка российских чиновников. Интересно, наблюдается ли еще где-нибудь такая инверсия сознания? Недаром М. Делягин называет 1 апреля международным днем российского чиновника.

Именно люди, работающие в максимально полезных для общества сферах — в медицине, образовании, науке, культуре в целом, — включены в категорию бедных. Высокая образованность, честность и профессионализм далеко не всегда помогают им вырваться из пут социально-экономического дискомфорта. Говорить о социальной справедливости тут не приходится. Невольно вспоминаются слова экс-президента Франции Н. Саркози: «Страна, которая не уважает своих преподавателей, — это приговоренная страна»2.

Некоторым «профессиям», которые отличаются социальной бесполезностью или даже вредностью, образование вообще не требуется. Но зато труд людей, занимающихся соответствующими видами деятельности, обычно более оплачиваемый, чем работа, которая требует высокой профессиональной подготовки и отличается высокой социальной значимостью. А.А. Зиновьев пишет: «В результате антикоммунистического переворота в России произошло стремительное изменение социальной структуры населения. Резко снизился процент и абсолютное число граждан, для профессиональной деятельности которых требовалось достаточно высокое общее школьное, специальное среднее и высшее образование, и повысился процент и абсолютное число граждан, для которых надобность в образовании снизилась или отпала вообще. Появилась масса профессий, для которых требуется подготовка, которую можно определить как своего рода антиобразование. Это, например, служители религиозных организаций и всякого рода сект, шарлатанство, профессии преступного мира, в котором занята значительная часть трудоспособного населения. Одним словом, если взять сферу образования в целом, то можно констатировать ее стремительную деградацию сравнительно с советским периодом. И это есть следствие антикоммунистического переворота и той социальной организации, которая сложилась в России после него, то есть постсоветизма»3.

Доходы школьных и вузовских сотрудников ничтожно малы. Вакантную ассистентскую должность в вузе занимает человек с высшим образованием, а чаще всего — аспирант. Но уровень оплаты его труда не коррелирует с уровнем его образованности. Заработная плата старшего преподавателя и доцента на протяжении всех постсоветских лет была низкой. От такой зарплаты какой-нибудь торговец с восьмиклассным образованием отвернется с презрением. Стало нормальным явлением, когда ученые и преподаватели из своих карманов покупают бумагу и заправляют кафедральные картриджи, оплачивают научные командировки, публикацию научных статей и монографий. Бывший министр образования Д.В. Ливанов в своих заявлениях называл суммы заработных плат преподавателей вузов, преувеличенные по сравнению с фактическими зарплатами. Сам же Ливанов за 2012 г. задекларировал доход на сумму 15 млн 818 тыс. руб.4 Однако в последние годы государство взялось за повышение зарплат профессорско-преподавательского состава. Это, несомненно, один из немногих позитивных шагов в сфере образования. Но вопрос денег по-прежнему остается актуальным.

В последние годы ситуация с благосостоянием педагогов улучшилась. Зарплаты были увеличены. Однако их рост неумолимо отягчается увеличением рабочей нагрузки. Последняя растет также из-за избыточной бюрократизации образования (объем бумажной работы разросся донельзя), из-за перехода на новые технологии («Электронная школа» и пр.).

О.Н. Смолин, ссылаясь на данные проправительственного Общероссийского народного фронта, говорит, что в 75 регионах РФ из 85 в части зарплаты учителей указ президента не исполнен. Даже возникла шутка: работаем на полторы ставки, так как на одну есть нечего, а на две есть некогда. Учительская зарплата в Москве в пять раз превышает доходы учителей в регионах, то есть не соблюдается принцип равной оплаты равного труда. По данным совсем не оппозиционной Российской академии народного хозяйства и государственной службы, количество работающих на две ставки учителей за год выросло с 7 до 14%. О.Н. Смолин также констатирует, что из малообеспеченных мест страны учителя в целях лучшего заработка переезжают в более богатые регионы, поэтому актуализировалась проблема незаполненности рабочих мест в школах. В сельских школах из-за комплекса факторов (низкая зарплата и низкий статус, излишняя бюрократизация работы) не хватает учителей, и эта нехватка компенсируется работой на полторы или две ставки. В некоторых случаях гуманитарии преподают заодно и физику из-за отсутствия соответствующего учителя. Понятно, какой «глубины» знания транслируются детям5.

