Неолиберальный порядок и гибкий рынок труда

Обосновано, что неолиберальная идеология и соответствующая политика являются факторами, усиливающими кризисное состояние общества. Отдельное внимание уделяется раскрытию сущности такого феноме­на, как «гибкий рынок труда». Показывается, каким образом лоббисты неолиберализма пытаются манипулировать общественным сознанием, прикрывая социально вредные политические явления терминами, вызы­вающими положительные эмоции.

Ключевые слова: неолиберализм, гибкий рынок труда, кризис, приватизация, подмена понятий.

Некоторые идеологии и основанные на них политические режимы являются факторами, которые ввергают социальное большинство в экстремальное состояние и кризисные ситуации. Одна из таких идеологий — неолиберализм.

Неолиберализм — идеология, проповедующая снижение роли государ­ства во всех сторонах общественной жизни и открытие пути для свободы капитала. Капитал в своей борьбе с трудом активно оберегается неолибе­ральной идеологией и практикой. Неолиберализм предполагает свободу торговли, открытие экономики для внешнего воздействия, снижение на­логов, приватизацию государственных предприятий, снижение расходов на социальную сферу.

Неолиберальные меры сопряжены с ликвидацией общественной соб­ственности, бесплатных медицины и образования, с сокращением пен­сий и льгот для малообеспеченных. Здравоохранение и образование переводятся в частную сферу. Обеспеченное достойным прожиточным минимумом право на жизнь, гарантии занятости и социально-экономи­ческая защищенность нивелируются, т. к. являются издержками для капи­тала. Трудовые права аннигилируются, — на их место ставится «гибкий рынок труда», социальная защита замещается личной ответственностью. Аналогичная судьба затрагивает право на доступ к культуре и политиче­скому участию. Когда культура коммерциализируется, трудно говорить о свободном доступе к ней. Когда могут избираться только те, кто име­ет деньги на предвыборную кампанию (и в целом проявляет лояльность к господствующей системе), становится очевидным серьезное ограниче­ние политического участия.

Соответствующая идеология утверждает монетаризм, т. е. трансфор­мацию общественных ресурсов (включая природные) в объект купли- продажи. Раздвигаются рыночные рамки, когда уже не остается ничего, что не превратилось бы в объект контрактных отношений. Монетизи­руется даже то, что априори не соответствует рыночным критериям и не создается для продажи; искусство приватизируется и продается, духовность брачных отношений ставится в зависимость от выгодного контракта. Неолиберализм призывает отходить от культурно-нравствен­ного цензурирования медиа и толкает к коммерциализации культуры. С его точки зрения не нужны никакие «избыточные», то есть рыночно необоснованные функции, которые могут выполнять медицина и обра­зование. Также на социальную периферию помещаются «нерыночные» группы населения.

При этом содержится весьма большой штат нерентабельных с точки зрения монетаризма силовых структур. Но лишь на первый взгляд мы ви­дим здесь парадокс. Эти структуры выполняют не собственно рыночную, но защищающую статус-кво функцию. Чем серьезнее продвигаются нео­либеральные реформы, тем выше уровень социально-экономического расслоения, шире обеднение людей, а значит — выше градус социальной напряженности и кризисности.

Коммерциализация, гибкость, эффективность, рентабельность, конку­ренция (в том числе жестокая борьба всех против всех) — главные цен­ности неолиберализма, которые противостоят общественно важным цен­ностям защищенности и стабильности в труде, росту народного (а совсем не корпоративного) благосостояния.

Неолиберализм и социальные функции государства

Неолиберальный проект нивелирует множество социально необходи­мых функций, которые призвано реализовывать государство. В их числе следующие:

— поддержка нравственности в обществе. В случае отдачи культурной сферы на рыночный откуп культура в целом и моральная сфера в частно­сти деградируют, разрушая общество;

