Кризис экологии и экологического сознания в обществе потребления

В статье рассматривается проблема угнетения природы в условиях гло­бального технократически-консюмеристского общества. Исходя из потре­бительских стратегий максимизации прибыли, бизнес (в том числе глобаль­ный) усиливает избыточное давление на природу. Для общества потребления характерен тренд не просто приобретения вещей, а приобретения именно новых брендовых вещей. Культ новизны выливается в перманентное потреб­ление, в погоню за быстро изменяющейся модой. Мода и реклама призывают осуществлять нерациональный цикл «покупка — выброс — покупка». В статье показано, что культура потребления нейтрализует экологическое сознание. Также представлена общая характеристика возрастания экологических рисков, связанных с развитием технологической инфраструктуры.

Ключевые слова: природа, экология, потребление, технократически- консюмеристское общество, экологическое сознание, риск, общество риска.

Современный глобальный мир — это мир технократического потребительско­го капитализма. Технократически-консюмеристские (прогрессивистские, техно­генные) общества воспринимают природу как субстанцию, заслуживающую пора­бощения человеком, и делают акцент на прикладной науке, вырабатывающей мето­дологию закрепощения природы. В отличие от них традиционалистские общества воспринимают себя интегрированными в природу как живой метаорганизм и вме­сто прикладной науки делают ставку на традиции, мифы, религию. Технократизм абсолютизирует инновационность и научно-технический прогресс, надеясь на до­стижение социального, экономического, технологического совершенства в будущем. Традиционализм холодно относится к прогрессу, усматривая «золотой век» человечества в прошлом, а в будущем видит продолжение прошлого.

По замечанию А. Н. Чумакова, глобальные изменения и общечеловеческие проблемы — результат многовековых количественных и качественных трансфор­маций как в общественном развитии, так и в системе «общество — природа»; при­чины их появления укоренены в истории становления современной цивилизации, которая породила обширный кризис индустриального общества и технократиче­ски ориентированной культуры [Чумаков 2012]. Ранее успехи индустриального капиталистического развития формировали и укрепляли веру в прогресс всех сфер жизни общества, в возможность человека безнаказанно покорить природу. По мере усложнения знания об окружающем мире происходило углубление науч­но обоснованных методов влияния на мир, на природу. Процесс усовершенство­вания технологий вел к усовершенствованию деятельности человека, преобразо­вывающего природу. Техногенез в своей развитой форме создал возможность для давления на природу, для реализации волюнтаристской деятельности по отноше­нию к окружающей среде.

В итоге совершенствование влияния на природу превратилось в антиприрод­ную деятельность. Как отмечает М.А. Жутиков, построен внутренне отторгнутый от природы, антагонистичный ей (и жизни) «синтетический мир», который под­чиняется собственным законам, полагая природу служанкой для удовлетворения своих потребностей, а ее ресурсы — своим материалом. Он прорастает в живые ткани природы и замещает их собой, что следует квалифицировать как злокаче­ственное перерождение техноцивилизации [Жутиков 2010]. Человек создал высо­кий уровень комфорта из природного материала. Однако этот комфорт сегодня оборачивается рядом экологических проблем. Человеку не удалось достичь иско­мой свободы от природы, от ее слепой силы. И это закономерно, ведь части не дано обрести свободу от целого. Победа человека над природой — это победа в том числе над самим собой. Человек втянул себя собственными победоносными действиями в состояние погребенности под завалами своего триумфа. Поэтому вполне обоснова­ны десакрализация идеи спасения с помощью НТП от всех грозящих человечеству бед и формирование нового подхода, согласно которому данная идея именуется мифологемой, тотальным заблуждением. Возникает противоречие между мощ­нейшим развитием техники и недоразвитостью экологического сознания человека.

На протяжении веков человечество повышало с помощью НТП производи­тельность труда и объем производимой продукции, не заботясь о цене этого ро­ста, которая стала наиболее ощутимой именно в последнее время. У природы бе­рется максимум любой ценой — путем использования ресурсозатратной и разру­шающей природную среду техносферы, которая, вступив в антагонистическое противоречие с окружающей средой, стала детонатором гибели человечества [см.: Ковальчук и др. 2013]. Человек превратил природу в вещь-исключительно-для- себя. Проективно-конструктивное отношение к миру, воплощенное в попытке человеческого контроля над окружающей средой, ее преобразования, привела не только к освобождению человека от природы, но и к возникновению антагонизма «антропность — природность». Человек как часть природы противостоит природе, избрав самого себя в качестве меры всех вещей. Он представляет планету как сы­рье, которое позволительно безраздельно расхищать ради выгоды. Если в антич­ном мире разум был призван осмысливать мир, то в Новое время — преобразовывать его. Если ранее природа метафорически представлялась как живой организм, теперь — как механическая машина, бездушие которой как бы делает из нее пас­сивный объект, позволяет творить с ней что угодно. Может быть, есть смысл не забывать мудрость прошлых веков, а вспомнить ее с учетом дня сегодняшнего. Подчиняя себе природу, как бы антропологизируя ее, человек тем самым увели­чивает риски для антропности. Подчиняя природу, он аннигилирует среду, без которой не может существовать. Если человек и природа не едины, то по крайней мере они неотдалимы друг от друга. И человек нуждается в природе намного больше, чем природа — в нем. Наконец, благополучие человека и природы тесно связаны. Человек существует потому, что существует природа, но не наоборот.