В 2016 г. на форуме «Территория смыслов на Клязьме» Д.А. Медведеву задали вопрос о низких зарплатах преподавателей. В качестве ответа он заявил: «Современный энергичный преподаватель способен не только получать ту заработную плату, которая ему положена по должностному расписанию, но и еще что-то заработать». Премьер сослался на свой опыт работы в университете, когда он проводил много лекций и семинаров, что позволяло ему сводить концы с концами. Однако известно, что рост количества нередко влечет за собой понижение качества. Если преподаватель будет думать о дополнительных заработках, брать нагрузку «сверх того», разрываться на различных работах, это вряд ли приведет к повышению эффективности при выполнении профессиональных обязанностей, к сохранению адекватного подхода к учащимся, к профессиональному и общекультурному саморазвитию. Соответственно, у преподавателя не возникнет стимула совершенствовать свою рабочую деятельность. Он будет концентрироваться на заработке, а не на качественном обучении и воспитании новых поколений, не на внесении вклада в будущее интеллектуальное и моральное развитие народа. Как верно заметил В.В. Гопко, «педагоги и ученые должны иметь сознание, свободное от бремени борьбы за выживание, но направленное на научное постижение истины и на воспитание молодого поколения»6.

Далее Д.А. Медведев назвал преподавательскую деятельность призванием, отметил, что люди сами ее выбрали, а если они хотят зарабатывать, то пусть идут в бизнес. Получается, если вы выбирали в соответствии со своим призванием, то довольствуйтесь тем, что есть, и не жалуйтесь на низкие зарплаты. Но с таким же успехом можно призванием назвать любую деятельность, в том числе чиновничью. Хотя в современных условиях она, в отличие от педагогической, является не призванием, а счастьем.

Позже вице-премьер Т.А. Голикова высказала аналогичную мысль о педагогах. Слова Медведева и Голиковой можно интерпретировать так: если педагоги хотят зарабатывать хорошо, им следует уходить из профессии, которая является в некотором роде табуированной, закрытой от развития, от государственной поддержки. Тут же следует вспомнить неприкрытое хамство представителей государства, когда они откровенно обманывают, утверждая что-нибудь типа «Денег нет, но вы держитесь» (ведь в бюджете лежат триллионы рублей). Невольно приходит на ум фраза чиновницы О. Глацких о том, что государство школьникам ничего не должно и не просило рожать детей. Также эпично прозвучали слова бывшего саратовского министра Н. Соколовой о возможности прожить, питаясь «макарошками»; видимо, все необходимые для человека микроэлементы можно найти в этом непритязательном блюде. Депутат от «Единой России» И. Гаффнер, комментируя рост цен, падение доходов и нехватку денежных средств у народа, призвал задуматься о собственном здоровье и начать меньше питаться. Целый ряд чиновников, в числе которых министр труда М. Топилин, самым безответственным образом уверяют народ в постоянном (и даже беспрецедентном!) росте зарплат. Вовсе не удивительно такие откровения услышать от чиновников, которые идеологически принадлежат к либералам — тем самым, которые ограбили нашу страну в 90-е и позволили ее грабить транснациональному бизнесу.

М. Делягин отлично описал на примере в том числе риторики Медведева пороки антиэтичного либерального мышления, которое не видит причинно-следственных связей, фундаментальных принципов и базовых концепций, предлагает «оригинальную» (противоречащую здравому смыслу) трактовку экономических, социальных и политических событий и декларирует цели, недостижимые либеральными методами. М. Делягин обоснованно предположил, что говорить приходится о проблемах даже не образования или интеллекта, а типа сознания, которое американцы политкорректно называют альтернативным7. Причем представители власти инициировали введение закона о недопустимости оскорбления государства, но никто из них не стремится законодательно оформить недопустимость оскорбления народа со стороны чиновников.