• защита прав человека: на жизнь, труд, забастовку, свободу высказы­ваний, свободу собраний и т. д. Речь идет в первую очередь о социальных правах, которые защищают рабочих от работодателей;
• регулирование трудовых отношений: определение минимальной за­работной платы и продолжительности рабочей недели, регламентация ус­ловий труда, определение правил найма и увольнения. Это обеспечивает защиту трудящихся от поползновений работодателей;
• борьба с бедностью и сокращение социально-экономической поля­ризации;
• определение прожиточного минимума;
• снижение безработицы;
• защита и развитие промышленности, в том числе строительством заводов, инвестициями, государственными заказами и высокими запрети­тельными тарифами;
• ограничение бегства капиталов из страны;
• социально-экономическое развитие страны, невозможное без консо­лидации ресурсов в интересах всего общества;
• помощь людям с физическими и психическими отклонениями. При неолиберальном сокращении доступной медицины обостряется проблема физического и психического здоровья народа;
• обеспечение доступа к качественным здравоохранению и образова­нию. Именно здоровый и образованный народ является фактором даль­нейшего развития страны;
• поддержание обороноспособности. Хотя в каждую эпоху всякие да­лекие от реальности мыслители утверждают, что наконец-то человечество достигло наиболее цивилизованного уровня, и потому вражда сменяется миром, реальность войн постоянно опровергает эту мысль;
• обеспечение экологической приемлемости условий жизни и труда;
• забота о качестве товаров;
• развитие технологической и в целом инфраструктурной среды. Это необходимо для выживания страны в самом широком смысле слова;
• реализация национально значимых наукоемких проектов, от кото­рых бизнес отказывается в силу масштабности инвестиций, долгой окупа­емости или неопределенности по части прибыльности (часто ученые про­сто не знают, сколько потребуется денег на открытие новых прорывных технологий и вообще будет ли результат успешным, а в условиях рынка никакой инвестор их не будет финансировать);
• регулирование цен и установление правил ценообразования.

Конечно, мы не претендовали на создание полного и исчерпывающего списка государственных функций. Более того, некоторые из них «наклады­ваются» одна на другую, так что становится сложно однозначно отделить одну функцию от другой. К примеру, ограничение безработицы может рас­сматриваться как частный случай борьбы с бедностью, а реализация зна­чимых наукоемких проектов — как условие улучшения инфраструктурной среды. Здесь важна не абсолютная полнота и чистота классификации, а по­стулирование необходимости реализации этого функционала государ­ством.

В целом, как писал еще К. Маркс, «то же самое буржуазное сознание, ко­торое прославляет как организацию труда, повышающую его производи­тельные силы, мануфактурное разделение труда, пожизненное прикрепле­ние работника к какой-нибудь одной операции и безусловное подчинение частичного рабочего власти капитала, — это же самое буржуазное созна­ние с одинаковой горячностью поносит всякий сознательный обществен­ный контроль и регулирование общественного процесса производства как покушение на неприкосновенные права собственности, свободы и само­определяющегося “гения” индивидуального капиталиста. Весьма характер­но, что вдохновенные апологеты фабричной системы не находят против всеобщей организации общественного труда возражения более сильного, чем указание, что такая организация превратила бы все общество в фа­брику» [11. С. 393]. При неолиберальном режиме государство выступает ин­ститутом, защищающим представителей крупного капитала от общества. Также оно становится административным придатком транснационально­го бизнеса, в том числе спекулятивного.Социальная справедливость ин­вертируется неолиберальными идеологемами. Идеология свободы вста­ла на защиту социальной кризисности. Так, взрывающие общественную жизнь вместе с постепенным демонтажом «социального государства» не­надежность, безработица, дефицит социальных гарантий, обреченность на частую смену работы и заключение краткосрочных контрактов стали интерпретироваться как проявления свободы от надоедающего постоянст­ва, от однообразного труда, как возможность саморазвития.

Неолиберальная теория, отвергая идею межклассового противостояния, утверждает, будто ослабление профсоюзов, нивелирование прав трудящих­ся, ликвидация государственных функций по социальному обеспечению и утверждение «гибкого рынка труда» необходимы для защиты свободы вы­бора рабочих. На практике наблюдается обратная ситуация. Аналогичным образом бедность можно именовать свободой от власти денег, а значит — величайшим достижением. Впрочем, неудивительно, что неолиберальные теоретики в основном отвергают классовый анализ и классовую структу­ру общества, поскольку иначе трудно доказывать пользу неолиберальных проектов.