Как заметил еще Г. Маркузе в эссе «Природа и революция», новому (социа­листическому) обществу надлежит ненасильственно осваивать природу, которая должна предстать не веществом, но жизненной силой с присущими ей правами, субъект-объектом. Пока же, в условиях технократического капитализма, она стала «объектом научно организованной агрессии» [Маркузе 2011: 363] — не просто ис­пользования, а именно агрессии. Ведь иначе то, что человечество делает с приро­дой, назвать нельзя. Человеческое освоение природы обернулось бесчеловечным ее угнетением. «Но институты капитализма беспрецедентно поддерживают всех людей (как власть имущих, так и простых людей) в жадности на законных осно­ваниях… Глобальное “массовое производство, массовое потребление и массовые отходы” загрязняют Землю все с большей скоростью и в больших масштабах, и все больше толкают человечество к глобальному экологическому кризису. Та­ким образом, мы можем утверждать, что институт капитализма также является причиной глобального экологического кризиса» [Лю 2013: 40]. Похожее мнение находим у И. Валлерстайна [Глобалистика. 2016: 43-44], который в качестве важных причин деградации окружающей среды видит потребность предпринима­телей в сокрытии издержек на экологические меры (эти издержки — барьер для максимизации прибыли) и недостаток стимулов для принятия экологически целе­сообразных решений [Валлерстайн 2004].

Ранее мы рассмотрели проблему антиэкологического потенциала культуры потребления [Ильин 2013]. В данной статье мы углубим наш анализ. Глобальная экологическая нестабильность перманентно нарастает, и одним из ее главных движущих сил является потребкульт, который в экоконтексте следует определять как метадеформацию сознания и деятельности общества, препятствующую фор­мированию и реализации экологических модернизационных проектов. Именно на базе технократического антропоцентричного уклада возникло общество потреб­ления, которое сегодня, в эпоху актуализации глобальных экологических про­блем, призвано быть трансформированным в новый тип цивилизационного разви­тия, преодолевающий недостатки как традиционализма, так и прогрессивизма. Те ценности, которые с точки зрения технократизма кажутся абсолютными и непо­грешимыми, необходимо подвергнуть критике.

Логика рынка решает задачи, выгодные определенному субъекту и имеющие сиюминутное значение, тем самым создающие проблемы другим субъектам, а возможно, и самому инициатору решения этих задач в долгосрочной перспективе. Частный экономический актор ориентирован на прибыль, а расходы на природо­охранную деятельность, на экологическую оптимизацию своего производства считает нерациональными в смысле выгоды издержками. Исходя из позиции собственника, подход по минимизации мер является разумным. С точки зрения инте­ресов общества он оказывается совершенно неразумным. Экологически ответ­ственным может быть государство, но не частный бизнес. Рациональность и оп­тимальное планирование каждого отдельного актора приводят к «производствен­ному хаосу».

Псевдопотребность перепотреблять фундирована стремлением держателей капитала посредством моды и рекламы «воспитывать» общество так, чтобы каж­дый покупал как можно больше, выбрасывал купленные товары как можно рань­ше и покупал вновь. Производители гаджетов постоянно создают новые модели и рекламируют их, чтобы потребители сокращали срок пользования каждой мо­делью и заменяли ее другой, даже если предыдущая находится во вполне функ­циональном состоянии. Здесь имеется в виду эффект морального устаревания то­варов, феномен не технологической истощенности, невозможности дальнейшей эксплуатации, а выхода из моды. Или же производители используют эффект фи­зического устаревания товара, когда сотовый телефон, телевизор, компьютер, хо­лодильник и т. д. производятся недолговечными; в таком случае покупатель будет вынужден старый поменять на новый. Оба эффекта являются запланированными, специально используемыми и в конце концов обеспечивают функционирование принципа перманентного обновления вещей [Ильин 2014; 2015].

Возникает впечатление, что человечество не может остановиться в своей ан­типриродной деятельности. Такое впечатление вполне закономерно при взгляде на крупные корпорации, которые создают все больше ненужных гаджетов, обес­печивают их быстрое устаревание и своим маркетингом приучают общество «ид­ти в ногу со временем», покупая и выбрасывая, затем снова покупая новые устройства и через непродолжительное время их выбрасывая, чтобы приобрести еще более новые, усовершенствованные, наделенные статусом, символичностью. Руководство корпораций понимает антиприродный эффект от своей сверхпроиз­водительной деятельности. Однако когда дело касается прибыли и выживания в конкурентной среде, экологические приоритеты уходят на задний план. Когда есть бизнес, нет времени и ресурсов задумываться об экологии — особенно если бизнес построен на эксплуатации природных ресурсов. Корпоративные интересы для воротил капитала выше интересов человечества. Фразу одной из героинь футурологического романа А. Зиновьева «Глобальный человейник» можно приме­нить и к наличной реальности: «Мы перешли границу нашей власти над приро­дой. В результате мы потеряли власть над самой нашей способностью властво­вать над природой и перекраивать ее по своему усмотрению. Мы вступили в высшую фазу нашей искусственности — она сама стала для нас естественностью высшего уровня» [Зиновьев 2003: 248].