Складывается впечатление, что для нашей либеральной власти вполне нормальной стала отдающая архаичным феодализмом позиция: если вы недовольны зарплатой, устраивайтесь еще на одну работу. Этим деятелям, привыкшим глумиться над народом, не приходит в голову, что недовольство связано обычно с тем «достижением», которое реализовали либералы своей политикой, — позорным феноменом «работающей бедности». Похоже, они не знают, что экономические условия должны позволять человеку зарабатывать себе на жизнь, трудясь на одной работе, а не на двух или трех. Ему нужно жить, а не только трудиться 12 или 16 часов в сутки. У него есть потребности в сне, в здоровом питании, в культурном развитии, в отдыхе, в чтении книг, в общении с друзьями и родственниками, в воспитании детей. Он не должен быть ломовой лошадью. Не только либералу и единороссу, но и любому человеку помимо работы требуется нормальная полноценная жизнь. Но, видимо, представители правящей партии и прочие проникнутые либерализмом лица считают, что вместо всего этого человек обязан только работать, а если ему что-то не нравится, значит, он лентяй, предатель родины или даже агент внешних сил. Только вот когда в стране не просто существует, а главенствует «работающая бедность», следует говорить о бездарности политики правительства по отношению к народу.

Образовательные учреждения долгое время рапортовали о том, что зарплаты профессорско-преподавательского состава значительно превышают средние заработные платы, чем вызывали у своих сотрудников вполне справедливое недоумение. Принцип средней температуры по больнице функционирует здесь более чем отлично. С одной стороны — крайне низкая зарплата преподавателей, с другой — непристойно высокая зарплата ректоров. Последние нередко получают в десятки, а то и в сотни раз больше, чем преподаватели. И такой разрыв сохраняется поныне.

Во многих вузах, равно как и в не связанных с образованием учреждениях, стало нормой работать без гарантий занятости. Ректоры заключают с доцентами и профессорами контракты на один год, в лучшем случае — на пять лет. Такая «гибкая» система, выраженная в отходе от бессрочных трудовых договоров к срочным, только деморализует сотрудников, лишает их уверенности в будущем, превращает их в прекариат — людей без социальной защиты. Она же выступает демотиватором в плане долгосрочного научного планирования. Заодно она, будучи в том числе дисциплинарной мерой, повышает уровень лояльности (даже раболепства) у работников — ведь они отныне зависят от воли руководства, которое пожелает или же не пожелает продлить договор с ними.

Н. Хомский применительно к американским университетам пишет, что в них создается меньшая социальная защищенность сотрудников, отсутствует гарантия занятости, люди работают почти «на птичьих правах», их допустимо уволить в любой момент. Хомский справедливо видит в этом неолиберальную корпоративную бизнес-модель, в соответствии с которой считается, что общество более эффективно, когда у него меньше прав. Также Хомский добавляет, что для усиления контроля в университетах растет количество управленцев, хотя количество преподавателей почти не меняется. Он касается проблемы, когда из-за недобора студентов выбрасываются на улицу преподаватели, но представители администрации оставляют за собой рабочие места; хотя у них тоже объем работы убавляется, а некоторые из них бесполезны или даже вредны. Хомский экстраполирует эти проблемы из сферы образования на сферу труда в самом широком смысле слова и приводит пример директора банка JPMorgan Chase Джэйми Даймона, которому была повышена зарплата почти вдвое — в благодарность за то, что он спас банк от уголовного разбирательства, в результате которого менеджмент JPMorgan Chase мог угодить за решетку в полном составе, но отделался 20-миллиардным штрафом за незаконную деятельность. Поэтому Хомский обоснованно считает, что, если избавиться от некоторых руководящих персон, будет больше пользы для экономики8. Аналогичные процессы наблюдаются и в российских вузах, где эвфемизм «гибкий рынок труда» получил свою гегемонию.

Когда научный сотрудник и учитель получают мизерную зарплату, когда необходимое ученым оборудование практически не обновляется, когда выделяемые средства на развитие образования «съедаются» высшими персонами от образования, когда в учебных заведениях создаются абсолютно ненужные крайне бюрократизированные структуры, а преподаватели загружаются бездарной работой, стоит говорить о росте проблем. Наука и образование как фундамент развития всех сфер жизни общества в таких условиях теряют возможности для развития и, соответственно, способность давать толчок модернизации. Те люди, которые призваны развивать науку и культуру, поставлены в такое социально-экономическое положение, что просто не могут справляться со своими главными обязанностями. Вот так живет наша интеллигенция, интеллектуальная элита, особо «уважаемая» реформаторами.

Поляризация настолько сильна, что трудно даже сопоставить заработную плату какого-нибудь чиновника (его ранг не так уж важен) с зарплатой ученого и врача. Любая попытка такого сопоставления вызовет только ироничный смех; абсурд выражается как раз в подобном принципиальном несопоставлении. Разница будет даже не десятикратной… Это есть узаконенное, легитимированное воровство у народа. При зарплате 300 тыс. руб. госслужащему трудно понять проблемы человека, который получает 20 тыс. руб. И не стоит удивляться тому, что люди плохо работают. Кому же захочется гнуть спину, идти на работу с радостью, а с работы — с гордостью, осознавая, что немалая часть результата труда народа уходит в карман чиновникам, которые не знают, как им еще беситься с жиру.