Концепция «гибкого рынка труда»

«Гибкий рынок труда» стал распространенным рыночным эвфемизмом. Либералы говорят о своем стремлении защищать права человека и посту­лируют правозащитность как имманентную особенность неолиберальной идеологии. Но именно ряд социальных прав она отменяет. Фундаменталь­ное из них — право на труд и на достойный заработок. Еще К. Маркс от­мечал, что респектабельное понятие «свобода труда» означало вынужден­ность детей моложе 13 лет работать наравне со взрослыми [11].

Благодаря «гибкому рынку труда» нейтрализуются такие права трудового коллектива, как выбирать в руководящие органы предприятия своих пред­ставителей с правом вето на принимаемые решения (или утверждать На­блюдательные советы, где пропорционально представлены рабочие и соб­ственники), обеспечивать относительное равенство в том числе борьбой с демпингом со стороны мигрантов, устанавливать контроль над пред­приятием в случае его банкротства, требовать возместить невыплачен­ную зарплату акциями предприятия, создавать независимые профсоюзы (с которыми руководство обязано согласовывать свои решения), требовать определенного соотношения зарплат между наименее оплачиваемыми со­трудниками и руководителем. К этому же списку следует добавить право трудового коллектива градообразующего предприятия выдвигать своих представителей на местных выборах.

«Гибкий рынок труда» сводится к расширению прав работодателя и со­кращению прав работника, ослаблению позиции работника перед руко­водителем, росту рисков для трудящегося, снижению гарантий по трудо­устройству, переводу трудовых договоров в регистр краткосрочности, лишению трудящихся стабильности, уверенности в будущем, снижению заработных плат и социальной защиты. Капиталу не нужны трудовые ко­дексы, нормы минимальной оплаты труда, социальный пакет, обязанность предоставлять отпуск по болезни и т. д. — все эти явления отменяются или частично упраздняются.

С «гибким рынком труда» сопряжены легкость найма и увольнения, рас­пределение прибыли в пользу руководства и усиление контроля за трудя­щимися. Защита работодателя выглядит приоритетней защиты работника. Профсоюзы сталкиваются с мощным давлением и теряют свою силу. Пе­ред работодателями расширяется поле возможностей для увольнения ра­ботников. Перед работниками сужается спектр возможностей для оказания воздействия на работодателя. Таким образом, количественно растет пре- кариат как совокупность трудящихся, которые переведены с постоянной на временную работу и лишены всяких трудовых гарантий и уверенности в завтрашнем дне — в том, что он как таковой будет трудовым. Такую неуве­ренность, нестабильность и ненадежность А. Грамши справедливо называл слишком большой авантюрностью обыденной жизни [4], а мы бы назвали ее кризисностью.

Перевод труда на краткосрочную контрактную основу — дисциплинар­ная технология, т. к. она повышает среди работников покорность. Ведь после окончания непродолжительного срока найма руководитель имеет право отказаться от продления контракта с подчиненным. Возникает яв­ление «одноразового работника». При кризисных ситуациях под сокра­щение подпадают обычные служащие, тогда как представители админи­страции сохраняют за собой рабочие места, даже если их деятельность в минимальной степени полезна для работы предприятия или для эко­номики в целом. Даже замеченные в мошенничестве топ-менеджеры, де­ятельность которых приводит компанию к краху, выписывают себе серь­езные бонусы и оставляют без премий, а иногда и рабочего места немалое число подчиненных (это наблюдалось перед кризисом 2007 г. в США). «А тем временем пролетаризация нижних слоев буржуазии на зарплате сопровождается иррационально огромным увеличением вознаграждений для топ-менеджеров и банкиров. Столь высокие бонусы для них кажутся экономически иррациональными — особенно если учитывать, что, соглас­но недавним исследованиям, их размер обратно пропорционален успеш­ности компаний» [5].

С одной стороны, наблюдается безответственность топ-менеджмен­та. С другой — сохраняется потогонное производство с его тяжелыми условиями труда, угрозой для здоровья и жизни, унижением работников, гиперэксплуатацией, низкими зарплатами, отсутствием минимальной защищенности труда. Следовательно, «гибкий рынок труда» — социаль­но-трудовые условия, которые закрепляют и усиливают социально-эко­номическую поляризацию и несправедливость. Рост «гибкости», т. е. непостоянной занятости, оборачивается ростом безработицы и расши­рением бедности.