Приобретая новый гаджет и выбрасывая предыдущий только потому, что он вышел из моды, мы редко задумываемся, что такими действиями укрепляем ан­типриродную капиталистическую систему. Ведь каждое такое потребительское действие по сути носит антиприродный характер. Но в нашем сознании играет значительную роль «магия малых чисел», эффект минимализма, согласно кото­рому формируется идеологема «подумаешь — поменял телефон, из-за меня одного ни с чего не убудет». Но когда таких «меня одного» насчитываются миллионы и сотни миллионов, тогда этот солипсистский минимализм перестает себя оправды­вать. Однако он все равно функционирует в сознании потребителя. Ведь перед его

 

взором не встает картина миллионов других, таких же, как он, кто покупает, вы­брасывает до срока реального (физического) износа изделия и снова покупает. Он не видит, сколько ресурсов расходуется на каждый предмет его вожделения и сколько расходуется на огромные тиражи этих предметов. Он не лицезреет сово­купный итог деятельности всех этих «меня одного». Он вовлекается в бессмыслен­ный цикл «потребление — выброс — потребление» не сообразно своим личным по­требностям, а сообразно тем потребностям, которые ему навязывают мода, реклама и маркетинг как мощные элементы потребительской инфраструктуры.

В обществе потребления, где искусственным путем задается быстрый темп циклу «купил — выбросил — купил», увеличивается избыточное производство, ко­торое создает не действительно необходимые для удовлетворения нормальных человеческих потребностей продукты, а гаджеты, нужные для удовлетворения фиктивных (навязанных модой и рекламой) потребностей. Для этого необходимо нарастание используемого сырья. Вследствие такой производственной избыточ­ности возникают две масштабные проблемы: 1) гипериспользование ресурсов; 2) нарастание объема мусора различных видов (загрязнение атмосферы, воды, почвы и т. д.). Идеология потребления вместо экономии, солидарности, самоогра­ничения, скромности абсолютизирует противоположную ценность — безответ­ственную трату. Безудержный консюмеризм приводит к кризису личности, обще­ства и природы.

Как отмечает В.А. Кутырев, характерный для современного общества по­требления хаотичный новационизм своим острием направлен в сердце экологии [Кутырев 2011]. С этим безумным процессом новационизма автор связывает та­кие понятия, как «устойчивая неустойчивость», «непрерывный кризис», «де(э)волюция человеческого бытия», «эпоха Вырождения», «новационная истерия» и «неомания». Экологически ненормально, когда изделия устаревают на этапе свое­го начального функционирования или вообще на этапе замысла, когда происхо­дит бесконечная требующая ресурсов смена гаджетов, руководимая не их реаль­ным изнашиванием, а выходом из моды. Экологически ненормально, когда не прогресс служит целям общества, а общество, человек и природа становятся ин­струментами прогресса, этой выгодной столпам коммерции новационной исте­рии. Общество и человек превращаются в человеческий фактор, в юзеров (поль­зователей) прогресса, проходящих перманентную идеологическую обработку, призывающую много потреблять и не останавливаться на достигнутом. В резуль­тате такой прогресс оборачивается экологическим упадком и регрессом самого общества и человека, их потребностно-духовной сферы.

Технократическая потребительская цивилизация ненасытна в принципе, а по­тому антиприродна и антибиосферна. Она расточает ресурсы так, что превраща­ется во врага биосферы и природы, а заодно в паразита-самоубийцу, если рас­сматривать данное явление в глобальном — планетарном — смысле. Человечество — элемент более крупной и сложной системы — Биосферы Земли. Ее состояние, как пишет Е.Д. Яхнин, определяется воздействием на нее внешней среды и взаимо­действием составляющих ее элементов друг с другом. Воздействие среды (окру­жающего биосферу земного и солнечного вещества) осталось прежним, а взаимо­действие составляющих ее элементов изменилось вследствие влияния человече­ства (как ее элемента) на природу, и биосфера стала терять устойчивость [Яхнин 2009]. Природа представляет собой вещь, призванную удовлетворить неумерен­ный аппетит современной цивилизации.

Потребительский парадокс заключается в том, что рынок товаров и услуг сверхизобилен, но построенный урбанистический порядок сформировал нехватку свободного времени, чистых воды и воздуха, зеленых массивов и тишины. Капи­талистический мир, фундированный интересами повышения прибыли, характери­зуется своим остатком в виде совокупности предельно различных видов отходов, которые настолько многообразны, что поддаются самой обширной классифика­ции. Сегодня одной из максимально серьезных угроз для жизни человечества и всего живого становится сам человек, а точнее, его отношение к природе и осно­ванная на этом отношении система деятельности. Угрозой стал одновременно как человек-производитель-капиталист, так и человек-потребитель, «воспитываемый» этим производителем и созданной инфраструктурой потребления (мода, реклама).