Ю.В. Олейникова приводит следующие данные: российский педагог получает в 4 раза меньше перуанского, в 8 раз — венгерского, в 16 раз — тунисского, в 37 раз — американского9. Ну, до бесчестно выстроенной на колониях и долларовой экспансии экономики США нам не дотянуться, а вот до экономического уровня других стран могли бы. Только власть пока не проявляет серьезного стремления стимулировать инновационную активность и оказывать необходимую поддержку сфере образования и многим другим сферам профессиональной деятельности, крайне необходимым для модернизационных прорывов.

Пореформенная Россия — одна из тех стран, где уровень образования почти ничего не решает, разрыв между зарплатами просто катастрофически огромен, а крайне бедным положением отличаются не только безработные, но и занятые трудом люди, что сказывается на трудовой мотивации и приводит к феномену «озлобления трудом» из-за низкой отдачи от труда. В России наблюдается явление «работающей бедности», когда люди заняты трудом, но получают такие «нанозарплаты», что еле-еле сводят концы с концами. Многие рабочие следуют внегласной контрпрогрессивной формуле «Вы делаете вид, что нам платите, а мы делаем вид, что работаем». Когда нет причин для энтузиазма, нет и самого энтузиазма; когда нет убежденности в индивидуальной ценности и общественной полезности своей деятельности, нет подвижничества.

Недаром люди жалуются на врачей, которые имеют крайне малый доход, не желают добросовестно трудиться и вместе с тем насчитывают в своих рядах немало «профессионалов», которым развитие коррупции позволило купить диплом. Недаром ученые не имеют возможности полноценно заниматься наукой, поскольку почти все время их жизни уходит на приносящую малый доход работу, а на научную деятельность времени не остается. Поэтому защита докторских диссертаций и достижения в области науки обычно приходятся на пенсионный возраст.

Конечно, всегда присутствует особая категория людей: как ни повышай им заработную плату, какие возможности перед ними ни открывай, коэффициент полезного действия их труда расти будет минимально. Но мы сейчас говорим не об этих индивидах, деятельность которых связана с социальным паразитизмом (среди чиновников таких особенно много, а потому повышение зарплат чиновникам — не метод борьбы с коррупцией), а о большинстве обычных трудяг, которым позитивное стимулирование необходимо.

«Поставленная в жесткие условия выживания, региональная интеллигенция при катастрофически низкой оплате труда не только утратила интерес к творческой составляющей своей профессии, но и кое-как выполняет необходимые трудовые обязанности», — отмечает Г.В. Тартыгашева10. Правда, эти слова можно использовать для описания незавидного положения далеко не только интеллигенции.

Чтобы сформировать у людей ценность высокого образования и квалификации (а не бумажки, якобы доказывающей их наличие) и желание трудиться, необходимо отказаться от реформ, снижающих качество образования, от коммерциализации образовательной системы, от феномена «работающей бедности» и от тиражирования антикогнитивного и антинравственного потребкульта. Необходимо также доказать, что образование и квалификация, а не связи и раболепие имеют неоспоримый вес. Пока вместо этого наблюдается поляризация, блат и неисправность социального лифта (низкая возможность для честного труженика из народа подняться «вверх»), которые естественным образом рождают в народе безнадежность и уверенность в заблокированности жизненных перспектив. Это, в свою очередь, снижает эмоциональную энергию, необходимую для декларируемого с высоких трибун модернизационного прорыва.

Успешность карьерного роста обеспечивается не столько честностью, квалификацией, образованием и профессионализмом, сколько раболепием, льстивостью, связями с нужными людьми и прочими сомнительными или откровенно мерзкими качествами. При таких условиях не стоит удивляться, если каждое новое поколение будет менее квалифицированным, менее профессионально и нравственно обогащенным, чем предыдущее. Неудовлетворенность своим общественным положением влечет снижение трудовой мотивации, отсутствие желания профессионально самосовершенствоваться и повышать квалификацию. Так откуда же модернизация при подобном государственно санкционируемом падении как этических, так и профессиональных стандартов?