Пропагандирующие «гибкий рынок труда» предлагают отказ от поддерж­ки рабочих и их прав под прикрытием благопристойных фраз об эф­фективности, модернизации, росте ВВП и т. д. Ведь экономический рост не обязательно связан с ослаблением поляризации, повышением зарплат или расширением системы общественного обеспечения.

Ф. Энгельс писал: «Но кто даст рабочему гарантию, что завтра не насту­пит и его черед? Кто обеспечит ему работу? Кто ему поручится, что, если за­втра хозяин по какому-либо поводу или без всякого повода уволит его, он сможет просуществовать со своей семьей до тех пор, пока другой хозяин не согласится “предоставить ему кусок хлеба”? Кто убедит рабочего в том, что одного желания работать достаточно, чтобы найти работу, что чест­ность, трудолюбие, бережливость и все прочие добродетели, рекоменду­емые ему мудрой буржуазией, действительно приведут его к счастью? Ни­кто. Рабочий знает, чем он располагает сегодня, и знает также, что от него самого не зависит, будет ли у него что-нибудь завтра; он знает, что любой пустяк, любая прихоть работодателя, любая заминка в торговле могут сно­ва столкнуть его в тот страшный водоворот, из которого он на время спасся и в котором трудно, часто невозможно, удержаться на поверхности. Он зна­ет, что если у него сегодня и есть возможность просуществовать, то далеко нет уверенности в том, будет ли она у него завтра» [16. С. 265]. Эти слова отлично коррелируют не только с первой половиной XIX в., но и с нашей реальностью.

Неолиберальный капитализм с его «гибкостью» не приемлет ни гарантии рабочим, ни их права, ни трудолюбие как залог трудовой стабильности. Он стремится достичь максимальной эксплуатации труда и увеличения при­были, коммерциализировать все сферы жизни человека, минимизируя все формы заботы и помощи.

Нелепой представляется неолиберальная риторика о том, что монета­ризм предоставит трудящимся новые возможности взять на себя ответст­венность за свою жизнь и пользоваться свободой выбора. Иными словами, предлагается в лишении гарантий существования и социальной поддержки, четких трудовых (и жизненных) перспектив видеть благо, новые возмож­ности и свободу выбора. Выходит, перманентное чувство неуверенности в будущем, неустойчивость, зависимость от краткосрочных контрактов, от­сутствие трудовых прав и гарантий — это постоянная возможность делать выбор, развивать личный профессионализм, освободиться от изнуряюще­го трудового постоянства, стать ответственным, активным и готовым рис­ковать. Слово «возможность» здесь неуместно, однако выступает респекта­бельным рекламным оборотом.

Гибкость означает пластичность, способность трудового рынка под­страиваться к нуждам капитала. Имеется в виду одностороннее приспо­собление. Не предполагается адаптации капитала к нуждам трудящихся, к постоянно растущей минимальной зарплате, налоговым отчислениям, обязательному снижению рабочей недели, социальным выплатам и т. п. Похоже, в качестве конечного результата придания рынку труда гибко­сти следует воспринимать нормализацию потогонных предприятий, где люди (в том числе дети) трудятся по 12—14 часов в сутки, не имея ника­ких прав.

Тех же, кто противостоит гибкому рынку труда и другим нововведени­ям, которые преподносятся неолиберализмом, легко обвинить в инфан­тильности, нерасторопности, ригидности, нежелании принимать новые возможности, «бегстве от свободы» (используя язык Э. Фромма). Анало­гично выступающих против губительных для семьи ювенальных законов абсолютно необоснованно называют старомодными патерналистами, защитниками насилия в семье, полового неравноправия и жестоких на­казаний.

Один из примеров формирования гибкого рынка труда — решение пра­вительства Франции в 2006 г. Без общественных слушаний оно ввело Дого­вор первого найма, который позволял работодателям увольнять в течение первых двух лет работы без обязанности объяснять причины нанятых ими молодых людей в возрасте до 26 лет. Этим решением было частично от­менено право на труд, которое считается одним из основных завоеваний французских рабочих в послевоенные годы [3]. Кроме того, во Франции приняли трудовой контракт, касающийся фирм, которые нанимают менее 20 работников; эти фирмы составляли 66% бизнеса в стране. Контракт уч­редил право на увольнение любого человека в любое время и по любой причине, а соблюдение формальной процедуры и право на апелляцию от­менялись [13].