По замечанию Д.И. Дубровского, объем воспроизводимых планетой за 1 год ресурсов человечество потребляет за 9 месяцев, но маховик потребительства про­должает раскручиваться: больше потреблять, чтобы больше производить, чтобы еще больше потреблять [Конвергенция… 2012]. Сегодняшнее давление на приро­ду осуществляется далеко не всегда ради благих целей. Значительное давление происходит ради удовлетворения навязанных модой и рекламой фиктивных по­требностей, в угоду принципу «потребление ради потребления», своей целевой самозамкнутостью демонстрирующему свою полную бессмысленность. Человек адаптируется к условиям среды, но и адаптирует их к своим потребностям, кото­рые претерпевают рост и трансформации в процессе человеческой истории, пере­растая всякие разумные масштабы.

* * *

Еще в конце 20-х гг. XX в. Х. Фрайер высказывал предположение о возмож­ности утраты контроля над техникой [Фрайер 2011]. Также Н. Бердяев заметил, что человек бессилен справиться с техническими силами, которые он высвободил и которым дал ход, а овладение природой неосуществимо через вражду и отчуж­дение от нее [Бердяев 1916]. Именно в век повышенного комфорта максимально выросли различные риски, что позволило дать современности еще одно назва­ние — общество риска [Beck 1992; Бек 2001; Бехман 2007]. Вероятность опасно­стей теперь зависит не столько от природы и судьбы, сколько от решений челове­ка, последствия которых в современном сложном мире сопряжены с высокой до­лей неопределенности. Усложнение техники увеличивает риск снижения качества ее управления (также его снижает наблюдающийся культурно-интеллектуальный регресс), вероятность ошибок, которые могут иметь очень высокую цену и при­водить к серьезным последствиям. Чем сложнее техника, тем больше в ее работе непредвиденности и неопределенности, что, в свою очередь, актуализирует рост принятия неожиданных решений с малоизвестными последствиями. И чем боль­ший масштаб получает развитие техносферы, тем меньше «свободы» остается у природы. Следовательно, мир становится все более зависимым от человека, от тех, кто принимает решения, кто их проектирует (рассчитывает), и тех, кто сти­мулирует к определенному вектору принятия решений. Научно-техническая си­стема обеспечивает человечество, но сама выходит из-под обеспечения. Нарастание сложности этой системы вступает в противоречие с человеческой спо­собностью этой сложностью управлять.

Разум создал воистину громадную промышленную мегамашину, которая движет цивилизацию вперед. Однако в лице этой мегамашины не перед отдель­ным человеком или обществом, а перед всем человечеством встала угроза само­уничтожения. И такая угроза стоит перед нами впервые, ибо никогда ранее НТП не достигал масштаба современности. У нас нет возможности посмотреть назад, обратиться к некоему прошлому опыту, к исторической памяти, и ответить на вопрос, как с подобными проблемами было покончено раньше, — ведь подобных проблем никогда не возникало. Потенциальный ущерб от совокупной деятельно­сти имеющихся технологий по степени своей невосполнимости превзошел воз­можности любого — даже самого богатого — воображения. Один из показателей масштабности НТП — создание технологий, которые могут привести к невозме­стимому ущербу и последствия от функционирования которых необратимы.

Причем к необратимым последствиям может привести как функционирование одних технологий, так дисфункциональность других. В первом случае мы гово­рим о сопряженности с огромным ущербом для среды вполне нормальной, то есть не связанной ни с какими поломками, деятельности (например, той, которая со­здает промышленные продукты и при этом загрязняет окружающую среду). Во втором случае речь идет о поломках, которые способны вызвать катастрофу (вспомним Чернобыльскую АЭС, Саяно-Шушенскую ГЭС). Ущерб как от функ­циональности, так и от потенциальной дисфункциональности технологий — по­казатель прогресса. Человек стал демиургом в том смысле, что ему открылись колоссальные возможности по преобразованию мира, учитывая новые прорывы в самых разных сферах науки и техники. Но он стал демиургом и в том смысле, что ошибки в решениях или сбои в технологических цепях могут вызвать такие антижизненные явления, какие нашим предкам даже не снились. Становясь все­могущим в области созидания, человек параллельно с этим обретает всемогуще­ство в области разрушения. Масштаб прогресса обернулся масштабом потен­циальной катастрофы.

Рост влияния научного знания и расширение научно-технической инфра­структуры являются факторами как прогресса, так и рисков, как достижения це­лей человека, так и глубокой аномалии. Ведь на основе науки создается техниче­ская мегамашина. Общество знания, общество риска и общество потребления — разные названия одного явления. Наука и технология выступают здесь в трех ипостасях: 1) средство диагностики рисков, распознавания в тех или иных явле­ниях рисковой составляющей; 2) средство разработки новых способов защиты от угроз; 3) источник рисков. Благодаря науке и технологии человек осознает важ­ность проблематики риска, выбора и принятия решений. Но осознание такой важности, в чем и заключается парадокс, основано на понимании ненадежности техники, научного знания, даваемых им рекомендаций и прогнозов. Почти любая рекомендация, любой прогноз в столь сложной реальности меняют абсолютный характер на вероятностный.