Плюс ко всему без реанимирования общественной ценности и престижности ученых, учителей, врачей и других социально незащищенных профессиональных групп говорить о модернизации — святотатство. С.Г. Кара-Мурза отмечает: «В 2002–2004 гг. по шкале престижности профессий в США наука занимала первое место („член Конгресса“ — 7-е место, „топ-менеджер“ — 11-е, „юрист“ — 12-е, „банкир“ — 15-е место). В Китае — второе место после врача. В России ученые занимали в те годы 8-е место после юристов, бизнесменов, политиков. В США 80% опрошенных были бы рады, если сын или дочь захочет стать ученым, а в России — только 32%»11. Эти данные говорят о соответствующем образе профессии в глазах общества, ее статусе. И формирование именно такого образа связано с конкретными условиями бытия. Более того, в условиях современного потребительского общества упал престиж не только науки и научной деятельности, но и когнитивно наполненной жизни в целом.

Несмотря на то, что образование перестало гарантировать более или менее успешное устройство в жизни, применительно к нему совершается целый ряд действий, которые трудно квалифицировать как необходимые и благоприятные для образовательной системы. Некоторые из них смело можно назвать не просто противоречащими здравому смыслу, а насилующими его.

Культура, основным содержанием которой является проедание ресурсов, а идеологами и идеалами которой выступают К. Собчак, Тимати и прочие, сопряжена с серьезной социальной несправедливостью. Гламурная дива из какого-нибудь ток-шоу намного более известна и оплачиваема, чем школьный учитель или вузовский преподаватель. Сама известность (благодаря постоянному мельканию на экране) и оплачиваемость притягивают к диве взгляды и вызывают у людей уважение, но этих взглядов и уважения недостает тем, кто действительно их достоин. Так называемый креативный класс, получающий сверхдоходы и являющийся консюмеристским образцом для подражания, сегодня составляют те, кто занят производством не реальных благ, а симулякров, — пиарщики, офисный планктон, деятели шоу-бизнеса, трейдеры и прочие финансовые спекулянты. Их статус несоизмеримо выше статуса учителей, врачей, ученых, инженеров, которые загнаны чуть ли не в социальное небытие, которые потеряли поддержку власти. Этот «креативный класс» не соответствует по своей деятельности и потребностям ни рабочему классу (поскольку не желает заниматься социально необходимым трудом), ни классу реальных новаторов (поскольку действительно креативного в нем мало). Происходит негативная селекция культурных элит, а «в конце концов негативный отбор элиты в обществе превращается в негативный отбор господствующих переживаний и свойств, совершаемый в душе индивида»12. Посредством такой селекции осуществляется тиражирование общекультурной (музыкальной, литературной, моральной и т. д.) ограниченности. Благодаря массовому возвышению соответствующих личностей до уровня представителей культурной элиты тиражируемые ими ценности и нормы становятся социальными образцами, а действительно полезные сферы профессиональной деятельности теряют свой статус.

Для формирования у людей ценности труда необходимо доказать им, что добросовестная работа приведет к личному успеху, что возможны даже не потенциальные, а именно актуальные перспективы и высокая отдача от профессиональной активности. А доказать это можно только делом, реальным изменением социально-экономических условий. Хотя телеканалы не скупятся на демонстрацию роскоши медиаперсон и выступлений чиновников, которые восхваляют общественно-государственные достижения и говорят о хорошей жизни в России, зритель, как правило, чувствует себя «чужим на празднике жизни». В закромах подсознания у него крутится мысль о том, что роскошь, красота и перспективы находятся где-то там, а не здесь, несмотря на эффект сближения, создаваемый телеэкраном. У него нет ничего общего с каким-нибудь приближенным к власти крупным предпринимателем или сыном провластного бизнесмена, который не просто ездит на «Бентли», но своей манерой езды демонстрирует презрение к правилам дорожного движения; конечно, на телеэкране такое не покажут, но это можно увидеть воочию. Зато телеэкран полнится показушным гламуром, который далек от реальной жизни большинства населения, но оказывает на большинство людей особый психологический эффект. У зрителя редко возникает психологическое отождествление себя с «поднявшимися» ухоженными и богатыми героями телепередач, и предлагаемая его вниманию жизнь наделяется чуждостью, а не свойскостью.