«“Модернизация” рынка труда обычно означает увеличение прав капи­тала и работодателей. “Модернизация” пенсионной системы… означает уменьшение прав пожилых людей. За этим термином редко скрывается расширение прав наемных рабочих, безработных или пенсионеров, и со­кращение — для капитала или государственных служащих» [14. С. 69]. По­нятие «гибкий рынок труда» — одно из множества эвфемизмов, которые лоббисты неолиберального мирового порядка используют в своей пропа­ганде.

Назовем некоторые из них. Под термином «свободный рынок» (и «сво­бодная торговля») понимается такое экономическое мироустройство, ко­торое будет приносить пользу и так наиболее сильным акторам мировой политики, т. е. архитекторам этого рынка, за счет наиболее слабых. «Сво­бодный рынок» предполагает открытие экономик независимых стран для транснационального капитала. Наиболее частое следствие этого — спад в экономике, ликвидация неконкурентоспособных секторов, катастро- физация социально-экономического положения населения. Следующий эвфемизм — «гуманитарная интервенция». Этим термином американский истеблишмент и зависимая от него пресса квалифицируют вероломные за­хватнические военные операции США и их союзников. Также их называют «военный пацифизм», «гуманитарный милитаризм», «стабилизация регио­на» или «мирная агрессия». Ранее вашингтонские политики поддерживали создание в Латинской Америке террористических организаций (эскадро­нов смерти), которые занимались пытками, похищениями и убийствами за несогласие с неолиберальной политикой, проводимой откровенно фа­шистскими диктатурами. Эти организации назывались «антитеррористи­ческими». Аналогичным образом власти современной Украины и поддер­живающий их Запад называют террористические действия в отношении народа Донбасса «антитеррористической операцией».

Также и понятие «противоракетная оборона» — еще один эвфемизм, поскольку применительно к США слово «оборона» означает «вероломная агрессия»; на это указывают не антиамериканские идеологические до­гмы, а живые страницы американской истории. Истребление деревень во времена Вьетнамской войны называлось «принудительной урбанизацией и модернизацией», а сама война — «освобождением вьетнамцев от комму­низма». Термин «политическая глобализация» означает политическую ге­гемонию меньшинства на мировом уровне против интересов большинст­ва. «Мировым сообществом» называют совокупность глобальных акторов, которые разворачивают неоколониальное закабаление мира под флагом неолиберализма и под эгидой основного неоимпериалистического госу­дарства — США. «Мировым (или общечеловеческим) достоянием» именуют ресурсы, которые должны находиться в руках не мира и общего человече­ства, а наиболее влиятельных сил этого мира. Насаждаемый глобальными монополиями рынок именуют «дерегулируемым». Американский импери­ализм скрывают словосочетаниями типа «благородное лидерство» и «раз­витие демократии в мире». Термин «глобальная стабильность» означает эксплуатацию международным капиталом огромного количества стран и народов. «Защитой прав ребенка» (ювенальная юстиция) именуют про­ект по разрушению семьи. Зверским пыткам (например, которые исполь­зуются американскими спецслужбами) дается тоже этически гнусное наи­менование — «допрос с пристрастием».

Ален Бадью вспоминает миф о «правах человека», который справедливо называет реакционным; этот миф на словах пропагандирует отказ от вся­кого насилия, а в реальности разжигает полицейский произвол и развя­зывает войны [2]. В неолиберальных государствах нередко жестоко подав­ляются акции протеста, а инакомыслящие преследуются (особенно это заметно в наше время в США, Европе и России), хотя политики непрестан­но вещают о правах человека.