Сложная реальность характеризуется неполнотой знания о последствиях внедрения технических нововведений. Чем сложнее технореальность, тем шире прогностическая неполнота и тем в большей степени ускользает управляемость технообъектами. Нарастание сложности определяет рост как вероятности ошибок в прогнозах, так и серьезности последствий ошибок. «… Масштабное планирова­ние так легко превращается в самоопровергающиеся предсказания. …В совре­менном мире так легко проигнорировать, не заметить настоящие угрозы и быть убежденным в каких-то фиктивных преимуществах, а еще легче верить в какие-то фиктивные угрозы и не замечать того, что действительно является позитивным» [Марквард 2003]. Ожидания будущего, планирование и прогнозирование все в большей мере расходятся с действительностью, приобретают многовариантность, так как в условиях чрезмерно сложной реальности почти любой прогноз может сталкиваться с бифуркационными процессами, вступать в зону неопределенности и вероятности.

Парадоксально то, что человечество всегда стремилось к конституированию максимально безопасного и комфортного мира для себя. Но постепенно создавая технологии повышения комфорта и безопасности, оно в этих же технологиях со­здавало риски. Техника, призванная нас обезопасить в одном аспекте нашей жиз­ни, способна снизить безопасность в другом. В течение развития цивилизации одни угрозы были побеждены, но их место занимали новые, и некоторые из них возникали вследствие деятельности человека по борьбе с предыдущими угрозами. Развитие цивилизации — это вместе с тем перманентная трансформация спек­тра опасностей и угроз для человека. И опасность как таковая никуда не исчезла, а в наше сверхтехнологичное время приобрела максимальную силу, с которой человечество никогда раньше не сталкивалось. Достижение полной безопасности и абсолютного комфорта оказалось невозможным, и дверь в Эдем по-прежнему закрыта для того, кто, согласно библейской фразеологии, был изгнан из рая. Бо­лее того, прогресс науки и техники дал нам возможность сформировать «почти райские» условия жизни. Но этот прогресс в своем потенциале содержит возмож­ность превратить данные условия в «почти адские». Техносфера, это проявление искусственного, расширяясь все дальше и дальше, наступает на естественное и тем самым вытесняет человека как такового.

Мало того, сознание становится аутистичным, дерационализированным и де­гуманизированным. Оно отстраняется от осмысления опасностей и рисков, за­крывается от них, проявляет эскапизм. По мнению С.Г. Кара-Мурзы, основой дефекта сознания служит механистический детерминизм, редуцирующий миро­здание до часового механизма, в котором все предопределено, а потому любые проблемы поправимы, и опасаться нечего. Если мир — часовой механизм, все об­ратимо и предсказуемо, и нет повода для тревоги. Идея свободы уничтожила от­ветственность, идея прогресса — память, а идея всесильности человека — необхо­димость серьезного предвидения угроз [Кара-Мурза 2010; 2012]. Помимо этого, основой дефекта сознания выступает потребкульт, который не просто отвлекает от осмысления возможностей преодоления рисков, а вообще не позволяет их уви­деть, предвосхитить даже в условиях их реального присутствия.

Методология контроля за исчадиями прогресса все более и более отстает от самого прогресса. В мире посредством НТП и соответствующего типа культуры увеличивается разрыв между (ограниченным) мышлением о рисках и воплощен­ной в поведение этикой, с одной стороны, и самими рисками — с другой. Челове­чество создает новую сверхсложную технику, своей деятельностью осуществляет технический прогресс, но само в части прогнозирования и предотвращения исхо­дящих от техносферы опасностей не прогрессирует; опасности развиваются быстрее сознания человека, которое не поспевает за прогрессом. Вероятность риска растет быстрее, чем человек умнеет.

Каждое поколение призвано преодолевать проблемы своего времени, но каж­дое новое поколение наследует проблемы прошлого и создает свои; поэтому фра­за «угрозы своего времени» потеряла смысл. «… Если все человечество подчинит­ся ценностям потребительского общества, оно столкнется с жесточайшим дефи­цитом солнечной энергии и невозобновимых ресурсов Земли. Глобальное нарушение человеком баланса природных экосистем порождает эффект бумеран­га: когда несущая способность среды многократно превышена, она превращается из поглотителя рисков в их производителя и распространителя. Эти риски, рас­пространяясь и трансформируясь, в конечном счете создают ситуацию, когда со­стояние среды обитания начинает диктовать обществу правила игры не только “здесь и сейчас”, но и на ближайшее будущее. В мировой повестке дня безопас­ность и наличие ресурсов жизнеобеспечения вытесняют благополучие и процве­тание» [Яницкий 2011: 161, 161-162].

Может быть, человечество пришло к состоянию, когда достигнут (естествен­но, не обеспечен для всех в условиях экономической поляризации между страна­ми) избыточный уровень потребительского комфорта, комфорт с остатком, кото­рый и сопряжен с рисковостью. Вместо дальнейшего продвижения прогресса не актуальны ли, наоборот, его замедление и одновременно как бы заморозка свя­занных с ним рисков? Возможно, стоит задуматься о важности замены прежнего курса, фундированного ритмикой времени, постоянным движением, на курс за­стывшего времени.