Учителям трудно относиться с уважением к системе, которая ставит их бесконечно ниже в социально-экономическим смысле по сравнению с представителями спекулятивных или просто бесполезных в общественном плане профессий типа пиарщика, имиджмейкера и отчасти чиновника. Система унижает учителей, которые в ответ вырабатывают соответствующее отношение к ней, а само унижение оказывает воздействие на уровень трудовой мотивации. Вследствие презрения к такой системе некоторые учителя живут по принципу «свои знания назло всем никому передавать не буду и унесу их в гроб». Другие же в силу своих низких профессиональных качеств просто оказываются не способны поддерживать образовательный уровень учащихся. Если первые не хотят вносить необходимый вклад в образование, вторые не могут это делать. В ситуации, когда учителя озлобленны или неквалифицированны, возникает проблема качественного обучения, становится некому учить. Добавим сюда следующий факт: в ситуации, когда у потенциальных учеников вместо ценностей образования доминируют потребительские ориентиры, некому учиться. Заодно низкая зарплата и недостаточный социальный статус учителей являются факторами выработки у учеников неуважительного отношения к учителям, что в конце концов становится очередным условием для ухудшения образовательного уровня учащихся. Ведь недостаточный авторитет учителя играет на руку недостаточно высокому результату его работы. И следует помнить, что авторитет складывается не только на основе личных и профессиональных качеств учителя: уверенности, знания своего предмета, способности доступно и интересно преподнести знания и т. д. Авторитет, помимо прочего, формируется (или уничтожается) элементами государственной политики, конституирующей социально-экономические условия. В то время как учителя прославились малым доходом и в массмедиа им не уделяется достаточного внимания (вследствие чего их статус в глазах большинства падает), умение учителя «себя преподнести» работает на повышение его авторитета, но работает вопреки доминирующей социально-экономической ситуации.

При постоянном снижении качества профессиональной подготовки и поддержании низкого социально-экономического статуса педагогов и ученых нарастает риск потери знаний и технологий и возвращения в некое «новое Средневековье». Знания постепенно редуцируются, перестают передаваться, и происходит деградация. Заботы о восполнении кадров ученых и любых профессионалов не наблюдается.

Если раньше научные издания были на виду, то сейчас прилавки книжных киосков и магазинов заполнены дорогими глянцевыми журналами, познавательная ценность которых сравнима с рулоном туалетной бумаги. Вспоминается шутка: «По многочисленным просьбам читателей со следующего месяца наш журнал будет выходить без текста и в рулонах». Если раньше по телевидению показывали героев труда, то теперь экран пестрит «героями» потребления. До уровня «звезд» и влиятельных политиков поднимаются духовно бедные плебеи и бесталанные карьеристы, концентрирующие внимание и мысли только на личном потребительском благе. Когда они благодаря своему статусу становятся когортой новых учителей, которые создают основные социальные нормы и образцы, к которым широкие массы прислушиваются и образу жизни которых подражают, культура, а вместе с ней экономика и страна терпят поражение. Огламуривание культуры средствами массмедиа сопровождается тенденцией принятия людьми «гламурного» стиля жизни как собственной культурной программы, которая инкорпорируется и превращается в габитус, задающий структуру вкусов, предпочтений и потребностей в различных сферах жизни. Бытие определяет сознание… В такой системе ценность образования и производительного труда неуклонно падает. Крайне необходимо поддерживать знаниево-технологическую преемственность поколений. Необходимо выстраивать идеологию, фундирующую систему образования и науки. Необходимо объявить решительную борьбу против потребительства и сопряженных с ним безнравственности, эгоизма и обесценивания познания и труда.

Что бы ни говорили в качестве критики в адрес советского периода, необходимо принять к сведению следующее. Тогда уровень образованности людей был значительно выше, образование и нравственные ценности являлись на самом деле ценностями, а не периферийными явлениями, которыми они представляются сейчас, и не наблюдалось явления «потерянного поколения». Детей увлекали бесплатными, а потому доступными каждому кружками и секциями, они не были предоставлены на «воспитание» улице, в детской среде не происходило процессов дегуманизации, декультуризации и варваризации. СМИ несли социально значимые смыслы. В советском обществе не просто уровень образования и нравственности был выше; само общество можно смело назвать обществом нравственности и образования, информационно богатым обществом. Сегодня информационное богатство утрачивается, и в мир приходит псевдоинформационный профицит.