Диктаторам свойственно именовать свой режим «демократическим». По­сле развала СССР пришедшие к власти в России неолибералы (которыми руководили чикагские советники) олигархическое разграбление народ­ной собственности называли «рынком», придавая этому термину респек­табельный вид, а повсеместную манипуляцию общественным сознанием подменяли терминами «свобода слова» и «демократия». Также демократией называют власть олигархического и компрадорского меньшинства. Свобо­да для либералов — это зависимость от рынка. «Фашистом» либеральный новояз именует противника рынка. Российские реформаторы реализуют огромное число разрушающих систему образования мер (жесткая бюро­кратизация и коммерциализирование школы, укрупнение школьных клас­сов, сокращение учебных заведений и слияние их вместе), называя эту де­ятельность эмоционально позитивным термином «оптимизация» [7].

По аналогии, обратившись к марксизму, можно найти много примеров других превращенных форм. Ф. Энгельс писал, что понятие «националь­ная экономика» не имеет смысла, пока правит бал частная собственность. Хотя англичане бедны, их «национальное богатство» крайне велико. Также и понятие «национальная (или общественная) экономия» бессмысленно, т. к. ее следовало бы называть «частнохозяйственной экономией» — ведь общественные отношения существуют для нее ради частной собствен­ности [15]. Аналогичным образом понятия «общественная безопасность» и «общественные интересы» используются, когда речь идет о безопасно­сти олигархического бизнеса и об интересах буржуазии. Еще В. И. Ленин приводил пример газет, которые «стараются восхвалять успехи русских ка­питалистов и превозносить заботы правительства о кошельке банкиров, фабрикантов, купцов и землевладельцев под флагом забот о народе» [9. С. 272]. Ленин также указывал на авторов, которые выдавали за общий про­гресс процветание буржуазного меньшинства [8] и тем самым совершали привычную и для нашего времени подмену понятий.

Категория «заработная плата» формирует видимость оплаты за труд, хотя речь идет об оплате только за часть труда наемного работника, который с помощью своей рабочей силы создает прибавочную стоимость для капиталиста. Недаром говорилось, что наемный труд производит чу­жое богатство и собственную нищету [12]. Зарплата и прибыль находятся в антагонизме, и потому убеждение о величине зарплаты как результате свободного соглашения между работником и капиталистом — фикция; ра­бочий вынуждается соглашаться на низкую зарплату, а капиталист желает удерживать ее на наиболее низком уровне. Причем если отдельный капи­талист хочет снизить издержки на зарплатах своих сотрудников, то весь класс капиталистов желает сохранять высокую покупательскую способ­ность общества, чтобы оно приобретало создаваемые товары, и этот пара­докс остается неразрешимым при капитализме.

«В любую эпоху язык политики склонен к порождению эвфемизмов, поскольку власть — искомая или приобретенная — не желает открыто по­казывать себя» [1. С. 276]. Вот и архитекторы неолиберализма стремятся скрыть свои истинные проекты и цели, которым они следуют, за береж­но припасенными и сконструированными псевдопонятиями. «И подобно тому, как в обыденной жизни проводят различие между тем, что человек думает и говорит о себе, и тем, что он есть и что он делает на самом деле, так тем более в исторических битвах следует проводить различие между фразами и иллюзиями партий и их действительной природой, их дейст­вительными интересами, между их представлением о себе и их реальной сущностью» [10. С. 67—68]. Положительные наименования служат прикры­тию отрицательной сущности. Термины и создаваемые ими образы рас­ходятся с обозначаемыми ими явлениями. Факт обозначения устраняется, оно становится не просто ускользающим, а ложным. Формируется ди­станция между общественной видимостью (которая претендует на статус реальности) и темной действительностью. Происходящее можно назвать осуществлением власти имени, господства именования. «Понятия — это не просто слова, они структурируют политическое пространство и в этом смысле обладают перформативным эффектом» [6].

Кроме описанного лингвистического механизма, используется метод «расчистки понятий», при котором из господствующего дискурса целена­правленно удаляются некоторые термины; причем (в чем кроется двойная хитрость) умалчивается это удаление. Например, в наше время почти не используется понятие «эксплуатация», хотя само явление эксплуатации осталось главенствующим. Неолиберальная мысль тщательно избегает по­нятий типа «эксплуатация рабочего класса», «конфликт труда и капитала», «социальная (не)справедливость» и «классовая борьба» — поскольку они ее успешно подрывают. Причем эксплуатация носит многосторонний харак­тер. Она проявляется непосредственно в трудовой сфере, когда капиталист извлекает из труда рабочих прибавочную прибыль. Она же используется и в области влияния на массовое сознание: рекламу и пропаганду, кото­рые манипулируют сознанием и стимулируют выгодное для рекламиста поведение реципиента, иначе как эксплуатацией не назвать. Однако если этот термин исчез из употребления, то представляется, что эксплуатации нет. Парменид в свое время постулировал невозможность помыслить не­бытие. Аналогичным образом ускользает от мышления явление, если для него не имеется понятия. Заботливое вычищение означающего из дискур­са формируют трудности в когнитивном улавливании означаемого.