* * *

Глобальная экологическая катастрофа более чем вероятна, несмотря на идеи постмодернизма, согласно которым мы уже живем в постапокалиптическом об­ществе, что апокалипсис позади, что нашим апокалипсисом является наступление виртуального, которое лишает нас реального конца. Если эти постмодернистские воззрения относятся скорее к концу не самой реальности, а восприятия человеком и обществом реальной действительности (хотя философия постмодерна склонна к отождествлению реальности и ее восприятия), которая вытесняется потоками симулякров, то симулякризация на уровне потребления — угроза не только восприя­тию реальности, но и самой реальности.

Становятся понятны отдающие эсхатологией предзнаменования о различных концах — конце истории, экологии, природы и т. д. В эпоху потребления история регрессирует, перед ней нет нового вектора движения. Человек долгое время вел борьбу с природой, породившей и кормившей его. Возомнив себя венцом творе­ния, этот единственный из всех детей природы бунтарь счел свое отделение от нее необходимым фактором прогресса человечества. Сейчас, в эпоху «переразви­того мира», несмотря на очевидную ошибочность такого убеждения, процесс от­даления человека от природы происходит в еще больших темпах. Человек разум­ный породил человека потребляющего. «Но когда желание оградить себя от са­мых опасных, смертельных природных явлений преобразуется в стремление к комфорту, к изоляции от всего трудного, от всего неприятного для изнеженного представителя цивилизации, когда поступательное повышение уровня отчужде­ния от природы становится доминантой развития, когда эволюция подменяется научно-техническим прогрессом, обеспечивающим все большую и большую сте­пень отчуждения, — отчуждения вплоть до настоящей, крайней враждебности — вот тогда и закладываются предпосылки глобального системного кризиса» [Салин 2010: 78].

Необходим выход науки и практики на более рефлексивный уровень, чтобы минимизировать свою отстраненность от последствий собственной деятельности. Это особо актуально в мире, который характеризуется ростом побочных незапла­нированных последствий, возникающих как результат функционирования науки и технологий, ради неких утилитарных целей игнорирующих «второстепенное», то есть собственно экологические приоритеты. Отношение к науке также должно измениться. Сегодня наука стала мыслиться не как экспертная область наложения запретов на ту или иную деятельность и предупреждения о последствиях, а как инструмент увеличения благ вслед за растущими потребностями.

Важна ориентация на интенсивный путь развития, при котором увеличивается эффективность использования ресурсов и сокращаются затраты. Но для этого ну­жен отказ от доминирования потребительской идеологии, которая требует роста потребления, учит каждого позиционировать себя, свой статус, свою значимость наличием модных и дорогих гаджетов последней модели. Однако отказ от куль­туры потребления вряд ли возможен в условиях капиталистического уклада, сле­довательно, требуется упразднение господства рынка. Такое упразднение — не просто требование, а показатель современности мышления, актуальности мысли для реалий сегодняшнего дня. Настоятельно необходим примат экологии и этики над экономикой.

Экологизация всеобщего сознания, в свою очередь, является его этизацией и формированием природосообразной модели жизнедеятельности. Необходимо государственно санкционированное внедрение в СМИ экологического контента как антипроявления контента потребительского. Р. С. Сартаева, А. Н. Нысанбаев и А. Сагикызы отмечают весьма важные принципы экологического мировоззре­ния: 1) принцип целостности (существуют всеобщие связи, мир целостен, и от поведения каждого из нас зависит сценарий будущего состояния мира); 2) прин­цип коэволюции (совместное развитие человека и среды, из которого вытекает необходимость соотносить потребности человечества и возможности биосферы) [Сартаева и др. 2015]. Формирование экологического мировоззрения, в свою оче­редь, приведет к формированию экологической культуры, которую есть смысл противопоставить по ее ценностно-смысловым характеристикам культуре по­требления. Мир вошел в ту точку цивилизационного развития, когда у каждого человека, у бизнеса и властей появились обязанности перед природой, перед эко­логией. Вместо антропоцентрического требуется экосистемное (собственно эко­логическое) мировоззрение, которое должно преподаваться в школе и воспиты­ваться различными способами. Согласно экосистемному подходу, место человека в мире не такое уж большое, и чем большее «пространство» он стремится занять, тем меньше его остается у природы, что, в свою очередь, скажется в конце концов на самом человеке. Мир существует отнюдь не только для человека.

Возлагаются надежды на экологическое образование, цель которого — фор­мирование экологической культуры с ее ценностным отношением к живой при­роде и окружающей среде [Стукаленко и др. 2015]. Экологическая культура представляется как система знаний, умений и ценностных ориентаций в области окружающей среды и активной деятельности, направленной на ее сохранение и улучшение. Соответственно, ее образует синтез знаний, ценностей и форм дея­тельности. Но помимо экообразования необходима серьезная перестройка со­временной капиталистической системы, которая безмерно перерабатывает ре­сурсы для создания огромной гаджетосферы и поддержания ее безумного и бес­смысленного перманентного построения-изменения-построения ради извлече­ния сверхприбылей. Только при достаточной информированности о состоянии окружающей среды вместе с воспитательным воздействием система знаний спо­собна перерасти в систему убеждений, которые, в свою очередь, сформируют соответствующий образ жизни.