Свято место пусто не бывает, не бывает нравственного и идеологического вакуума. Если общественно-политические институты не продуцируют нравственность, ценность образования и производительного социально ответственного труда, всегда найдется кто-то, кто будет стимулировать антипроявление этих ценностей. Если государство не поддерживает статус необходимых профессий, не формирует их позитивный облик, отказывается выделять достаточное финансирование, эти профессии терпят кризис.

***

Ответственностью за неуспеваемость ученика наделяется не только сам ученик, но и учитель, который рискует навлечь на себя административное наказание из-за поставленной им двойки за четверть. Или же, помимо наказания, его просто уморят «допросами» для прояснения сложившейся ситуации, ее причин и т. д. Главенствует принцип «если школьники учатся плохо — значит, учитель их не научил, не заинтересовал». Поскольку учителю эти проблемы совершенно не нужны, он вместо законной двойки готов поставить незаконную тройку. Большое количество двоечников снижает рейтинг школы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот и приходится выкручиваться.

Приводят ли такие меры к повышению успеваемости? Конечно, нет. Ученик, вполне адекватно оценивающий свои знания на «два», получая тройку, понимает, что можно и дальше бездельничать, так как дутая удовлетворительная оценка обеспечена, поскольку совсем не дутая двойка невыгодна школе. В конце концов вместо ответственности, самостоятельности и учебного трудолюбия воспитываются безответственность, инфантилизм, иждивенчество и потребительское отношение к учителю, который «и так обязан нарисовать трояк».

За созданием видимости успеваемости сама успеваемость не создается, создается лишь дурная демонстративность. А вот лепта недобросовестности вносится в учительскую среду путем формирования условий, в которых учитель вынужден пойти на сделку со своей совестью. И самое главное, что эта недобросовестность еще и выгораживается вполне санкционированными школьным руководством фразами от коллег типа «Не будь таким упрямым, ну помоги ты ученику, поставь ему удовлетворительную оценку». Но будет ли это действительной помощью ученику?

С. Черняков пишет: «…для того, чтобы исправить „двойки“ на деле, необходимо сменить акценты в государственной образовательной и воспитательной политике, модифицировать программы, содержание образования в целом, ввести в учебный план большее количество часов индивидуального компонента, открыть новые коррекционные классы и школы со своей программой, индивидуально работать с неуспевающими и их родителями. Но все это для чиновников — лишняя головная боль, которая им не нужна.

Кроме того, каждый второгодник — это дополнительное финансирование таких школьников и школ, дополнительные средства на образование в целом. Однако вся политика государства в последнее время направлена, наоборот, на сокращение государственного финансирования образования.

Наконец, так же, как управленцы от образования оценивают школы по формальным и не соответствующим действительности показателям, аналогичным образом оценивает их работу более высокое начальство. Поэтому выявить злоупотребление, недостаток, „липу“ — значит „бросить камешек в собственный огород“, то есть получить „сверху“ „разнос“ (а то и лишиться должности) за „упущения в работе“, „недостаточный контроль“ и т. п.»13.

Если же перейдут к давно предлагаемому «подушному финансированию» образовательных учреждений, практика завышения оценок значительно расширится, ибо чем больше детей в школе и чем выше их оценки, тем выше рейтинг школы. Ученик сможет уйти в другую школу, если в этой ему наставят много «ненужных» оценок, и копилка «честной» школы останется без его вклада. Вместе с тем, согласно новым критериям оплаты труда, зарплата учителя зависима в том числе от оценок его учеников. Значит, у педагогов появится дополнительный стимул для создания фиктивной успеваемости, а у их подопечных — дополнительный антистимул к учебе. Таковы реформы по оптимизации образовательного процесса в школе.

Появляется много сведений о повышении уровня родительской платы в детских садах и школах, об отмене компенсаций на питание для малообеспеченных детей в школах, техникумах и ПТУ. Часто средства, выделенные на ремонт, подвергаются распилам и откатам, в результате чего довольны и директор, и стоящий над ним чиновник; недовольны только учителя, дети и их родители. Соответственно, такой директор школы становится «своим» человеком для нечестного чиновника, и последний его защищает.