Миф, тщательно скрываемый за подменой или расчисткой понятий, искажает суть продвигаемого проекта, наделяет его позитивными смысла­ми, а потому трансформирует у реципиента восприятие происходящего и оказывает воздействие на выбор будущего для социума. При манипуля- тивной легитимации неолиберального проекта общество его принимает и обрекает себя на последствия, к которым реализация данного проекта приводит, но о которых лоббисты умалчивают.

❖ ❖ ❖

Таким образом, неолиберальные меры способствуют глубокому закре­пощению общества, демонтируют социальное государство и снижают до минимума социальную поддержку. Гибкий рынок труда — один из зна­чимых проектов неолиберализма, посредством которого нивелируются права рабочих и абсолютизируются права работодателей. Апологеты неолиберализма, как и любой непопулярной в обществе идеологии, ис­пользуют большое число лингвистических манипуляций, отвлекающих общественное внимание от ее сути, посредством которых ультрарыноч­ный проект выставляется в эмоционально положительном виде. Поэтому становится необходимым рост в обществе нелиберального гражданско­го сознания, которое позволит противодействовать реализации рыноч­ных мер.

Литература

1. Андерсон П. Перипетии гегемонии / пер. с англ. Д. Кралечкина ; под науч. ред. В. Софронова. М. : Изд- во Института Гайдара, 2018.
2. Бадью А. Истинная жизнь / пер. с фр. В. Липки. М. : РИПОЛ классик, 2019.
3. Валлерстайн И. Иммиграция: протест на протест? // Скепсис. — http://scepsis.net/library/idhtml (дата обращения: 14.11.2021).
4. Грамши А. О детективном романе // Грамши А. Избранные произведения : в 3 т. М. : Издательство иностранной литературы, 1959. Т. 3: Тюремные тетради.
5. Жижек С. Восстание буржуазии на зарплате // Лiва. 2012. 18.01. — http://liva.com.ua/salaried-bourgeoisie.html (дата обращения: 12.02.2022).
6. Жижек С. Мой европейский манифест // Центр политического анализа. 2021. 14.05. — https://centerforpoliticsanalysis.ru/position/read/id/moj-evropejskij-manifest (дата обращения: 16.02.2022).
7. Ильин А. Н. Образование, поверженное реформами. М. : Университетская книга, 2020.
8. Ленин В. И. Аграрный вопрос и «критики Маркса» // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М. : Издательство политической литературы, 1967. Т. 5.
9. Ленин В. И. Новый фабричный закон // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М. : Издательство политической литературы, 1967. Т. 2.
10. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. М. : АСТ, 2021.
11. Маркс К. Капитал : Критика политической экономии. Том первый. Книга I: Процесс производства капитала // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 1-е. М. : Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. Т. XVII.
12. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или Критика критической критики : Против Бруно Бауэра и компании // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М. : Государственное издательство политической литературы, 1955. Т. 2.
13. Рамоне И. Закат Европы отменяется // Скепсис. — http://scepsis.net/Hbrary/idhtml^#ftnref2 (дата обращения: 12.11.2021).
14. Терборн Й. От марксизма к постмарксизму? / пер. с англ. Н. Афанасова ; науч. ред. и предисл. А. Пав­лова М. : ИД Высшей школы экономики, 2021.
15. Энгельс Ф. Наброски к критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М. : Государственное издательство политической литературы, 1955. Т. 1.
16. Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М. : Государственное издательство политической литературы, 1955. Т. 2.

 

Ильин А.Н. Неолиберальный порядок и гибкий рынок труда // Свободная мысль №2 (1692), 2022. С. 95-106.