Современному человеку, голосующему за какую-то резолюцию и принимаю­щему экологические решения, необходимо делать это не только от своего имени, но и от имени своих детей, пусть даже еще не родившихся. Возникает необходи­мость действовать так, чтобы последствия деятельности были совместимы с под­держанием достаточных условий жизни на планете, удовлетворять свои потреб­ности, не лишая аналогичных возможностей своих детей и внуков. Здесь имеется в виду все многообразие наших деятельных микропроявлений, включая баналь­ное загрязнение окружающей среды бытовым мусором, поскольку малые дей­ствия при их большом количестве накладывают уже совсем не малый отпечаток на экологию. Как заметила Е. Н. Князева, следует жить так, чтобы последующие поколения имели условия существования не хуже тех, которые имели мы при вступлении в жизнь [Князева 2015]. И находиться в рамках экологической куль­туры необходимо не каким-то отдельным активистам-экологам, а каждому члену общества; только всеобъемлющий активизм такого рода способен привести к не­уничтожению ресурсов планеты. Имеется в виду не сверхдеятельный активизм, который будет выдаваться на публику подобно классическому активизму. Речь идет о «молчаливом», встроенном в жизнь активизме. Для изменения мира необ­ходимо прежде всего произвести изменения в себе, своих культуре, поведении, образе жизни. Ведь природа — это не что-то отдаленное, отчужденное от нас. Природа — это мы!

Человечеству надлежит снова осознать себя частью природы, переосмыс­лить свои взаимоотношения с ней. Для этого требуется не руссоистский возврат к доцивилизованности, а прежде всего отказ от признания примитивными и недоразвитыми первобытных и традиционных обществ, сохранивших согласие с природой: они не неразвиты, а просто выбрали для себя иные приоритеты. Пре­имущественно европоцентричная идеология либо не замечает другие культуры, либо относится к ним свысока, изначально исходя из трактовки современного европейского развития как наивысшего. Для европоцентризма несвойственно рассматривать первобытные культуры как носителей уникального опыта. Для него они недоразвитые, а не альтернативные. Возможно, именно эти культуры показывают нам почтительное отношение к природе. Возможно, у них есть чему поучиться в активном поиске достижения коэволюции природы и человечества. Да и в принципе век безудержного технологического развития требует снова обратиться к традиционализму в широком смысле слова. Традиционные непро- грессистские ценности различных культур обретают сегодня новое звучание, дают возможность отрефлексировать происходящее, поставить вопросы типа «Ради какой сверхцели и сверхценности происходит умножение комфорта и рисков?», «Куда идет человечество?», «Какие могут быть альтернативы у по­требительской техно-цивилизации и как их реализовать?». Обращение к давно забытому старому позволяет не только задаться вопросами, но и найти на них достойные ответы.

Пока же у нас нет оснований ждать милости от природы, учитывая то, что мы с ней делаем. Утратив связь с природой и предпочтя обособленность от нее вме­сто гармонии с ней, человек, биологически оставаясь природным существом, на деятельностном уровне превратился в существо антиприродное. Сделав природу жертвой, он сам превратился в жертву природы; такая трансформация напомина­ет некий незримый закон высшей справедливости. «Экологические проблемы предвещают не просто завершение парадигмы глобального роста, обусловленной потребностями ведущих экономик, но могут и вообще означать конец всякого роста» [Белло 2013: 165].

Экологическая безопасность не призвана обеспечиваться для какой-то одной страны и одного народа. Бессмысленно выстраивать эту безопасность в контексте национального эгоизма, так как она может быть лишь равной для всех акторов планетарной системы. Международная экологическая этика — это ограничение свободы действий для человечества в наступлении на природу. Несущая способ­ность экосистем должна стать ограничителем для человеческой экономической деятельности. С. Жижек справедливо замечает, что экологическая угроза самому существованию человечества придает новый смысл слову «мы», охватывающему все человечество, и предполагает, что угрожающая негативность природы — зер­кальное отображение негативного отношения к природе со стороны человечества (инаковость природы — негативное ядро бытия человека) [Жижек 2011].

Давление на природу преимущественно носит искусственный характер, пре­вращаясь в откровенную войну с ней. Эта война необходима вовсе не обществу. Она необходима алчному, стремящемуся только к прибыли капиталу, который актуализирует потребительские ценности и «воспитывает» общество в парадигме «купил гаджет — недолго попользовался им (до момента не его слома, а его выхо­да из моды) — выбросил его — купил новый».

Как заметил М.Б. Пиотровский, помимо прав человека актуализируется зна­чимость прав общества, семьи, культуры и природы [Куда идет… 2010]. Наконец, интересы и права природы приоритетны, так как они включают в себя интере­сы и права человека; ведь без природы невозможен ни человек, ни его интересы, ни его права.

В условиях актуализации новых экологических рисков государство призвано направлять свою деятельность как в сторону устранения последствий человече­ского давления на природу, так и в сторону превентивных мер, то есть к предвос­хищению опасностей и снижению вероятности их возникновения. Формирование экологического (противоположного потребительскому) сознания играет здесь существенную роль. Охранять природу требуется не только в интересах самой природы, но и в интересах человечества. Идеология потребительства (по сути, идеология вражды с природой) должна смениться идеологией коэволюции чело­века и природы, ибо их взаимозависимость — очевидный факт.

 

Литература

Бек У. Что такое глобализация? / под общ. ред. А. Филиппова. М. : Прогресс­Традиция, 2001.

Белло У. Интервенция как часть внешней политики США // Закат империи США: Кризисы и конфликты. М. : МАКС Пресс, 2013.

Бердяев Н. Смысл творчества (Опыт оправдания человека). М., 1916.

Бехман Г. Современное общество как общество риска // Вопросы философии. 2007. № 1. С. 26-46.

Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М. : Логос, 2004.

Глобалистика. Персоналии, организации, труды. Энциклопедический справоч­ник / под ред. И. В. Ильина, И. И. Мазура, А. Н. Чумакова. 2-е изд., стер. М. : Кнорус, 2016.

Жижек С. Размышления в красном цвете. М. : Европа, 2011.

Жутиков М. А. Научная картина мира как фактор его разрушения (взгляд на науку с точки зрения угнетенной природы) // Вопросы философии. 2010. № 10. С.   144-153.

Зиновьев А. А. Глобальный человейник. М. : Эксмо, 2003.

Ильин А. Н. Влияние культуры потребления на экологию // Век глобализации. 2013. № 2. С. 113-130.

Ильин А. Н. Культура общества массового потребления: критическое осмысле­ние. Омск : Изд-во ОмГПУ, 2014.

Ильин А. Н. Добро пожаловать в пустыню одноразового многообразия: критиче­ский анализ консьюмеризма // Ученые записки Комсомольского-на-Амуре государ­ственного технического университета. Науки о человеке, обществе и культуре. 2015. № III — 2(23). С. 50-54.

Кара-Мурза С. Г. Матрица «Россия». М. : Эксмо, Алгоритм, 2010.

Кара-Мурза С. Г. Угрозы России. Точка невозврата. М. : Эксмо, Алгоритм, 2012.

Князева Е. Н. Понятие “Umwelt” Якоба фон Икскюля и его значимость для со­временной эпистемологии // Вопросы философии. 2015. № 5. С. 30-44.

Ковальчук М. В., Нарайкин О. С., Яцишина Е. Б. Конвергенция наук и техноло­гий — новый этап научно-технического развития // Вопросы философии. 2013. № 3. С. 3-11.

Конвергенция биологических, информационных, нано- и когнитивных техноло­гий: вызов философии (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 2012. № 12. С. 3-23.

Куда идет российская культура? (материалы «круглого стола») // Вопросы фило­софии. 2010. № 9. С. 3-59.

Кутырев В. А. Время Mortido // Вопросы философии. 2011. № 7. С. 18-29.

Лю Ф. Размышления о глобальном экологическом кризисе с точки зрения конфу­цианства и экологии // Век глобализации. 2013. № 2. С. 38-47.

Марквард О. Эпоха чуждости миру? [Электронный ресурс] : Отечественные за­писки. 2003. № 6. URL: http://magazines.russ.rU/oz/2003/6/2004_1_27-pr.html (дата об­ращения: 25.04.2015).

Маркузе Г. Критическая теория общества: Избранные работы по философии и со­циальной критике. М. : ACT, Астрель, 2011.

Салин Ю. С. Гносеологический релятивизм категории времени // Вопросы фило­софии. 2010. № 3. С. 66-79.

Сартаева Р. С., Нысанбаев А. Н., Сагикызы А. Экология человека в структуре со­временного научного познания [Электронный ресурс] : Вопросы философии. 2015. № 4. URL: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1150&Itemid= (дата обращения: 12.10.2015).

Стукаленко Н. М., Лигай М. А., Ермекова Ж. А. Развитие экологической культу­ры как фактор культивирования нового сознания личности [Электронный ресурс] : Актуальные проблемы исследования массового сознания: Материалы 2-й Междуна­родной научно-практической конференции / oтв. ред. В. В. Константинов. М. : Перо, 2015. С. 673-682. URL: http://dep_op.pnzgu.ru/files/dep_op.pnzgu.ru/docs/sbornik_materialov_aktualnye_problemy_issledovaniya_massovogo_soznaniya.pdf (дата обращения: 21.10.2015).

Фрайер Х. К философии техники // Вопросы философии. 2011. № 3. С. 73-79.

Чумаков А. Н. Глобалистика в системе современного научного знания // Вопросы философии. 2012. № 7. С. 3-16.

Яницкий О. Н. «Турбулентные времена» как проблема общества риска // Обще­ственные науки и современность. 2011. № 6. С. 155-164.

Яхнин Е. Д. Дарвиновская триада и эволюция // Вопросы философии. 2009. № 10. С. 105-115.

Beck U. From Industrual Society to the Risk Society // Theory, Culture and Society. 1992. February. Vol. 9. No. 1. Pp. 97-123.

 

Ильин А.Н. Кризис экологии и экологического сознания в обществе потребления // Век глобализации №1-2, 2016. С. 147-160.