Директора не зря идут навстречу богатым и влиятельным родителям своих учеников, заинтересованным в высоких оценках, хорошем аттестате для своего ребенка, включении его в группу для поездки за границу и т. д. Подобные ситуации вносят свой вклад в продолжающееся разделение богатых и бедных и подчеркивают могущество первых и беспомощность вторых. И очень редко вышестоящие органы адекватно реагируют на сигналы со стороны учителей и родителей, которые уличают школьное руководство в коррупции. Зато некоторые директора позволяют себе унижать учительский состав, придираться по мелочам к одним учителям и «спускать на тормозах» проступки других, шантажировать сокращением рабочей нагрузки. В вузах подобная практика также имеет место, но, думается, все-таки в меньшей степени.

Обычно пойманный на преступлении директор подвергается наказанию только тогда, когда дело получает широкий общественный резонанс. Впрочем, так же происходит и с пойманными за руку чиновниками: без резонанса редко дело доходит до обвинения. Если же директор школы, наоборот, неугоден высшему руководству (в том числе потому, что избыточно честен), его профессиональные достижения и успехи школы, достигнутые за время его руководства, не послужат серьезным барьером для его увольнения.

Попадающие в такую систему честные и инициативные специалисты спустя какое-то время либо разочаровываются в профессии и уходят, либо становятся такими, как многие, — циничными и послушными. И дело ведь не только в минимальной зарплате, но и в неуважении к правам специалиста и давлении на него. Директор-интеллигент никогда не упадет до описываемого уровня, не противопоставит свои интересы интересам представителей учительского состава, будет проявлять честность, уважение и корректность. Он будет по мере сил защищать учителей перед лицом бюрократических требований, спускаемых сверху. Такие директора есть, равно как и преданные своей работе и детям учителя, но система работает против них, и они не имеют возможности совершить перестройку сложившейся системы. Уважаемые своими подчиненными, они обычно неуважаемы начальством.

Короче говоря, вопрос о статусе учителя и управления учебным заведением остается не просто открытым. Он поднимает большое число реальных проблем, которые серьезно затрудняют эффективность работы образовательного учреждения.

 

Сноски:

1 Режабек Е.Я. Траектория движения к обществу знания: Китай и Россия // Век глобализации. 2012. № 1. С. 137.

2 Цит. по: Мюллер А. Французская школа под угрозой // Русский журнал. URL: http://russ.ru/pole/Francuzskaya-shkola-pod-ugrozoj

3 Зиновьев А.А. Русская трагедия. М.: Алгоритм, 2014. С. 375.

4 Крестьянинов В., Чуйков А. Кривое зеркало для нашего образования // Аргументы недели. 2013. № 15(357), 18 апреля. URL: http://argumenti.ru/toptheme/n385/247548

5 Школы не будет? Олег Смолин. По-живому. URL: https://www.youtube.com/watch?v=nJ6TbV5lu_M

6 Гопко В.В. Менеджмент, бюрократия и высшее образование // Омскпресс. URL: http://omskpress.ru/blogs/mess/1194/

7 См.: Делягин М. Светочи тьмы. Физиология либерального клана: от Гайдара и Березовского до Собчак и Навального. М.: Институт проблем глобализации; Книжный мир, 2016. 800 с.

8 Хомский Н. О преподавательской работе // Рабкор. URL: http://rabkor.ru/columns/analysis/2014/04/04/chomsky_education/

9 Олейникова Ю.В. Патриотизм как категорический императив русской интеллигенции // «Новая» и «старая» интеллигенция: общее и особенное / РГГУ, социолог. фак-т, Центр социолог. исследований. Под общ. ред. Ж.Т. Тощенко. Ред.-сост. М.С. Цапко. М.: РГГУ, 2012. С. 234–243.

10 Тартыгашева Г.В. Интеллигенция и региональное культурное пространство // «Новая» и «старая» интеллигенция: общее и особенное / РГГУ, социолог. фак-т, Центр социолог. исследований. Под общ. ред. Ж.Т. Тощенко. Ред.-сост. М.С. Цапко. М.: РГГУ, 2012. С. 346.

11 Кара-Мурза С.Г. Реформа науки России в 1990-е годы // Россия навсегда. Народные ведомости. URL: http://rossiyanavsegda.ru/read/1126/

12 Манхейм К. Социологические причины культурного кризиса наших дней // Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса». М.: Алгоритм, 2009. С. 180.

13 Черняков С. Современная школа: система управления изнутри // Альтернативы. 2011. № 4. С. 137.


Ильин А.Н. Проблема статуса учителей // Антиглобализм. Сопротивление «новому мировому порядку». URL: http://anti-glob.ru/problema-statusa-uchitelej/

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *